Читать книгу "Бассейн с крокодилами - Дарья Донцова"

– Вот вы, наверное, имеете французские корни…

– Да, – оживился преподаватель, – мой предок был из техсамых наполеоновских солдат, отступавших по Старой Смоленской дороге. Драгунотчаянно голодал и обморозился, вот и пожалела его русская баба из деревенькиМокеево. Так и пошли в России крестьяне Витепа, «ш» прибавилось потом, дляудобства произношения. Затем родичи перебрались в Москву, стали служивымилюдьми, чиновниками мелкой руки. Я же божьей милостью поступил в университет –видимо, с генами любовь к французскому передалась. Ну а потом так и остался приalmа mater.

– А в Вермь как попали?

– Обыкновенно. Сначала посадили как врага народа, потомзапретили въезд в столицу и вновь посадили… Только в 1955-м наконец вышел.Доехал до Верми, здесь и остался. Но не жалею, женился. Знаете…

Опасаясь, что профессор сейчас пустится в длительные ипутаные воспоминания, я осторожненько прервала его:

– Как трудно переезжать с таким количеством книг!

– И не говорите, – вздохнул Андрей Франсуазович. – Когдасупруга моя – царствие ей небесное, святой была человек – скончалась, я дочерии сказал: «Ну зачем мне одному четыре комнаты? Давай разменяемся». Вот и вышламне двухкомнатная, а внучке трехкомнатные хоромы. Ну, доплатить пришлось, небез этого… Так еле перебрался, знаете ли. Книги полмесяца увязывал. Хорошо –помоложе был… Пятнадцать лет – это большой срок, а семьдесят и восемьдесят пять– две огромные разницы, как говорят мои безграмотные студенты.

– Как пятнадцать лет? – изумилась я.

– Что так удивляетесь, душечка? Дом построили в 1984 году,один наш преподаватель эту квартирку и получил как очередник. Вот с ним обмен ипровернули.

– То есть вы хотите сказать, что живете здесь безвыездно с1984 года?

– Конечно, а что же в этом странного?

– Сколько у вас комнат?

– Полторы, – усмехнулся профессор и толкнул небольшую дверь.

Я заглянула в открывшееся помещение. Да, такую квартирудействительно нельзя назвать двухкомнатной. В крохотном пенальчике еле-елепоместились небольшая софа и тумбочка, заваленная книгами.

– Тесновато, конечно, – вздохнул Андрей Франсуазович, – но ячеловек одинокий, мне вполне хватает. Вот надо мной Филимоновы проживают, так уних трое детей. Честно говоря, ума не приложу, как они на ночь устраиваются? Аглавное – как ухитрились при такой давке троих создать?

– И не меняли больше квартиру? – продолжала я тупонастаивать на своем.

– Зачем? Кто сказал, что я решил продавать жилье?

– В риэлтерской конторе.

– Ошибка вышла, ангел мой. Правда, я рад чрезвычайно: слушалваш французский как музыку. Даже не представляете, какое удовольствие общатьсяс собеседником и не поправлять беспрестанно омерзительное произношение.

– Октябрьская улица в Верми одна?

– Конечно.

– Может, домов под номером 2 несколько?

– Как это? – изумился Андрей Франсуазович.

– Ну, допустим, 2а, 2б…

– Нет-нет, – замотал головой профессор.

– Домоуправление где находится?

– Зачем вам?

– Хочу узнать, в какой квартире жила семья Поповых. Бабушка,учительница музыки, и девочка Аня. Старушка умерла в этом году, кажется,весной, а осенью внучка продала квартиру.

Профессор в задумчивости покачал головой.

– Таких здесь не было.

– Точно знаете?

Андрей Франсуазович допил похожий на чифирь чай и сдостоинством сообщил:

– Когда в несчастной России началось безобразие, именуемоеторжеством демократии, в Верми стало стремительно разваливаться коммунальноехозяйство. Прокладку в кране поменять и то превратилось в проблему, к тому жемастеровой люд принялся ломить за работу такие деньги… Вот мы на собраниижильцов и решили: спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Дом нашуникален. В 1984 году его заселили научные работники – преподаватели разныхвузов Верми. Зарплаты у всех грошовые, зато руки умелые и мозги на месте. Вот ивыгнали всех пьяниц. Ежели неполадки с сантехникой, пожалуйте к НикитеВадимовичу из 75-й. Он доктор технических наук. Коли неприятности с дверями илиокнами – Олег Петрович из 12-й тут как тут. Вообще-то он пишет книги об историиАнглии, но при этом изумительный столяр, можно даже сказать – краснодеревщик.Сделал мне полки лучше фабричных. По электрике Алевтина Герасимовна мастер. Дачто там коммунальные неприятности, у нас и врачи тут свои… Меня же как существобесполезное и неумелое, естественно, назначили начальством – председателемдомового комитета. Слежу, чтобы в тесный коллектив не проникли «новые вермяки».Так что в доме знаю всех поголовно. Никогда тут не жила преподавательницамузыки…

Простившись с говорливым и приветливым профессором, явыбралась на улицу и моментально затряслась от холода. Редкие прохожие куталисьв дохи и огромные овчинные тулупы, под их ногами, обутыми в пимы, бодропохрустывал снег. На дворе было градусов тридцать, не меньше.

До гостиницы я добралась только к десяти вечера и сразуобнаружила массу «приятных» нюансов. Горячей воды не было. Ее тут, оказывается,после девяти отродясь не бывало. Электричество отключено, и буфет закрыт

– Тут близенько, – сообщила пожилая дежурная, – двеостановочки на автобусе отъедете и попадете в ночной магазин. Правда, цены! Номосквичи – люди богатые!

Вылезти вновь на мороз было выше моих сил.

– Здесь нельзя такси взять? – спросила я, вынимая кошелек.

Через полчаса в моем номере появилась тарелка с горячейкартошкой, утопавшей в растопленном сливочном масле, а поверх нее громоздиласьгоркой квашеная капуста. Принесли очень крепкий обжигающий чай со сладкимибулочками и вареньем. На стол водрузили большой фонарь, работавший набатарейках.

– У сына в автомобиле взяла, – пояснила дежурная,устанавливая источник света, – в номерах ни свечей, ни ламп керосиновых недержим – пожара боимся. Люди-то ненормальные, напьются и дрыхнут, а ты следи заними… Если помыться хотите, Петьке скажу, ведрами воды снизу натаскает, тамгазовая плита есть, вмиг согреется…

Но я отказалась. В номере собачий холод, лягу спать немытая,даже зубы чистить не стану…

В семь утра позвонил Решетников.