Читать книгу "Индия. На плечах Великого Хималая - Дмитрий Григорьев"

Над этой крупнейшей гомпой, которую смело можно отнести к бизнес-монастырям, на расстоянии трех часов пути по тропе мимо белоснежных ступ и стен, выложенных камнями с надписями «Ом мани падме хум», находится совсем небольшая Готсанг гомпа. Два года тому назад мы с друзьями впервые посетили этот монастырь. После нелегкого подъема я не заметил, что дверь, как, впрочем, и потолок, в пещерном храме слишком низкие и сильно ушиб голову о каменную притолоку. Монах, увидев, как я хватаюсь за голову руками и морщусь от боли, выразил сочувствие, а затем подвел к своду храма и попросил упереться руками в потолок и надавить на него.

Я подумал поначалу, что это такой странный способ избавиться от боли, и принялся усердно давить на потолок. Боль от ушиба немного утихла. Через некоторое время монах рассмеялся и сказал: «Достаточно. Не подходишь». Я посмотрел в его улыбающееся круглое лицо и понял, что дальше последует разъяснение.

«Вот основатель нашего монастыря, Гьявла Готсанг, — он уже обращался ко мне и моим спутникам, — входя в пещеру, тоже ушиб голову. Тогда потолок был еще ниже. Но ему, в отличие от тебя, удалось вот так же упереться и поднять своды по крайней мере на десять сантиметров. Так что тебе еще надо работать и работать над собой». Затем он показал нам след руки, оставленной в камне легендарным святым, поднявшим скалу. Этот след находился в глубине пещеры, в одном месте которой на смолянистом своде были налеплены монеты разных стран. Мы также прилепили пару российских.

В Готсанг гомпе принято останавливаться надолго. Здесь идеальное место для медитаций, и некоторые продвинутые буддисты из Европы живут здесь месяцами.

Там, где мертвые люди

На карте Леха есть кладбища — христианское и мусульманское, — они рядом с автостанцией, поэтому я предположил, что и буддийское кладбище там же. Правда, были у меня некоторые сомнения. Die-то я читал, что в Лехе буддистов, как и индуистов, кремируют и прах пускают по воде. Кладбища может вовсе не быть. Или поле ступ за монастырем Шей и есть кладбище?

В индуизме принята кремация. Место сожжения называется шмашан и находится, как правило, у воды. Делают пирамиду из дров, на которую укладывают тело умершего, обкладывают его дровами. Затем подносят усопшему и богам рис, затем поджигают. Это обычно делает старший сын. На третий день из кострища выбирают останки и с соответствующими ритуалами опускают их в реку.

В Тибете, как я понимаю, человека либо кремируют, если есть дрова, либо тело предают небу, то есть специальный человек, он может быть и йогином-тантристом, расчленяет тело специальными инструментами и отдает на съедение грифам. Таким образом плоть мертвеца кормит другие формы жизни. Но до этого существует долгая процедура «отпевания»: проведения умершего через миры бардо.

Наш поход сопровождали разные знаки: бараньи головы на прилавках торговцев мясом смотрели пустыми глазами, отгоняя злых духов, люди на спуске к автостанции почтительно расступалась, пропуская тех, кто ищет мертвых людей.

Собственно, дабы не подниматься на холм, к жутковатому храму-чортену, одиноко возвышающемуся над автостанцией, мы попробовали опросить местное население.

Зачинщик похода, стеснительный Носов, молчал. Тогда Тоня на хорошем английском спросила, где находится кладбище. Сначала у одного человека в приличном европейском костюме. Тот от испуга шарахнулся в сторону и припустил от нас быстрым шагом.

Затем у второго. Тот не понял. Тоня повторила вопрос. Он вопросительно посмотрел на меня. Я же со своим «великолепным» знанием английского (в разговорниках на тибетском и хинди такой темы нет) спросил как умел:

— Where is dead people?

Человек сразу оживился и объяснил нам, что умирать еще рано, к тому же совсем недалеко есть хороший медицинский центр.

В итоге мы поднялись на холм, откуда открывался вид на весь Лех. Вокруг храма трепетали тысячи флажков, некоторые из них уже утратили цвет и текст и были изодраны временем.

А внизу холма с одной стороны находились кресты христианского кладбища, за забором — мусульманские могилы, с другой же непонятные множественные холмики. От пространства просто веяло потусторонней и опасной силой. Самое место для ритуала чод. Духи словно ждали того, кто придет им скармливать себя, отсекая привязанности. Но мы ушли вниз, увы, вместе со своими привязанностями.

Видимо, поход так странно на меня подействовал, что я весь день забывал разные вещи. За час до ужина, оставив жену приводить себя в порядок, я отправился в холл гостиницы с блокнотом, тоже приводить в порядок, но не себя, а немногочисленные записи, сделанные за путешествие. Иногда мы совершали эту процедуру вместе с Сергеем Носовым, я делал маленькие почеркушечки в маленьком блокнотике, а он — большие в тетради в клетку, той самой, формата А4. Наверху кто-то постоянно стучал, но это не мешало мне работать. Пришло время ужина, в холле собрались все, кроме Тони.

Она появилась через пятнадцать минут, и весьма сердитая. Оказалось, что, выходя из комнаты, я ее запер, а ключ оставил в дверях. Она стучала в дверь, пыталась звать из окна, но дети, игравшие внизу, ничего не поняли. Наконец один из постояльцев, молодой индиец, догадался ее выпустить. Он подумал, что я запер ее специально и, будучи джентльменом, спросил, нет ли у нее телесных повреждений и не надо ли разобраться со мной. Весь вечер я вскакивал на каждый стук, пытаясь сообразить, кого я запер на это раз.

Учиться, учиться и учиться!

В следующие дни мы продолжили странное паломничество по монастырям. Сначала — Спитук гомпа, монастырь, находящийся всего в 8 кило метрах от Леха и основанный в XI веке. Название Спитук — «достойный примера» дал ему Ринчен Санпо. Оказавшись здесь, знаменитый переводчик отметил крайне благочестивый образ жизни монахов.

В монастыре сложная планировка, он многоуровневый, и в нем есть как очень древние храмы, так и построенные совсем недавно. Когда мы прибыли, монахи заканчивали изготовление песчаной мандалы, удивительно красивого цветного сооружения из песка, которое через несколько дней верховный лама должен был смахнуть кисточкой в ведро, а затем отдать песок реке.

Молодой монах, который повел нас по монастырю, указал на портрет красивого пожилого человека.

Это Бакула Ринпоче, он был настоятелем монастыря Спитук до своей смерти в 2003 году. Он был тулку, то есть ламой-перерожденцем, воплощением бодхисаттвы Бакулы.

Как я уже говорил, бодхисаттва — это тот, кто, достигнув состояния будды, остается в круге смертей и рождений, дабы помочь другим достичь просветления. Путешествуя из жизни в жизнь, он сам выбирает место, время и семью, в которой должен родиться. А когда рождается, становится тулку, воплощением. Многие высокие ламы являются ламами-перерожденцами. Когда такой лама уходит из жизни, начинаются поиски его нового воплощения. Они могут длиться не один год. В механизм поиска входят гадальные практики, сновидения просветленных лам, процедуры узнавания мальчиком предметов, принадлежащих прошлому воплощению, среди множества других (считается, что до трех лет мальчик помнит эпизоды из своей прошлой жизни) и признания его другими высокими ламами.