Читать книгу "Арабский кошмар - Роберт Ирвин"

– Мы спасены, – сказала Зулейка.– Теперь они нас не найдут.

На ипподроме собрались огромные толпы народа. По полю, мерцая, катался огненный шар из плохо воспламеняющегося дерева. Сквозь мрак, подымая страшный шум, очертя голову скакали всадники. Султан и его приближенные играли при свете факелов в поло. Ипподром был окружен кольцом одетых в ливрею пажей, через одного державших в руках факелы и запасные клюшки. Высившиеся на противоположных концах поля стойки ворот, выкрашенные по спирали в черно-желтые цвета, сверху были залиты смолой, которая ярко полыхала в ночи. Каждый раз, как забивался гол, звучал гонг. Каждый раз, как гол забивал султан, звучали трубы. В конце каждого периода на поле верхом выезжали музыканты, бившие в литавры. Ночью игра была опасной, а толпа – возбужденной.

В толпе они были в безопасности. Упасть в такой давке было невозможно. Под музыку и щелканье клюшек Бэльян погрузился в задумчивость.

Здесь, в Каире, все горазды попусту тратить время, подумал он. Его уже воротило от одних воспоминаний о ночных играх и историях. Он вспомнил, как Эммануил сказал ему: «В восточных странах жара и праздная жизнь порождают у обывателей досужие и смертоносные фантазии». Внезапно он понял, что странного было в фигуре, лежавшей в траве в давадаровом саду. То был мертвец. И что было знакомо. То был Эммануил.

Потом он в одиночестве стоял на Байн-аль-Касрейн. Его окружала толпа, но толпа спала. Миллионы ее глаз были закрыты. Люди спали стоя, сидя, опустившись на колени. Каир замер. Даже капля из кувшина продавца воды повисла в воздухе, пораженная летаргией. Бэльян подтолкнул продавца воды локтем. Человек беспокойно шевельнулся во сне и что-то пробормотал, но не проснулся. В слабеющем свете факелов Бэльян пошел по объятой сном улице на цыпочках, дабы не потревожить спящую толпу, направляясь к Цитадели. Ничто людей не потревожило. Скрещенные пики в бессильных руках преграждали вход в Цитадель, и Бэльян протиснулся сбоку. На вершине он оглянулся и увидел город, замерший меж двумя действиями в вечной кататонии. Он направился в тронный зал. В тронном зале разболтанные позы придворных продемонстрировали крадущемуся англичанину всю вульгарность сна, незащищенность его и неведение.

На цыпочках он приблизился к трону и протянул руку к короне на голове Кайтбея, намереваясь взять ее себе, как вдруг по объятым сном залам эхом прокатился громоподобный голос:

– Все это теперь мое!

И огромная волосатая рука потянулась к нему, сбила его с ног и подняла над Цитаделью. Бэльян обнаружил, что, запрокинув голову, смотрит в глаза Обезьяны Меланхолии.

– Вот ты и увидел, как все они спят, – сказала она.– Они состарились, не достигнув зрелости. Им хотелось смеяться, и я их смешил, но они были никчемными людьми.

– Были?

– Были.– Волосатая рука опустила его на пыльную, разбитую дорогу.– Пока ты растрачивал свое время на колдовские сны и волшебные истории, а они спали, прошли миллионы лет, и Каир погиб. Заговорят ли эти камни?

Бэльян молча покачал головой.

– Камни заговорят, – эхом разнесся по руинам гортанный голос.– Ничто не уничтожено окончательно. Если копнуть достаточно глубоко, обнаружатся истоки тысячелетней каирской истерии. Город подобен разуму. Причины его гибели можно обнаружить в словах и образах минувшего, в обломках колонн и в полустертых надписях. Если копнуть, обнаружатся дороги, которые поворачивают обратно, сходясь сами с собой, каменные василиски и горгоны и, повсюду, арабески – кристаллический лепной лиственный орнамент, органическая жизнь, обернувшаяся смертью, – ядоносным сумахом увивающие здания. Гибель и ее причины здесь сосуществуют.

Бэльяна, ходившего по поверхности пыльного яруса, охватила паника.

– Я хочу вернуться обратно.

– Конечно, ты вернешься.

И он вернулся, поднявшись наверх с уровня Обезьяны, дабы в который раз повстречать лунатика-канатоходца, Карагоза, Шикка и Саатиха, Барфи и Ладу, и наконец – Зулейку. Зулейке он сказал:

– Причина всех моих страхов в том, что я никогда не знаю, где проснусь.

Проснулся он в подвале. Кровь жирной красной точкой отметила конец его пути.

– … твердо решив, что если не достанется он ему, то и никому не достанется, волшебник выбросил отрубленные конечности мальчика за крепостную стену.

С белой пеной, обрамлявшей рот, Йолл все еще говорил, но разбудило Бэльяна не это, а очередное появление Корню. Покрытые струпьями белые пальцы Корню были, казалось, любовно сомкнуты на шее Йолла. Потом они сжались. Точно загипнотизированный страхом кролик, наблюдал Бэльян за удушением Йолла. Взгляд застыл, а лицо посинело. Он пришел бы Йоллу на помощь, но, видя, что Бульбуль с монахом бездействуют, тоже ничего не предпринял.

Когда все было кончено, Корню вызывающе посмотрел Бэльяну в глаза:

– Я не мог этого не сделать. Он был больным животным, больше никем. Обезьяна взяла над ним верх, а Обезьяна – орудие в руках Кошачьего Отца.

Монах подмигнул Бэльяну из-под своего капюшона. Бэльян был слишком потрясен, чтобы ответить.

– На сей раз он заговорил бы себя до смерти, – продолжал Корню, – и вас обратил бы в то же рабство, но у меня для всех вас есть работа. Время не ждет. «И потому берегись, ибо неведомо тебе, когда хозяин дома придет – ввечеру или в полночь, с криком петуха или поутру».

– У вас есть для меня работа?

Злобный взгляд обращен был на Бэльяна.

– В некотором смысле. Я хочу, чтобы вы пошли к Кошачьему Отцу и согласились у него лечиться.

– Не хочется мне туда возвращаться.

– Едва ли у вас есть выбор. Рано или поздно либо Отец схватит вас, либо Вейн. Охота началась. Можете сообщить Кошачьему Отцу, что мы осмотрели вас и отпустили. Это, возможно, даст ему пищу для размышлений.

Монах укладывал Йолла на стол. Бульбуль продолжал писать. Из тьмы подвала Бэльян поднялся в сумерки. Была уже глубокая ночь, когда провожатые привели его к Дому Сна. Так громко, как только мог, он постучался в дверь, оцарапав костяшки пальцев, и, поскольку на стук никто не отозвался, у самого порога погрузился в сон. Провожатые удалились, оставив его там лежать.

Глава 19

Сокровища Каира

По-моему, задушив меня, Прокаженный Рыцарь не подумал о последствиях. Согласно афоризму, бытующему среди касасиунов, мертвец историй не рассказывает, и, к несчастью, смерть рассказчика в разгар его рассказа действительно порождает кое-какие специфические проблемы. Решение, вынесенное касасиунами по этому вопросу, сомнению еще никто не подвергал. Смерть лишает человека права состоять членом Гильдии.

Возвращаясь к тому, что я говорил в начале всей этой истории (а я не предполагал, что она окажется историей моей смерти), напомню, что в последнее время, когда я рано ложился, дабы почитать перед сном, мне не давали уснуть необъяснимые страхи. Необъяснимые, но не неописуемые – да и не такие уж, при ретроспективном рассмотрении, необъяснимые. Сейчас я опишу фантазию, из-за которой всю ночь лежал без сна и с воспаленными глазами. Она такова.