Читать книгу "Стриптиз-клуб «Аллигатор» - Крис Хаслэм"

Тоже мне Чарлз Линдберг выискался! Я хотел было приложить мистера Ренуара, но тут послышался треск – как будто сам дьявол хлестнул наш самолет хлыстом. Я не успел и рта открыть, как в кабине погасло освещение, а на приборной панели что-то зажужжало.

Джин затушил сигарету и выругался.

– Нас достали! – гаркнул он. – Следи за компасом!

– Что случилось? – крикнул я, зажмурившись.

Мотор громко взвыл, как пациент психиатрической клиники. В его вое слышались всхлипы: мол, он слишком слаб и не в состоянии тянуть лямку.

– Должно быть, дроссельный тросик перегорел, – сказал Джин, покачивая головой и без всякого результата щелкая тумблерами и рычажками. – Ради бога, следи за альтиметром!

– Садиться надо! – посоветовал я. – Ищи ближайший аэродром!

Джин нервно дергал штурвал, как насос на бочке с пивом, пытаясь выровнять самолет.

– Ты вообще соображаешь что-нибудь? Я, видите ли, найду несуществующий аэродром, а ты прыгнешь с самолета с несуществующим парашютом! Так, что ли? Где мы, мать твою? – Он пнул меня по ноге. – Где мы находимся? Смотри вниз, высматривай огни, машины, хоть что-нибудь. Господи Иисусе, я вообще ничего не вижу!

– А я вижу внизу громадное черное болото, над которым свирепствует ураган.

– Мы кренимся влево, – крикнул Джин. – Я постараюсь выровняться, а ты, мать твою, следи за альтиметром!

Я взглянул на альтиметр и обомлел: стрелка крутилась в обратном направлении, как на испорченных часах. Прибор для определения высоты полета как бы пытался раскрутиться назад, к той секунде, когда все пошло не так, как надо.

– Говорил я тебе, надо было ехать на машине! Того и гляди, гробанемся прямо в болото с аллигаторами и…

– Заткнись на хрен! – оборвал меня Джин.

Сверкнула молния, и я увидел крупные капли пота у него на лице.

То-то, летчик хренов! Небось перетрухал?..

Джин потянул штурвал на себя, лягнул педали, и вдруг мотор что-то там залопотал, а затем взревел в полный голос, как ирландец, опорожнивший одним махом кружку крепчайшего портера.

Взглянув на меня, Джин растянул рот в самодовольной ухмылке.

– Порядок! – процедил он. – Со мной не пропадешь!

И тут мы врезались в дерево.

11

Представьте, будто вы накрепко пристегнуты ремнем безопасности к спинке пластмассового сиденья в раздолбанном пикапе – такие тачки фермеры скупают по дешевке для своих пастухов.

Короче, вы сидите и пялитесь в окно, хотя за окном – ливень и не видно ни зги.

И вдруг откуда ни возьмись прямо перед вами появляется кипарис, метров тридцати высотой, весом тонн в пятьдесят, как бы разбегается, набирает скорость километров сто пятьдесят в час, замахивается своей кроной и посылает вас в нокдаун.

Думаю, теперь вы имеете представление о том, что такое шок от нехилого удара!

Между прочим, если бы Джин вмазал свой «чероки» в ствол дерева, мы бы с ним оба в тот же миг отдали наши души Богу. Но «чероки» всего лишь чиркнул по мощной кроне кипариса правым крылом, отчего оно влегкую отделилось от фюзеляжа и в виде искореженного обломка металла полетело вниз.

Мотор взвыл, как раненый зверь, а пропеллер продолжал крутиться, будто обещал вытащить нас из болота.

Но тут мы врезались в другое дерево, и мне показалось, будто из меня вышибло все внутренности.

Меня куда-то швырнуло, и я нырнул в темноту.

Я не переставая орал и умолк лишь после того, как тяжеленная башка Джина расквасила мне нос и отправила в нокаут.

А ведь прошло всего секунды две с тех пор, как он высокомерно заявил, что все в порядке!

Я успел подумать, что непотопляемых «Титаников» не бывает, что подобным образом заканчиваются всякие-разные авантюры, и вырубился.

И вот я вижу, будто я весь оброс волосами. Прямо горилла какая-то! А ногти – длинные-длинные… Черт-те что! И будто я в баре «Аллигатор», а кругом одни уроды. Даже бармен выглядит так, будто только что пережил автокатастрофу. Одна рука у него вся в бинтах, а другой он наливает мне на два пальца виски в стакан и пятится, вытирая горло бутылки куском окровавленной ткани.

А вот и Брэд! Он возвращается из сортира, одной рукой держась за подбородок, а другой – за ширинку. Он идет прямо ко мне. И вдруг как заорет, чтобы нам налили еще по одной, а потом, наморщив лоб, делает вид, будто задумался.

«Я пропустил что-то интересное?» – спрашивает он, озираясь.

Я покачиваю головой. У меня так болят ребра, что ответить я не в силах. И тут я замечаю, что у него отросла борода.

«Опасайся бородачей, – нашептывает мне какой-то ковбой с мертвенно-бледным лицом. – Борода у мужика – верный признак того, что ему есть что скрывать».

Я жестом прошу Брэда наклониться ко мне и шепчу ему на ухо: «Положи руки на стойку, чтобы я их видел».

Он допивает свой виски и выкладывает на стойку «хеклер-и-кох» и «глок». Оба ствола как бы не заряжены.

«Мне нечего скрывать, – говорит Брэд и показывает мне свои ладони. – Я всегда был честен с тобой, всегда откровенно рассказывал обо всем, что у меня на уме. А вот ты… Почему не показываешь мне левую руку?»

Я силюсь показать ему руку, но это мне не удается – левая рука висит плетью, вернее, ее оттягивает тяжелая сумка с золотом.

Брэд терпеливо ждет, за что я ему как бы благодарен.

Ему, конечно, невдомек, что бросить сумку на пол я просто не могу, не имею права.

Я пожимаю плечами и протягиваю ему пачку «Мальборо», которую достаю из кармана правой рукой.

«Они тебя убьют», – бросает мертвенно-бледный ковбой, прошмыгнув мимо меня.

Брэд закуривает, затягивается, покачивает головой, придвигает ко мне «хеклер-и-кох» и говорит: «Либо подними левую руку, либо бери ствол!»

А у самого, вижу, пальцы уже сомкнулись на рукоятке «глока».

Я вроде бы хочу ему все объяснить, но он уже меня не слушает, потому что шум и свара, неожиданно приключившиеся рядом с нами, прекратились, и все стали напевать: «Ты игровой автомат, у тебя кровь как лед…»

«Обожаю эту песню, – говорю я Брэду. – Целую вечность ее не слышал!»

«А я ненавижу, – морщится он. – Потому что песня напоминает ей о том, чем она занимается вон там».

У меня вдруг немеет левая рука, я ее больше не чувствую, но спрашиваю: «Кому напоминает?»

«Ей», – говорил Брэд и кивает в сторону подиума.

«Ты – яд в моих жилах…»

И тут на подиуме появляется моя любимая. На ней – ничего, кроме ковбойских сапог и галстука-бабочки. На правом виске у нее пороховой ожог, прямо как синяк…