Читать книгу "Странник между мирами - Йен Макдональд"

Огонь шел с хвоста. Я бежала, держа Сен на руках, и видела перед собой сплошную стену белого пламени. Нанокарбон горит жарко, как магний, и сразу весь превращается в сажу — ни золы, ни пепла. Там, где шел огонь, оболочка расползалась буквально на глазах. Словно какая-то болезнь: оболочка испарялась, и ее уносило ветром. Под ней открывались раскаленные добела ребра и тоже сейчас же исчезали.

— Я не видела, чтобы от корабля отделилась вторая шлюпка. Возможно, у них был безумный план — выпустить гелий, чтобы сбить пламя. Словом, кроме нас, никто с «Фейрчайлда» не спасся. Я с ума сходила от ужаса, пока не раскрылись парашюты, и потом тоже было страшно, потому что сверху сыпались клочья горящей оболочки — зацепи они парашют, нам конец. У меня это и сейчас перед глазами стоит: посреди неба дирижабль в огне, весь светится изнутри, так что ребра насквозь видно. За сотню миль, наверное, можно было заметить, если бы нашлись кроме нас еще полоумные летать в такой шторм. Под конец шары с газом вырвались на свободу. Я смотрела, как они, пылая, уносятся вдаль. Больше от корабля ничто не отделилось. А потом мы плюхнулись на воду, и мне сразу нашлась масса занятий: отцепить парашюты, чтобы не утянули шлюпку в глубину, бросить плавучий якорь и включить аварийный радиомаяк. Мы как-то держались, мотаясь по бурным волнам. Я боюсь океана. Он такой большой, больше всего на свете. Даже огромный дирижабль, вроде «Фейрчайлда», ничто по сравнению с ним. Чиркнули спичкой в темноте, пфф — и нету. А еще океан нас ненавидит. И всегда так было. Ну, может, не то чтобы ненавидит, просто ему наплевать на нас и все наши потуги. В нем нет ничего человеческого. Ветер гнал нас всю ночь. И никого вокруг — только девушка и ребенок в спасательной шлюпке посреди океана.

Странный он, океан. Ничего более непонятного не найдешь на свете. Наверное, потому он так и пугает. Мы заснули, сама уж не знаю, как, а ураган махнул хвостом и снова умчался на юг, а мы остались болтаться на воде, вроде поплавка. Когда я проснулась, увидела чистое небо, и солнце светило в иллюминатор прямо на меня. А еще я увидела корабль. Но не тот исследовательский корабль Географического общества, который ночью отслеживал мой радиомаяк. Я знаю, в эту часть рассказа вам трудно будет поверить, мистер Сингх, — однако доказательство у вас перед глазами. — Она постучала по столу сбитыми в драке костяшками пальцев. — Не водный, а воздушный корабль виднелся в трех милях к югу от нас на высоте около трехсот метров. Тросы волочились за ним, окунаясь в воду. Двигатели не работали, и на общем канале ничего не было слышно. Просто корабль при полном безветрии. Вот этот корабль, мистер Сингх. «Эвернесс». Можно долго рассказывать, как я зацепила причальный конец, и как поднялась наверх по тросу и не нашла на борту ни души. И как я привела корабль в порт, и о таинствах в Регистрационном агентстве Джейниса и в Комиссии по утилизации бесхозных воздушных судов, и как я в конце концов стала владелицей и капитаном несуществующего корабля. Все это я могла бы рассказать, мистер Сингх, да только незачем. Вам нужно знать одно: я видела, как сгорел «Фейрчайлд», а с ним родители Сен, и в ту минуту я стала ее семьей. Я не суеверна и не особенно религиозна — не больше и не меньше других аэриш, но я всем нутром чувствую, что «Эвернесс» мне дана, чтобы стать домом для Сен.

Сен не рассказывала вам о своей семье. Вы спрашивали, я знаю. Она вам никогда не расскажет, мистер Сингх. Кошмары нам с ней больше не снятся, уже года два, но они всегда где-то рядом. Я делаю, что могу. Я ей не мать — я вообще не мать, но Мэтс и Корри дали мне дом и семью — и я дала все это ей. Я уже говорила, мистер Сингх, плохо человеку без семьи.

— Поэтому я вам помогу. Вы, возможно, слыхали, — может быть даже, Сен говорила, — что у меня есть амрийя. На нашем палари — клятва, которую нарушить нельзя. Если и есть такое, то эту клятву я дала себе сама. Долг еще далеко не выплачен. Я решила вам помочь. Корабль и команда в вашем распоряжении. К тому же нужно еще рассчитаться за бедолагу Эда. Мы, аэриш, может, между собой и грыземся, но кто обидит одного из наших — обидит всех. Нужно объяснить мадам Шарлотте Вильерс, что мы не ее слуги. И потом, вы мне помогли. Вы спасли мой корабль, не то лежать бы нам на Гудвиновых песках. Теперь мой черед.

У Эверетта зазвенело в ушах. Не так, как раньше, когда он излагал капитану Анастасии свою невероятную просьбу. Тогда звенело тоненько-тоненько, как бывает, когда делаешь нечто совершенно обязательное, но что делать ужасно не хочется. Когда слышишь свои слова как будто со стороны, и они тебе ненавистны, и собственный голос ненавистен, и сам ты себе противен. А сейчас звон был совсем другой: такой бывает, когда уже убедишь себя, что тебе откажут, и все твои доводы не могут привести ни к чему, кроме отказа, а тебе вдруг говорят «да». Такое коротенькое слово, ты его сперва и не замечаешь даже, а потом спотыкаешься о него, словно о незаметную трещинку в асфальте, и приходится возвращаться, чтобы проверить, отчего это ты вдруг растянулся. Да. Эверетта шатало. Да. Что-то как будто давило на глаза. Кровь бросилась в лицо. Эверетт подумал, что сейчас заплачет. Она согласилась. Она сказала «да».

— Могли бы и спасибо сказать, мистер Сингх, — заметила капитан Анастасия.

— Спасибо.

— К кому обращаемся?

— Спасибо, мэм.

— На здоровье, мистер Сингх. Ступайте в рубку, сэр. Скажите команде, чтобы все были на рабочих местах. Я скоро подойду, надо сперва малость накраситься. Скоро мы прибываем в Хакни, и клянусь Всевышним, вид у нас будет самый отпадный. Все, брысь отсюда!

— Слушаюсь, мэм!

27

— Переходим на высоту зоны ожидания, — сказала капитан Анастасия.

— Есть, мэм!

Сен двинула вперед рукоятки набора высоты. «Эвернесс» вознеслась над причальной башней мягко и бесшумно, как молитва над колыбелью. Снегопад, пришедший с востока, и зимние холода загнали обитателей Большого Хакни в дома. Канун Рождества — время, когда люди запирают двери и закрывают ставни, поворачиваясь спиной к внешнему миру. Немногие, кто все-таки выползли на улицу, оглядывались на звук пропеллеров, на легкое движение воздуха от проплывающей вверху массы дирижабля: продавцы каштанов и горячего кофе, духовой оркестр миссии по распространению христианства среди аэриш, исполняющий рождественские гимны у Клэптонского виадука, припозднившиеся гуляки в выходных костюмах под тяжелыми шубами, ранние пьянчуги, бредущие домой из разных забегаловок и наспех отремонтированной таверны «Небесные рыцари». Как бы ни было обыденно это событие, ведь столько воздушных кораблей каждый день взлетали и садились в порту, все же не нашлось бы в Большом Хакни настолько низкой душонки, чтобы не поднять голову и не улыбнуться, когда на тебя набегает тень от дирижабля. Эверетт знал, что ему никогда не надоест стоять у обзорного окна и смотреть на мир, простирающийся у ног. И никогда он этого не забудет — потому что после сегодняшней ночи это уже никогда не повторится. Он не вернется больше сюда. Нельзя, невозможно. Совсем скоро, меньше чем через час, он увидит своего отца. Эверетт волновался так сильно, что его состояние граничило со страхом. Даже подташнивало чуть-чуть. Кажется, долгие месяцы прошли с тех пор, как он стоял у входа в Институт современного искусства в том, другом Лондоне, а люди Шарлотты Вильерс сбили его отца и забрали его в эту вселенную вместе с велосипедом. По-настоящему прошло чуть больше недели. Так легко перепутать пространство и время: промежуток в несколько дней смешался с расстоянием между мирами. Эверетт разрывался от волнения, предвкушения и страха, а еще — от чувства потери. Встреча с отцом означает прощание с командой «Эвернесс», с Макхинлитом и Майлзом О'Рейли Лафайетом Шарки, с Сен и Анастасией Сиксмит. Они вернутся на корабль и улетят в какой-нибудь безопасный порт, с которым у Британии нет договора об экстрадиции, а Эверетт с папой отправятся своим путем, странствовать по вселенным, туда, где их никто не найдет. Если бы можно было взять команду «Эвернесс» с собой в Стоук-Ньюингтон! Гораздо проще объяснить Лоре необходимость бегства в иную вселенную, если возле дома висит в воздухе двухсотметровый дирижабль. Однако это невозможно — только странники могут прыгать из одного мира в другой.