Читать книгу "Лили и море - Катрин Пулэн"

— Да, — отвечаю я.

— Ты скоро уйдешь рыбачить?

— Я не знаю. Джейсон все еще ожидает клетки.

— Я приеду за тобой завтра в семь часов.

Он отправляется в отель категории «бед-энд-брекфест». Неожиданно со скрежетом притормаживает грузовик. Я замечаю его, когда рассеивается облако пыли. Во второй половине дня почти тепло. Парень движется вдоль набережной, выдвинув вперед покатые плечи и небольшое пузо. Он останавливается рядом со мной.

— Могу я присесть? — спрашивает он тихо, показывая на скамью.

Он выкатил свои круглые глаза, его маленький мягкий рот расплылся в улыбке, жесткие и мокрые пряди волос висят вдоль лица поблекшего ребенка.

— Да, — отвечаю я.

Мужчина садится рядом со мной. Молча смотрим на рейд. Флот сейнеров почти полностью готов к отправке. Лососи ждут нас. Ловля закрылась на три дня.

— Возьми это, — говорит он тихим голосом, протягивая мне помятые листки.

Маленький человек стремительно поднялся и удалился. Я развернула три помятых листка. Я встаю, чтобы догнать его, но он уже исчез за углом бюро такси.

Утром Джон оставил меня с лопатой и горой гравия, рассказал, что надо делать. Моя задача — выровнять все, около ста метров. Когда он вернулся вечером, траншея была на уровне, можно было прокладывать трубопровод. Мои глаза закрывались от усталости. От него сильно несло виски. Он протянул мне двадцать долларов, шумно рыгнул и попросил меня быть на следующий день в семь часов на судоверфи «Тагура».

Корабль по-прежнему находился в сухом доке, с тех пор как в прошлом месяце Джон наткнулся на скалу. Я полагаю, что тогда он крепко выпил. Я поливаю корпус совсем маленькой деревянной шхуны водой, чтобы предотвратить усушку или усадку обшивки. Необходимо конопатить швы, чтобы они не разошлись, и я это проделываю много раз в день. Я соскабливаю, шлифую, снова покрываю лаком и крашу. «Морган» — прекрасный корабль, просто чудо. Двадцать шесть футов, острый киль, который предназначен для того, чтобы плавать в глубоких водах, корпус скруглен, как животик маленькой девочки, — чтобы держаться на бурном море, если обтреплется до форштевня.

— Такого морского корабля у меня никогда не было. Он был построен в год перелета Линдберга через Атлантику, в 1927-м, ты знаешь об этом? И он совсем как новый… — с гордостью рассказывает мне Джон.

Я чищу скребницей подводную часть судна, как чистили бы взрослую лошадь. Я возвращаюсь выпить кофе в каюту из промасленного дерева и устраиваюсь в лоцманском кресле. Я кладу руки на древнее колесо того самого года, года легендарного полета Линдберга, за мной гудит маленькая чугунная печь, мои глаза замечают на столе развернутые карты в коричневых пятнах, скорее всего от кофе. Я снова возвращаюсь к работе.

Иногда я слышу гудок парома. Я бегу посмотреть, что там проходит. Вечер я заканчиваю на «Моргане». Однажды я захотела догнать проходившее судно. Оказалось, что уже слишком поздно. Мне не удалось соскользнуть вниз по лестнице… Я побежала на берег, но корабль уже преодолевал навигационные буи. Я увидела, как он исчез из виду. Я долго махала ему рукой, но только море приветствовало меня. Корабль «Тустумена» отправился в путь и все больше удалялся от меня. Я возвратилась. Стоящие на обочине дороги старые грузовики отбрасывали золотые тени в мягком свете десятичасового солнца.

Как-то утром, когда я сидела наверху мачты, в старой куртке, испачканной краской, которую мне дал Джейсон, я опустила глаза и увидела его — он там, мой великий мореплаватель, он пришел за мной, чтобы увезти в Гонолулу. Он приехал на пароме утром. И Джон мне разрешил идти.

— Давай, малыш, возьми несколько дней… «Пегги» нам сообщил о дожде, тебе больше не потребуется поливать корабль, в любом случае ты не смогла бы его красить в такую погоду.

Мы удаляемся от маленькой судоверфи «Тагура» по гравийной дороге, между склоном кипрея и цветов рубуса, проходим мимо кучи покрытых ржавчиной ящиков, разорванных сеток, остова грузовика, полуразрушенного корабля, заросшего ежевикой. Прекрасная погода, еще очень свежо, в воздухе доминирует сильный запах тины и земли, едва чувствуется запах плесени и ржавчины. Великий мореплаватель красный, я пританцовываю рядом с ним, глаза хищника на моих голых плечах. Он берет меня за руку, останавливается.

Мост бухты Собак, большие бетонные арки выше того пустыря, где мы однажды были в багровой траве и под лазурным небом. Приходим в город и останавливаемся в первом попавшемся баре. Мы пьем пиво и тут же он уходит вырвать в сортир. Он возвращается. Он его снова пробует, но пиво не идет.

— Пойдем, теперь нужно снять комнату.

Мы берем канадского виски и водки в ликеро-водочном магазинчике, покупаем сигареты, сок и мороженое в супермаркете. Мы возвращаемся в «Шеликов», потому что это лучший мотель из имеющихся. Женщины на ресепшене меня пугают уже меньше. В комнате солнце отсвечивает на покрывале. Теперь я хочу есть. Тогда он меня кормит мороженым, а затем поит меня, лежа на мне, его бедра зажали в тиски мою талию. Как птичка-наседка, он кормит меня из ложечки. Мороженое выскальзывает из ложки, когда он наклоняется к моим губам, мороженое капает на мою шею.

— Брр, оно холодное, — говорю я.

Он его ловит языком, сжигая ледяное мороженое теплым дыханием, и это здорово. Я уже вся перепачкана мороженым, и простыни становятся липкими. Он открывает бутылку зубами и выпивает полный стакан, затем целует меня, водка течет между моими губами. Я смеюсь и задыхаюсь.

— Ты — моя, — говорит он.

Мы спим. Часто и совсем недолго. Когда он просыпается, он снова включает телевизор. Затем в его руке появляется сигарета. Он берет бутылку и наливает себе полный стакан. Я зажмуриваю глаза, делая вид, что сплю. Я слышу длинный вздох, когда он пьет. Это значит, что он собирается овладеть мной. Его большое тело отдыхает на моих бедрах, без движения, как на корабле, одном из тех мифических титанов, стоящих в доках. Но я не люблю телевидение. Оно во мне вызывает желание скрыться, как если бы оно поймало меня в ловушку, бежать вдоль набережной до тех пор, пока не задохнешься. Когда я осмеливаюсь, прошу его остановиться.

— Ты понимаешь, все эти люди, эти голоса, кажется, что они с нами в комнате, а я хочу быть только с тобой.

И тогда он его выключает. Потом снова включает. Он не может от него отказаться. Я смотрю в окно. Я думаю о ветре, о кораблях в порту, о птицах, о цветах неба. Я чувствую свое непокорное тело, которое хотело бы побежать. Я немного скучаю, это тоже хорошо. Он приходит и садится напротив меня и вновь дает мне еду. Он купил очень красивые нектарины, которые привезли из Калифорнии, хлеба, цыпленка. Он протягивает мне кусочек цыпленка:

— Этот цыпленок такой нежный, что можно съесть даже кости. Кроме того, он не дорогой…

Сок нектаринов течет по моему подбородку, по моей шее, по моему бледному торсу, по ребрам. Как хорошая мама-кошка он лижет мою кожу и чистит меня. Его шероховатый язык касается моей груди, затрагивая соски. Он меня щекочет. Я смеюсь.