Читать книгу "Грани миров - Галина Тер-Микаэлян"

— Надолго ты едешь? Что-то случилось? — с легким беспокойством спросила у мужа Злата Евгеньевна — она понимала, что его внезапный отъезд связан с визитом академика.

— Все в порядке, не волнуйся.

Он вернулся в кабинет, его жена отправилась на кухню, а Ада Эрнестовна, воровато оглянувшись, шмыгнула в комнату Сергея.

— Могла бы постучаться, — сердито проворчал он, поднимаясь с кровати.

— Ты болен, Сережа? Почему ты днем лежишь?

— Я хочу спать, тебя такое объяснение устроит?

— Мне не нравится, как ты выглядишь, ты опять начал нарушать диету, у тебя нет никакого режима, но это понятно — если человек не чувствует ни за кого ответственности, он и к своему здоровью будет относиться наплевательски. Семья, жена, дети — это единственный стимул, который заставит тебя вести нормальную жизнь и беречь здоровье.

— Ада, я начинаю засыпать, ты не могла бы выразить свою мысль покороче? Сформулируй в двух словах, чего ты от меня хочешь?

— Валя Синицына такая милая девушка — она меня постоянно спрашивает, как твое здоровье, как ты поживаешь, — щеки Ады Эрнестовны слегка зарумянились, и она смущенно потупилась.

— Передай, что мое здоровье в отличном состоянии, и я скоро женюсь.

— Сережа, можно без шуток?

— А я не шучу, я действительно намерен жениться.

Ада Эрнестовна побледнела:

— На этой… на этой шлюхе из института?

— Как ты выражаешься, сестра, я от тебя такого не ожидал! — ехидно подначил ее Сергей. — Нет, не на ней. Моя невеста — студентка, ей восемнадцать лет, она москвичка.

— Ты сошел с ума? — она поверила, поскольку тон младшего брата неожиданно стал серьезным, и это ее испугало. — Тебе уже тридцать один год, и ты хочешь жениться на девчонке-вертихвостке? Какая из нее может получиться жена?

— А вот это мы и увидим, когда время покажет. Не понимаю, чего ты так волнуешься, сестренка? Ты хотела, чтобы я женился, и я женюсь.

— И давно… ты с ней знаком?

— Со вчерашнего дня. Она оказалась девицей, и теперь я, как честный человек, обязан, сама понимаешь.

— Какой ужас, я этого не допущу! — Ада Эрнестовна изо всех сил застучала кулаком в стену, крича: — Петя! Петя, иди сюда, выходи из своего кабинета!

Тот вбежал в комнату одновременно с примчавшейся на крик из кухни Златой Евгеньевной, и они одновременно спросили:

— Ада, что случилось, почему ты так кричишь?

— Петя, разве ты не слышал, что он говорит? — ее обличающий перст был направлен на младшего брата. — Ты же, наверное, все слышал из кабинета!

— Ада, объясни все по-человечески! У меня срочная работа, и мне, наверное, только и остается, что прислушиваться за стеной к вашим разговорам! Что случилось?

— Нашего брата соблазнила в Москве какая-то восемнадцатилетняя девчонка, и теперь он считает, что обязан жениться.

— Ну, если он так считает…

— Петя, не притворяйся дурачком, ты прекрасно знаешь, какая теперь развращенная молодежь! Если такая нужна, то не обязательно было для этого ездить в Москву — у нас в Ленинграде их на каждом шагу полно.

— Во-первых, — потеряв терпение, сказал Сергей, — она мне нравится. А во-вторых, я ездил в Москву не только для этого, у меня были там и другие дела. Например, я встретился с нашей младшей сестрой Людмилой.

Воцарилось гробовое молчание.

— Так значит, ты с ними встречался, — с трудом произнес наконец Петр Эрнестович. — Ты видел Людмилу и…

— Нет, свою мать я не видел — она умерла десять лет назад. В пятьдесят третьем заболела раком и через два года умерла.

— Вот почему она больше не появлялась, — начала было старшая сестра, но Петр Эрнестович, поморщившись, ее остановил:

— Никогда не прощу себе, что не разыскал в свое время эту девочку, — глухо сказал он. — Оказывается, она в девятнадцать лет осталась совсем одна. Она замужем?

— Мать-одиночка, мальчику года два. Живет с каким-то красавчиком-молокососом и особо не стесняется.

— Перестань, — гневно оборвал его старший брат. — Ты-то особо стесняешься со всеми своими пассиями! Ей нужны деньги?

— Думаю, она не нуждается — заявила, что сама может нам помочь, если попросим. Прекрасно зарабатывает — промышляет подпольными абортами.

— Видно, пошла в мать, — брезгливо сморщив нос, процедила Ада Эрнестовна.

— Абортами, — побледнев, произнесла ее невестка.

Петр Эрнестович быстро взглянул на жену и пожал плечами:

— Что ж, — сказал он и, повернувшись, ушел в свой кабинет, а Сергей, демонстративно обогнув стоявшую у порога сестру, вышел в коридор и заказал по телефону Москву.

Соединили его минут через сорок, и он начал разговор со строгого вопроса:

— Ты уже начала оформлять документы?

— Это… это вы? Здравствуйте, я… я очень рада. Нет, я еще ничего не начала — ведь сегодня суббота.

Девичий голос дрожал, чувствовалось, что Наташа старается не выдать переполнявшие ее испуг и несказанное счастье — к разговору явно прислушивались Екатерина Марковна и «Завьяловы — два звонка».

— Но сделать и заверить копии ты можешь и сегодня, — голос его прозвучал еще строже.

— Хорошо, сейчас пойду, — послушно и радостно пискнула она.

— Оформишь документы, сдашь экзамен и приедешь ко мне в Ленинград.

— В Ленинград? Нет, я не смогу! Нет! — в ее голосе прозвучало отчаяние, и Сергей вкрадчиво поинтересовался:

— Почему же не сможешь?

Кажется, она оглянулась по сторонам, прежде, чем ответить, а потом испуганно прошептала в трубку:

— А ваша жена? Что она скажет?

— Кто тебе сказал, что я женат? — весело удивился он.

— Но… но вы же… ты же сам…

— Я тебе такого не говорил, это ты сама что-то там напридумывала. Итак, мы решили: оформляешь документы, сдаешь последний экзамен и приезжаешь ко мне. Да?

— Да, — Наташа еще не совсем поверила услышанному, и ее «да» прозвучало почти беззвучно, а Сергей, наоборот, повысил голос, чтобы его могли услышать брат и возившиеся на кухне сестра с невесткой.

— Мы подадим заявление в ЗАГС, ты согласна?

— Почему?

— Что «почему»? Почему подадим заявление? Потому что мы должны пожениться.

— Разве ты меня любишь?

— А ты меня? — засмеялся он.

— Я тебя — да, — она ответила с той искренней убежденностью, какая может быть лишь в восемнадцать лет. — Но я не хочу делать тебя несчастным. Если ты просто считаешь, что обязан, потому что…

— Умоляю, не заставляй такого закоренелого циника, как я, клясться в любви.