Читать книгу "Американская разведка против Гитлера - Николай Платошкин"

Фитин предложил ставить друг друга в известность о планирующихся диверсиях и актах саботажа против германских предприятий. Беседу едва не омрачил невинный вопрос Фитина, есть ли у Донована в Москве еще какие-нибудь дела. Тот понял, что Фитин намекает на что-нибудь, связанное с тайными заданиями, и ответил с ледяным возмущением.

Посол США в Москве Гарриман (он, будучи доверенным лицом Рузвельта, тоже присутствовал на беседе) отнесся к идее сотрудничества разведслужб СССР и США с таким же воодушевлением, как и Фитин. Он не без наивности сообщал в Белый дом: «Два с половиной года мы безуспешно пытались проникнуть к источникам советской информации и создать основу для взаимного доверия и обмена. Сейчас впервые мы проникли в одно из разведывательных учреждений Советского правительства, и если дело пойдет и дальше, то уверен, что это откроет путь к более тесным контактам и с другими учреждениями»[193].

«Дикий Билл» все же во всем чувствовал в Москве подвох и горел желанием поставить русских на место. Гарриман предложил ему лететь в Каир на четырехмоторном американском самолете, который находился в Москве для нужд посла США. Но Молотов отказал в этом, предложив советский двухмоторный самолет. Мол, американский предназначен только для Гарримана. Донован уперся и решил преподать русским урок. Он гордо сказал Гарриману: «Аверелл, оставь это мне, и я покажу тебе, как надо вести дела с русскими»[194].

Вместе с переводчиком и пилотом гарримановского самолета Донован явился на аэродром в одиннадцать часов ночи и потребовал у перепуганного неожиданным визитом часового вызвать начальство. Дежурному офицеру Донован объяснил, что ему срочно надо на аэродром, чтобы посмотреть прогноз погоды по маршруту его предполагаемого полета. Советский капитан удивился странному требованию, но пропустил Донована и его спутников на аэродром. Прогноз Донована напугал (он очень боялся «коварных русских ветров» и мороза), и американцы вернулись в посольство. «Дикий Билл» гордился своим натиском и провозгласил: «Вы, ребята из госдепартамента, недостаточно крутые. Вы не знаете, как работать со славянами. Вот видите, каких результатов можно добиться прямыми действиями»[195].

Что за результаты имел в виду Донован, остается загадкой. «Дикий Билл» упирался целых 11 дней, но как миленький полетел на советском самолете. В Москве он к тому же простудился.

Пока Донован находился в Италии, о его московском визите пронюхал вездесущий Гувер. 10 февраля 1944 года он направил помощнику президента Гопкинсу меморандум: «Я только что узнал из конфиденциального, но надежного источника, что достигнуто соглашение об обмене миссиями связи между УСС и Советской Секретной Полицией (НКВД)… Я хочу незамедлительно привлечь Ваше внимание к этой ситуации, так как я думаю, что это очень опасная и крайне нежелательная затея создать в Соединенных Штатах подразделение русской секретной службы, которая, как она сама признает, имеет своей задачей проникновение в официальные секреты различных правительственных служб»[196].

Донован как мог пытался спасти сотрудничество с советской разведкой. 22 февраля 1944 года «Дикий Билл» направил подчеркнуто антигуверовский меморандум президенту: «…Я узнал, что есть мнение о том, что такое предложение откроет здесь двери ОГПУ. Но мне не надо напоминать Вам, что ОГПУ появилось здесь вместе с “Амторгом” и оно уже здесь под прикрытием посольства. Все, чего мы хотим — так это заниматься военными вопросами, связанными с разведкой против врага, с которым мы боремся. Если мы откажемся от такой возможности, то это станет большой помехой на пути наших военных усилий. Это особенно верно, если учесть, что они готовы предоставить нам доступ к сведениям по этим вопросам, и это первая такая открытость со стороны русских в отношении системы их разведки. Вся наша беседа (с Фитиным. — Примечание автора) строилась на основе взаимности с упором на то, что мы можем сделать совместно в проникновении в Германию и на оккупипрованные немцами территории, включая предложение распространить такое сотрудничество и на Японию, когда представится возможность»[197].

25 февраля 1944 года Донована напомнил президенту, что английская разведка уже два года поддерживает тесную связь с советскими коллегами (в Лондоне находятся три советских офицера, причем британцы снабдили их рацией для прямой оперативной связи с Москвой). Причем англичане рекомендовали американцам сделать то же самое.

Несмотря на весь бред гуверовского доноса (какая разведка не имеет задач по «проникновению»?) и на вполне понятную логику Донована, Рузвельт испугался. Он готовился выдвинуть свою кандидатуру на четвертый срок и боялся, что Гувер по своему обыкновению обеспечит реакционные СМИ нежелательным компроматом и откровенными домыслами. 16 марта 1944 года Рузвельт отправил телеграмму Гарриману, в которой уведомил, что достигнутое Донованом в Москве соглашение откладывается. Гарриман был в шоке и выразил президенту протест, но 30 марта Рузвельт подтвердил свое указание.

«Дикий Билл» был взбешен, так как считал, что США добровольно лишили себя источников информации в Москве. В НКВД, видимо, поняли, что Донована подставили, и подтвердили готовность сотрудничать с УСС и без официальных миссий связи.

Например, УСС и НКВД взаимодействовали в Болгарии, стараясь вывести эту страну из орбиты влияния Гитлера. В марте 1944 года Фитин и Донован обменялись разведданными о ситуации в Болгарии. Тронутый дружелюбием «славян», Донован написал Дину в Москву: «Передай мою любезную благодарность нашим русским друзьям за ту быстроту, с которой они откликнулись на мою просьбу»[198].

Но в целом к началу 1945 года и военная разведка США и УСС знали о Красной армии гораздо меньше, чем о вермахте. В разведсводках о советской военной мощи по-прежнему фигурировали далекие от реальности цифры.

Пока УСС и НКГБ пытались наладить сотруднчиетсво, ФБР по указанию Гувера с 1943 года установило жесткое и практически открытое (то есть устрашающее) наружное наблюдение практически за всеми сотрудниками советских дипломатических учреждений в США. Резидентом советской разведки в США в 1941–1944 годах был Василий Зарубин. Перед отъездом в США его лично принял Сталин и поставил следующие задачи:

— отслеживать любые попытки англо-американцев заключить с Германией сепаратный мир;