Читать книгу "Машина времени. Рассказы - Герберт Уэллс"

Трое остановились и завертели головами, как будто озираясь. Они поворачивали лица то в одну, то в другую сторону, а Нуньес махал во всю мочь руками. Но сколько он ни махал, те как будто не видели его и лишь какое-то время спустя двинулись к горам, забирая правее, чем нужно, и что-то крикнули словно бы в ответ. Нуньес опять закричал, потом еще раз, вновь замахал руками – все так же безуспешно, и тут вторично слово «слепой» всплыло в его сознании. «Дурачье! Слепые они, что ли?» – подумал он.

Когда наконец, накричавшись и позлившись вдосталь, Нуньес пересек по мостику канал, отыскал в стене калитку и подошел к ним, он убедился, что они и в самом деле слепы. Он решил, что попал в Страну слепых, о которой рассказывает предание. Эта уверенность возникла у него вместе с предчувствием небывалого и завидного приключения. Трое стояли бок о бок, не глядя на него, и настороженно прислушивались к незнакомым шагам. Они жались друг к другу, словно боялись чего-то, и Нуньес увидел, что веки у них опущены и запали, как если бы глазные яблоки под ними ссохлись. Что-то сродное с благоговейным страхом проступило на их лицах.

– Человек, – сказал один на языке, в котором Нуньес едва узнал испанский. – Это человек – человек или дух, вышедший из скал.

А Нуньес подходил уверенным шагом юноши, вступающего в жизнь. Старые сказания о затерянной долине и Стране слепых всплывали в памяти, и в мысли вплеталась припевом старая пословица: «В Стране слепых и кривой – король».

Очень учтиво он поздоровался со слепцами. Он с ними говорил, а сам глядел в оба.

– Откуда он, брат Педро? – спросил один.

– Вышел из скал.

– Я пришел из-за гор, – сказал Нуньес, – из страны за горами, где люди – зрячие. Из окрестностей Боготы – города, где живут сто тысяч человек и который тянется так далеко, что глазу не видно докуда.

«Не видно, – повторил про себя Педро. – Глазу не видно…»

– Из скал, – подхватил второй слепец. – Он вышел из скал.

Их одежда, примечал Нуньес, была странного покроя, и у каждого сшита по-своему.

Они напугали его, двинувшись разом навстречу, каждый с вытянутой вперед рукой. Он отпрянул на шаг от этих наведенных на него растопыренных пальцев.

– Поди сюда, – сказал третий слепец, подступив к нему также на шаг, и мягко обхватил его.

Слепцы держали Нуньеса. Ни слова не добавив, они принялись его ощупывать.

– Осторожно! – крикнул он, когда ему ткнули пальцем в глаз. И убедился, что глаз с трепещущими веками кажется им странным. Они ощупали его глаза вторично.

– Странное создание, Корреа, – сказал тот, кого звали Педро. – Какой у него жесткий волос! Как у ламы.

– Шершав, как скалы, породившие его, – сказал Корреа, ощупывая небритый подбородок Нуньеса мягкой, чуть влажной рукой. – Может быть, потом он станет глаже.

Нуньес слегка противился обследованию, но слепые цепко держали его.

– Осторожно! – повторил он.

– Говорит, – сказал третий. – Это, конечно, человек.

– Ух! – крикнул Педро, ощупывая его жесткую куртку.

– Итак, ты пришел в мир? – спросил Педро.

– Пришел из мира. Из-за гор и ледников; прямо из-за тех вершин, что на полдороге к солнцу. Из большого, большого мира, который простерся на двенадцать дней пути, до самого моря.

Они как будто и не слушали его.

– Наши отцы говорили нам, что человек может быть сотворен силами природы, – сказал Корреа, – теплом, влагой и гниением, да, гниением.

– Отведем-ка его к старейшинам, – предложил Педро.

– Сперва покричим, – сказал Корреа, – чтобы нам не напугать детей. Ведь это – чудище.

Они стали кричать, а Педро пошел впереди и взял Нуньеса за руку, чтобы повести его к домам. Нуньес отдернул руку.

– Я же зрячий, – сказал он.

– Зрячий? – переспросил Корреа.

– Да, зрячий, – повторил Нуньес, обернувшись к нему, и споткнулся о ведро Педро.

– Его чувства еще несовершенны, – сказал третий слепец. – Он спотыкается и говорит бессмысленные слова. Веди его за руку.

– Как хотите, – сказал Нуньес и, усмехнувшись, дал себя вести.

Как видно, они ничего не знают о зрении. Ладно, придет время, он им покажет, что это за штука!

Послышались возгласы, и он увидел толпу, coбравшуюся на главной улице.

Эта первая встреча с населением Страны слепых обернулась для него тяжелым испытанием нервов и терпения – куда более тяжелым, чем он ожидал. Деревня была больше, чем казалась ему издалека, а штукатурка домов выглядела еще несуразней. Дети, мужчины и женщины (он с удовольствием отметил, что иные женщины и девушки были хороши собой, хотя глаза и у них были закрыты и вдавлены) обступили его толпой, хватали, ощупывали мягкими ладонями, обнюхивали, вслушивались в каждое слово. Все же многие девушки и дети пугливо сторонились его. Да и в самом деле голос его был резок и груб по сравнению с певучими голосами слепцов. Его совсем затолкали. Три его проводника с видом собственников не отступали от него ни на шаг и беспрестанно повторяли:

– Дикий человек со скал.

– Богота, – сказал он. – Богота. За горным хребтом.

– Дикий человек говорит дикие слова, – пояснил Педро. – Вы когда-нибудь слышали такое слово – «богота»? Его ум еще не сложился. Речь у него только в зачатке.

Маленький мальчик ущипнул его за руку.

– Богота, – передразнил он.

– Да. Город, не то что ваша деревня… Я пришел из большого мира, где у людей есть глаза, где люди видят.

– Его имя – Богота, – решили слепцы.

– Он спотыкается, – сказал Корреа. – Когда мы шли сюда, он два раза споткнулся.

– Отведем его к старейшинам.

Его вдруг втолкнули через дверь в комнату, где было темным-темно и только в дальнем углу слабо тлел огонь. Толпа ввалилась за ним, закрыв последний доступ дневному свету, и Нуньес с разлету грохнулся прямо на вытянутые ноги сидящего человека. Еще кого-то его вскинутая рука, когда он падал, задела по лицу. Он ощутил под ладонью что-то мягкое, услышал сердитый окрик и с минуту отбивался от множества схвативших его рук. Получилась какая-то односторонняя драка. Он понял свое положение и затих.

– Я упал, – сказал он. – У вас тут не видно ни зги.

Наступило молчание, как будто невидимые люди вокруг старались понять его слова. Потом послышался голос Корреа:

– Он лишь недавно сотворен, он спотыкается при ходьбе и пересыпает свою речь бессмысленными словами.

Другие тоже что-то о нем говорили, но он не мог все как следует расслышать и понять.

– Можно мне сесть? – спросил он, воспользовавшись минутным молчанием. – Я больше не буду отбиваться.