Читать книгу ""МиГ" - перехватчик. Чужие крылья - Роман Юров"

Виктор вцепился в ручку управления, словно утопающий в спасительное бревно. Сейчас вся надежда была на мотор, вытянет ли он эту злосчастную сотню километров или снова придется садиться в тылу, у немцев. Если бы он умел сейчас молиться, он бы, несомненно, это и сделал. Но ни одной молитвы Виктор не знал.

Незадолго до линии фронта начала расти температура масла. Он максимально открыл шторки маслорадиатора, но это не помогало. Двигатель начал кашлять все чаще, в его некогда ровном монотонном гуле начали прорываться визгливые ноты. Стрелка температуры масла пересекла красную черту, потом и вовсе уперлась в ограничитель. На козырьке кабины появилась серо-коричневая маслянистая пленка. Она прибывала все быстрее, разливаясь по козырьку, закрывая обзор вперед. Мотор уже не гудел. Он свистел, скрежетал, перхал, словно старый дед, но все-таки еще из последних сил тянул. Но все это не имело никакого значения, он уже пересек линию фронта. Осталось только сесть.

Вот справа, под крылом, показалась какая-то деревня. Он довернул, пытаясь посадить самолет поближе. Лобовое стекло было залито маслом полностью, пришлось открывать фонарь и высовывать голову, пытаясь рассмотреть, куда же садиться. Масло тут же заляпало по лицу, растекаясь по стеклам очков. Он пытался их протереть перчаткой, но только сильнее размазывал масляную пленку. Мир вокруг сузился, стал грязным, размытым, искаженным. Но все-таки Виктор сел. Сделав большущего козла, едва не сломав шасси, он все-таки сумел посадить избитую машину в поле.

Из деревни, утопая в снегу, к нему уже бежали люди, а он, обессиленный, все сидел в кабине. Наконец, кое-как отстегнув привязные ремни, он выбрался на крыло и, помахав бегущим красноармейцам, спрыгнул. Вот и земля, такая родненькая. Совершенно не опасная. Своя. Он развалился на снегу и смотрел в небо, в медленно проплывающие сплошные облака и радовался тому, что живой.

Деревня эта оказалась Советка. Если бы он взял немного севернее, то, возможно, и дотянул бы до аэродрома. А так, пришлось довольствоваться гостеприимством тыловой пехотной части. Как назло, телефон у них не работал. Зато командир тыловиков — маленький круглый майор, с умными глубоко посажеными глазами, охотно выделил бойцов для охраны самолета и даже усадил Виктора с собой за стол обедать. Может, он так сильно уважал авиацию, а может, сыграл свою роль орден, который поблескивал под демонстративно распахнутым комбинезоном Виктора. Тем не менее Виктору удалось кое-как отмыть себя в горячей воде от масла, а потом хлопнуть граммов сто пятьдесят разбавленного спирта в компании майора. За это пришлось развлекать майора беседой про воздушные бои, но в целом стороны оказались довольны друг другом. Вот только с транспортом не заладилось. Пришлось идти на свой аэродром пешком, взвалив парашют на спину.

И снова под ногами заснеженная степь. Куда ни глянь, ни одного деревца, лишь балки да холмы кругом, да еще на горизонте виднеются ряды копен и темнеют дымки далекой деревни. Сперва, после выпитого спирта, шлось легко, едва ли не леталось. Потом Виктор начал понемногу буксовать, спотыкаться. Враз потяжелевшие ноги вязли в бурьяне, мысли в голове путались, сильно хотелось спать. Он пробовал умываться снегом, пытался петь песни, но ничего не помогало. Он уже не шел, а буквально ковылял. Выбрав в балке небольшую ложбинку, где не продувал ветер, Виктор нарвал сухой травы и сделал себе лежбище, решив чуток отдохнуть. Он лежал на спине, словно на мягкой перине, ветер посвистывал в сухих прошлогодних палках бурьяна, гоня по небу серые облака. Пахло чабрецом и полынью. Было хорошо и тепло лежать вот так и смотреть на небо. Незаметно для себя он заснул.

Проснулся Виктор от сильного холода, когда солнце начало заходить. Кругом была тишина, только посвистывал ветер, да где-то далеко-далеко слышалось тявканье лисицы. Замерзшее тело не желало повиноваться, после спирта голова раскалывалась, но нужно было идти дальше. И он пошел, а потом побежал, пытаясь согреться, кляня себя за слабость. Если бы не этот сон, он давно был бы уже дома.

Аэродром встретил его тишиной. Не ревели моторы, не носились, словно угорелые, машины. Тихо и пусто. Только на стоянке мелькал тусклый свет, слышалось металлическое позвякивание и приглушенные матюги. Техники ремонтировали очередной истребитель. В стороне от них сидела одинокая фигура, вспыхивал огонек папироски. Виктор подошел поближе, что-то в этой фигуре показалось знакомое.

— Палыч, — насмешливо окликнул он, — чего сидим? Кто мне будет самолет чинить?

Папироска медленно закувыркалась в снег. Палыч вскочил, побежал в сторону Виктора, но затем, словно опомнившись, пошел неторопливо, с ленивой развалочкой.

— Опять поломал, — услышал Виктор его делано сварливый голос. — А я тебя через три дня ждал. А ты вона как быстро. — Он облапил Виктора, словно здоровенный медведь, обдав запахом застарелого пота, масла и эмалита. — Вернулся-таки! — Голос у Палыча дрогнул, и он торопливо отступил в сторону, пряча лицо. Виктор только увидел, что глаза его механика подозрительно поблескивают.

Не пойми откуда подошел Шаховцев, начал пытать за самолет. Пришлось рассказывать, показывать по карте. Тот чертыхался, озабоченно жуя нижнюю губу, расспрашивал про повреждения. Узнав про сдавший мотор, обреченно махнул рукой и зло сплюнул под ноги.

— Нету сейчас моторов. Когда будут, неизвестно.

Потом пришлось докладывать комиссару о результатах вылета. Он еще не ушел с КП, в свете керосинки писал какой-то документ. Глаза у него были красные, злые. Но Виктору он обрадовался, расспросил его про вылет и про оставшийся на попечении пехоты истребитель. Потом Виктора усадил за стол, порвал свеженаписанный документ и, поковырявшись в планшете, достал чистый лист.

— Ешь! — сказал комиссар и подвинул ему тарелку холодных макарон и остывший чай. Видя его удивленные глаза, весело пояснил: — Мне врачи запрещают есть на ночь. А у тебя организм молодой… тебе надо больше. К тому же столовая уже закрыта.

Потом добавил уже другим, серьезным голосом смертельно уставшего человека:

— Шубина ранило.

Виктор едва не подавился. Он со страхом глянул в колючие глаза комиссара, надеясь, что ослышался. Как это ранило Шубина? Как же они без него? Мозг отказывался в это верить…

— В том самом вылете. Осколок пробил борт и в ногу. Вроде кость не задета, но кто знает. Отвезли его сразу в госпиталь, должны прооперировать. — Он тяжело вздохнул и замолчал.

Так они и сидели дальше в тишине. Виктор медленно жевал, приходя в себя от полученной информации, комиссар скрипел пером, что-то бормоча под нос.

Наконец Зайцев размашисто расписался и, вызвав связиста, приказал отправить в дивизию.

— Поехали, — сказал он допивавшему чай Виктору.

Было уже десять вечера, когда их скрипящая и грохочущая на каждой кочке полуторка остановилась возле хаты летчиков. Виктор пожал комиссару руку и, проводив взглядом грохочущую машину, пошел в хату.

Виктор жестом усадил на место солдата-дневального и тихонько, на цыпочках подошел к комнате летчиков и осторожно заглянул. Игорь и Вахтанг еще не спали, они мрачно, в полной тишине, лежали на своих лежаках и курили. Судя по обилию дыма, делали они это давно и часто. Увидев Виктора, Игорь удивленно моргнул, его брови медленно поползли вверх, и он неторопливо начал подниматься. Зато Вахтанг захлопал глазами, потом, радостно заревев, быстро вскочил на ноги и кинулся обниматься: