Читать книгу "Нормандский гость - Владимир Москалев"

– Нет, герцог, с его женой, – не моргнув глазом, ответил Роберт. – С нею мы почти одногодки, а ваш сын на десять лет старше меня. Надеюсь, он не станет ревновать?

– Ого, – рассмеялся Ричард, – да ты уже рассуждаешь как настоящий мужчина, хотя тебе всего пятнадцать.

– Отец воспитал меня и был прав. Лучше смолоду стать зрелым, нежели в зрелости гоняться за бабочками и лепить снежных человечков.

Гуго с гордостью поглядел на сына.

– А знаете ли вы, герцог, что я обязан жизнью Можеру? – продолжал Роберт и, увидев, как у Ричарда округлились глаза, с увлечением стал рассказывать нормандскому герцогу историю на заливе, которую закончил, когда они уже были во дворце.

Глава 23. Родственники из Нормандии

Ближе к ночи во дворец приехал во главе целого эскорта грозных норманнов молодой герцог Ричард с супругой Юдит Бретонской – голубоглазой блондинкой с чуть вздернутым носом, бледными щеками и бесчувственными губами, не знающими улыбки. Ее муж, напротив, отличался живостью: светло-карие глаза излучали тепло, на щеках алел румянец, а с губ не сходила приветливая улыбка. Едва прибыв, оба тотчас сняли дорожные одежды и надели праздничные: Ричард – легкий светло-лиловый плащ из шелка поверх голубой рубашки до бедер и с рубиновой застежкой на груди; Юдит – разноцветное шелковое платье с длинными и узкими рукавами, закрывающее тело до пальцев ног и отделанное богатой обшивкой. Талию охватывал синий пояс, голову украшал венец из живых цветов.

После обмена приветствиями и легкого ужина из вина с оливками Вия решила поболтать с Юдит. Еще раньше она обратила внимание на неоднократные попытки Роберта, заговорив с женою, развеселить ее, но увидела, что у того ничего не выходит. И сразу же догадалась в чем дело, когда поймала на себе несколько раз любопытные взгляды юной супруги Ричарда. Той нужна была подружка, в обществе мужчин она чувствовала себя скованной, еще не привыкнув к роли жены и оставаясь, в сущности, ребенком. Вия спросила Юдит, откуда та родом, с интересом послушала о Бретани, которая не подчиняется никому, и тут же стала рассказывать о себе, а потом, взяв на вооружение Плутарха, Светония и Страбона, ввела собеседницу в удивительный мир Античности и ее героев с их любовными похождениями и подвигами. Беседуя таким образом, она вспоминала о Людовике: как часто они вдвоем читали об этом, а потом делились впечатлениями! Юдит слушала Вию, раскрыв рот и широко распахнув голубые глаза, сиявшие живейшим интересом и восторгом. Изредка она перебивала рассказчицу, вставляя какие-нибудь замечания или задавая вопросы в тему, но в целом оказалась незаурядной слушательницей: то тяжело вздыхала, то в ужасе обхватывала руками голову, то счастливо улыбалась, как того требовалось по ходу рассказа. В конце концов случилось нечто, что заставило ее мужа удивленно вскинуть брови, а присутствующих дружно повернуть головы: собеседницы безудержно хохотали, промокая платками глаза и не обращая внимания на окружающих.

– Юдит! – прикрикнул на жену Ричард.

Она озорно поглядела в его сторону, перевела взгляд на Вию и прыснула со смеху. Потом сказала что-то новой подружке, и обе захихикали. Наконец, поняв, что общее внимание чересчур уж поглощено ими обеими, они встали, нашли укромный уголок и продолжали там делиться какими-то своими женскими тайнами, то вновь хохоча, то замолкая в тех местах, где требовалось уже нахмурить брови.

Ричард, поглядев в ту сторону, покачал головой.

– Что, весело при франкском дворе? – спросил его Можер. – То-то же, а ты не хотел брать с собой Юдит.

– Я просто не узнаю ее, – развел руками старший брат. – Она никогда столько не смеялась. Я забыл, как она улыбается!

– Франки такие, с ними не соскучишься, – налил ему вина в опустевший бокал Можер, – вежливы, стоят на молитвах, чтут память всех святых и неукоснительно соблюдают дворцовый этикет; бывают грустны, а то и важны, случается – плачут, но чаще хохочут.

– Кто эта девушка, что так развеселила Юдит? Похоже, не из знати. Впрочем, поскольку она среди нас…

– Эта девица настоящее сокровище, брат, – не без гордости заявил Можер, – умеет гадать, собирает травы и может изготовлять снадобья. Мало того, образованна, читает, пишет, знает античность, историю римлян. Кроме того, слагает стихи, хорошо поет, играет на ротте и… гадать, конечно, можно по-разному, но ты не поверишь: может сказать любому, когда и какой смертью он умрет. Она была при Людовике, и он очень дорожил ею, ну а теперь…

– …осталась без хозяина? – подхватил Ричард. И тут же загорелся: – Отдай мне эту гадалку, брат! Я увезу ее с собой! Она будет жить как королева! Ведь погляди, что сделалось с Юдит! Я не узнаю собственной жены! Как бы мне хотелось, чтобы она всегда оставалась такой, как рад я видеть улыбку на ее лице, слышать смех!.. Отдай, брат, богом молю!

– Что значит «отдай»? Разве это вещь? Рабыня, которую можно подарить, купить?.. Да и с чего ты взял, что она моя? А-а, верно, кто-то уже успел нашептать.

– Пусть так, но зачем тебе?.. Ведь есть другая…

– Норманны никогда не были болтунами! – побагровел Можер. – Кто тебе сказал? Но если укажешь на отца!..

– Это был поваренок, что принес вино. Узнав, что мы братья, он тут же сообщил, что королева-мать…

Можер с силой обрушил кулак на стол. Вмиг наступило молчание. Все с недоумением уставились на братьев: Гуго, Ричард, Роберт, графы, фрейлины и даже Вия с Юдит из своего угла. Но Можер не обратил на это никакого внимания.

– Скажешь еще дурное слово в адрес королевы-матери, и мы скрестим с тобой мечи! – вскричал он, вставая. – Прямо здесь же, в этом зале!

Ричард нахмурился. И дернуло же его заговорить об этом… Но кто мог знать?.. Можер, конечно, всегда отличался вспыльчивостью, но старший брат никогда не замечал за младшим такого взрыва негодования, вызванного упоминанием о женщине, которая, по-видимому, была ему дорога. Ведь он норманн, они грубы и бесцеремонны, им незнакомо такое понятие, как женская честь. Но тут!.. Не напрасно говорили: хочешь научиться любить и уважать женщину – поживи у франков.

Все это за какое-то мгновение пронеслось в голове у Ричарда, и он примирительно сказал:

– Не сердись, брат, я не знал здешних обычаев, потому как не бывал при франкском дворе.

Можер сел, и волнение за столом тотчас улеглось. Гнев нормандца утих. И все же он промолвил назидательно:

– Знай на будущее: никто не смеет отозваться дурно о женщине в моем присутствии. Услышу – тотчас задушу любого, будь то хоть сам папа римский!

– Сколь, оказывается, здесь утонченные нравы, – заметил Ричард. – Но я рад, Можер, что ты этому научился. Из грубого варвара ты превратился в благородного человека с возвышенными чувствами. Это мне хороший урок, и я уже кое-что понял, – он посмотрел в уголок на юных собеседниц. – Может быть, поэтому жена и не улыбчива всегда?

– Женщине надо дарить любовь, – молвил Можер, – но и силу тоже, брат, когда это бывает необходимо. Она потому и слаба, что ищет эту силу у нас и, когда находит, платит за это своей любовью, которую никогда не стоит отвергать, дабы не прослыть в ее глазах бесчувственным истуканом.