Читать книгу "Война за империю - Евгений Белаш"

Теперь же все изменилось. Как в прежние времена, бомбардировщики шли сплошным 'боксом', под лучами утреннего солнца, подобно гоплитам греческой фаланги, ощетинившись копьями пулеметных стволов. Только теперь на каждый тяжелый самолет приходилось по нескольку истребителей прикрытия, роившихся, как легкая пехота, скорая на подъем и смертельно опасная в бою.

Воздушный Фронт больше не стремился просочиться в бреши английской противовоздушной обороны, не играл в обманные финты, чтобы заставить открыться с одного бока и ударить кинжалом в другой. И от этого становилось как-то легче даже самому закоренелому пессимисту. Бог знает, почему, ведь КВВС не стали слабее, и битва обещала быть ужасающей. Может все от того, что видеть при свете дня собратьев, стоящих бок-о-бок с тобой — спокойнее, чем знать об их присутствии где-то в ночной тьме. Но скорее всего дело было в истребителях, готовых принять удар перехватчиков, щаслонить надежным щитом тяжелые многомоторные машины.

На этот раз и груз отличался от привычного. Теперь 'Грифон' тащил отнюдь не бомбы, а мишенью оказывались не английские города и заводы, но морская гладь. В бомбовом отсеке покоились пузатые, похожие на короткие толстые сигары мины 'LM' с корпусом из водостойкого пресс-штофа и бакелита, заряженные почти тонной взрывчатки каждая, реагирующие на магнитное поле и шум винтов. Тяжелый четырехмоторник поднимал всего две таких — больше не позволяли габариты груза, но мог унести их на предельную дальность.

До точки сброса оставалось всего ничего — меньше пяти минут полета. А британцы все еще не появлялись. Это было хорошо — значит, сработали меры прикрытия. Фронт полагался не только на грубую силу и численное превосходство. Еще до рассвета малые группы 'застрельщиков' начали 'пробивать' передовую линию британской ПВО, имитируя броски к побережью и ночные атаки аэродромов, рассеивая в воздухе тонны фольги для засветки радаров.

'Накликал…'

По радиосвязи рассыпался веер предупреждений, англичане все же успели организовать противодействие, истребители передового дозора уже вели бой. Чужие перехватчики показались прямо по курсу — пока более легкие аппараты отвлекали 'Таировых' и 'Люссеров', машины с пушечным вооружением шли в лобовую атаку. Нападающие старались в полной мере использовать преимущества 'чарджа' — самой первой, наиболее организованной атаки всеми наличными силами. Даже при свете солнца было видно, как с мелких черных мошек сорвались совсем крошечные точки бело-желтого пламени. Сорвались и помчались к бомбардировщикам-гоплитам веселыми солнечными зайчиками — перехватчики открыли огонь с максимальной дистанции.

Общая скорость сближения приближалась к тысяче километров. Еще два-три мгновения, и между двумя противостоящими армадами встанет стена огня, а крылатая смерть занесет косу, готовясь вписать много имен в свой список. Но все равно Карл был спокоен. Деревянная лошадка касалась ноги, а летчик точно знал — в этом бою с ним ничего не случится.

И началась битва.

* * *

— Весна… — мечтательно улыбнулся Ходсон.

— О, да, — согласился Рузвельт. — Пожалуй, лучшее время года.

Президент и вице-президент Соединенных Штатов отпили по глотку чая и одновременно отставили чашки. Открытая веранда дома Ходсона овевалась прохладным ветерком. По небу бежали маленькие аккуратные тучки, невдалеке слышался заливистый детский смех. В общем, идиллическая картина могла вдохновлять поэтов и художников.

Политики, сидящие за небольшим чайным столиком, так же производили сугубо мирное впечатление. Рузвельт на своей каталке, укрывший ноги традиционным пледом, больше всего походил на юриста средней руки, что давно ушел на покой, но все еще консультирует более молодых и менее опытных коллег. А Гарольд Ходсон — высокий, седоватый, с вечно взлохмаченной шевелюрой, смахивал на рассеянного профессора из истории для детей в картинках. Беседа двух выдающихся людей текла ровно и спокойно, как ручеек скользит по камням, без плеска и заторов.

Но пасторальная безмятежность была только иллюзией.

— К делу, Франклин, — коротко сказал Ходсон, вокруг его глаз разбегались доброжелательные морщинки, как у веселого улыбающегося дедушки, но сам взгляд колол, как ледяная игла.

— Извольте, — Рузвельт шевельнулся, устраиваясь удобнее.

— Вы занимаетесь открытым саботажем официальной политики Соединенных Штатов. Моей политики, — Ходсон запустил пробный шар, весьма энергично и без предварительных маневров. — Я мог смириться с тем, что вы ставили мне палки в колеса осторожно и в разумных пределах. Но сейчас, коллега, вы подошли к грани допустимого слишком близко. Поэтому смиренно прошу сделать пару шагов назад.

— Невозможно, Гарольд, — вице-президент намеренно снизил градус официальности показав, что рассматривает встречу в первую очередь, как неофициальную беседу равных. — Уже невозможно.

— Что же изменилось? — спросил президент, уже зная ответ, но желая выслушать его в авторском изложении.

— Коммунисты раскручивают маховик тотальной мобилизации. Они пренебрегли и текущим ущербом для экономики, и возможными последствиями. Это то, чего я опасался с самого начала и чего ожидал. Европейская война, наконец, перешла в стадию предельного ожесточения, когда никакое перемирие уже невозможно и одна из сторон должна исчезнуть. Мы оба знаем, что в новых условиях 'Бульдог' не сможет противостоять паровому катку Советского Союза и коммунистической Германии.

— До сих пор он делал это весьма успешно.

— До сих пор он дрался с теми, кто искренне верил, что проиграв континент, Британия надорвалась и ослабла. Теперь они больше не верят и готовы идти до конца, невзирая на общественное мнение и тяготы войны для своих народов. А, как известно, Бог всегда на стороне того, у кого крепче вера и больше батальонов. Теперь Британию не спасет даже внешняя помощь. Сталин и Шетцинг могут урезать уровень жизни своих подданных до предела под лозунгом 'все для победы'. Но есть граница лишений и самоотречения, которую Доминионы не перейдут.

— И, соответственно, кто-то большой и богатый должен придти на помощь бывшей метрополии, — усмехнулся Ходсон, без язвительности, скорее с затаенной печалью.

— Да! — вице-президент повысил голос самую малость, ровно настолько, чтобы собеседник услышал и оценил. Два искушенных политика не нуждались в ярких демонстрациях эмоций.

— Да, — уже спокойно повторил Рузвельт. — Америка слишком долго пребывала в самоизоляции. То, что было хорошо для минувшего века, уже не годится для нового времени. Европейские хищники сцепились в бою, а мы теряем время.

— Франклин, сколько раз уже обсуждался этот вопрос… — поморщился президент. — В нейтралитете залог нашей силы и будущего преуспевания. Какое нам дело до того, кто кого разобьет там, за океаном, если победитель все равно будет покупать наши товары? Пусть сражаются. Пусть воюют, пусть уничтожают друг другу города, заводы и целые регионы, тем больше им придется восстанавливать, и тем больше они станут нуждаться в нас. Это хорошо для всех. Разумеется, кроме вашего блока, который желает быстрых, рискованных прибылей.