Читать книгу "Портрет миссис Шарбук - Джеффри Форд"

— Я знаю кое-что об этом ужасном недуге. Несколько лет назад, когда я только открыл свою лавку в Виллидже, меня посетил один странный тип. Он изображал слепого и предложил заплатить мне за любую информацию о глазных стигматах.

Остатки сонливости с меня как рукой сняло.

— Это же Уоткин. И что вы нашли?

— Мне пришлось предпринять поиски, исходя только из описания симптомов, о которых прежде я ничего не слышал. Я сказал, что поищу, и если удастся что-то найти, то дам ему знать. Он обещал вернуться через несколько месяцев и хорошо заплатить, если я отыщу хоть какие-то сведения. Ход описанной им болезни был весьма впечатляющим, и я постоянно держал ее в памяти, как можно чаще обращая к ней свое внимание. Я всегда таким образом исследую проблему. Поскольку реальность на две трети является продуктом сознания, я начал притягивать к себе информацию, как магнит. Я постоянно оставался открытым к ней, приглашал ее…

Я не хотел проявлять нетерпения, но все же сказал:

— Бога ради, Горен, давайте без метафизики. Что же вам удалось найти?

Сначала он слегка вздрогнул, потом улыбнулся и продолжил:

— В древних текстах есть ряд упоминаний об этой болезни. Плиний Старший, Геродот, Гален. В древности ее называли «слезы Карфагена». Когда великий финикийский город был разграблен римлянами, а его поля засолены, некоторые из женщин, уведенных победителями, унесли с собой маленькие склянки — считалось, что в них какое-то редкое благовоние. Они умащали им своих новых господ, и, подумать только, от этого из глаз начинала сочиться кровь, и наконец сердцу больше нечего было перекачивать. Своего рода троянский конь с вирусом внутри, если так можно сказать… Финикийцы уходили далеко в глубь Африки, и, я полагаю, нашли там какого-то речного паразита, потому что исследователи этого таинственного континента сообщают о существовании редких болезней, которым сопутствует такого рода страшное обескровливание. Интересно, что финикийцы пользовались этим как оружием, чему они, вероятно, научились у местных племен, которые и познакомили их с этим методом убийства. Я лично, путешествуя по Африке, немало узнал от местных шаманов, чьи знания о природных явлениях намного превосходят все, накопленное западными культурами. Я думаю, что Шенца погубили именно «слезы Карфагена».

Рассказ Горена привел меня в возбуждение, и я, стараясь быть как можно более кратким (поскольку не хотел еще раз пересказывать всю длинную сагу о миссис Шарбук), сообщил ему о лампе с загадочной жидкостью, украденной Лусьерой у археолога.

— А если жидкость не утратила свою силу за множество веков? — спросил я.

— Это кажется мне маловероятным, но я думаю, все зависит от того, в какой среде обитали паразиты, — ответил Горен. — Не исключено, что эти существа могут сколь угодно долго пребывать в спячке, а потом, под воздействием тепла более крупного организма, пробуждаются. А пробудившись, неизменно двигаются к глазам. Лампа эта, похоже, аравийского происхождения и, возможно, гораздо старше своего содержимого. Финикийцы тоже вели обширную торговлю на востоке. Вообще-то они, вполне вероятно, совершали кругосветные плавания, хотя вряд ли какой-нибудь профессор, специализирующийся на античности, согласится с этим заявлением. Но в нем есть зерно истины. Кроме более поздних описаний слез, встречаются и сообщения о противоядии. Эта пряность у нас называется мускатным орехом. Если растворить его в воде и затем промыть глаза, это отпугнет паразита, питающегося мягкими глазными тканями. Образцы этой пряности находили в развалинах Карфагена и других финикийских городов. Мускатный орех они могли привезти только с Молуккских островов, из Занзибара и Индийского океана, на тысячи миль удаленных от культурных центров карфагенян.

В этот момент столько мыслей теснилось в моем мозгу, что я поначалу даже не мог ему ответить. Наконец я сказал:

— И вы предоставили эту информацию человеку, который о ней просил?

Я вдруг вспомнил маленькую бутылочку, врученную мне Уоткином.

— Да. Он хорошо заплатил, как и обещал.

— Кто-то использует «слезы Карфагена» как орудие убийства, — сказал я.

— Мне это пришло в голову, когда я прочел заметку в газете. Поэтому-то я и хотел поговорить с вами. Я надеялся, что вы сообщите об этом кому следует. Что касается меня, то мои убеждения не позволяют мне лично помогать государству.

— Все это так запутанно, что поверить невозможно — слишком много привходящих обстоятельств и целая бездна времени.

— Для космоса все это — один миг. И последнее: в медицинской литературе есть единственное упоминание об этой болезни. Это случилось лет пятнадцать назад с одной молодой женщиной, работавшей горничной в лондонском отеле. Последовал всплеск паники, но, поскольку новых случаев заболевания не наблюдалось, страх вскоре рассеялся и происшествие отнесли к разряду случайных.

— Даже не знаю, чего в вашем рассказе больше — удивительного или пугающего.

— Там есть и то и другое. Кстати, вы принимаете средство, которое я вам дал?

— Очень усердно, — заверил я.

— И каковы результаты?

— Весьма бурные.

— Если вам понадобится что-то еще, вы знаете, где меня искать. — Он поднялся со стула. — Мне будет не хватать Шенца. Он был чертовски хорошим человеком.

— Невыносимо думать, что он умер.

— Смерть — это условное обозначение, Пьямбо. Смотрите на нее как на перемену. Смерти нет. — Горен наклонился и крепко пожал мне руку. Потом исчез в темноте.

Позднее я лежал в своей кровати, размышляя над последним призывом Шенца ко мне: «Закончи его». Именно это я и намеревался сделать. Я найду Шарбука и отомщу ему за смерть друга. Я ни на минуту не поверил в утверждение Горена, будто смерти нет. Эта мысль о строгом равновесии была рождена его разумом, нечувствительным к истине. Жизнь не имеет никакого отношения к совершенствованию баланса. Неподвижное равновесие само по себе является смертью. Жизнь — это хаос, постоянно колеблющий чащи весов.

Сейчас мне как никогда нужна была Саманта. Вернуть доверие Саманты было не менее важно, чем найти Шарбука. Я понимал, что выполнить две эти задачи — ничуть не легче, чем написать портрет миссис Шарбук, а может, и сложнее. И тем не менее от их успешного выполнения зависело, насколько благополучной будет моя жизнь. Заказ отменился сам собой, и это радовало меня — я был доволен, что, избавившись от мысли о нем, я могу сосредоточиться на самом важном. Той ночью я спал мало, чувствуя себя неимоверно одиноким. Ничего подобного я не испытывал с детских лет, с момента гибели отца, убитого его же собственным созданием.

ВСЕ ОНИ — ОНА

Целыми днями после исчезновения миссис Шарбук и смерти Шенца я бродил но городу, делая вид, что ищу убийцу. Я ходил пешком с окраин в центр и обратно, провожал внимательным взглядом любого, кто отвечал туманному описанию. Я держался подальше от салунов и виски, потому что знал: эта дорожка прямым путем приведет меня к гибели. Находясь в движении, я почти не думал, меньше ощущал витавшую вокруг тревогу, а это было к лучшему. К тому же после дневных хождений по городу я ног под собой не чуял от усталости, а потому, придя домой, почти сразу же погружался в спасительный сон.