Читать книгу "Маленький лжец - Митч Элбом"

дважды узнал его. Только дурак повторяет свои ошибки.

Когда толпа добралась до вокзала, участники марша распределились вдоль платформы в ожидании начала церемонии. Удо удивился, заметив в пятидесяти метрах от железнодорожных путей настоящий деревянный вагон для скота вроде тех, что использовали нацисты для перевозки евреев в концлагеря. На нём, как на музейном экспонате, висела табличка. Рассматривая вагон, Удо вспоминал его габариты: длину, ширину – и количество евреев, которые, по его расчётам, должны были уместиться внутри. Восемьдесят семь, если не изменяет память, хотя Удо с гордостью пихал туда больше сотни.

Установка сцены и микрофона завершилась, и один из организаторов попросил родственников пленных евреев по очереди выходить вперёд, называть имена тех, кого они потеряли, и возлагать гвоздики к железнодорожным путям.

Старушка в сером пальто вышла первой.

– На этой платформе сорок лет назад я потеряла своего мужа, Аврама Джахона, – сказала она. – За неделю до смерти он отправил меня в Афины, чтобы спасти. Нацисты забрали его. Больше я его не видела. Да хранит Господь его душу.

Она бросила гвоздику на пути и сошла со сцены. Следом за ней вышел худой мужчина средних лет с аккуратно подстриженной бородой.

– На этой платформе я потерял своих родителей, Элияху и Лоуху Хули…

Удо вздохнул. Ну что за драма. Дрожащие голоса. Слёзы. Они хоть представляют, как много сил было положено на то, чтобы спланировать и организовать отправление тех поездов? Сколько было оформлено бумаг и брошено человеческих ресурсов?

– На этой платформе я потерял своего прадеда…

– На этой платформе я потеряла трёх своих тётушек…

Удо покачал головой. В том, в чём эти люди видели скорбь, он видел повод для гордости, в том, в чём они видели трагедию, он видел успех. Удо держал в руках воздушный шар с надписью «Никогда больше». Как нелепо. В его планы входило совершенно обратное.

Скорбящие выстроились в очередь, и Удо заметил, что Охотник и Брат заняли свои места в конце толпы. Когда они подойдут к сцене, размышлял Удо, он выстрелом в голову убьёт первого, а затем прикончит второго, стоящего на два шага позади. Удо прокладывал путь через толпу, пока наконец не нашёл оптимальный угол для выстрела.

– На этой платформе я потерял своего дядю Морриса…

– На этой платформе я потеряла сестру Виду…

«Продолжайте ныть, евреи», – сказал про себя Удо. Он сжал пистолет в кармане куртки. Как приятно касаться стали. Приятно давать отпор. Спустя три года, проведённых в бегах от этих еврейских крыс, приятно наконец оказаться в роли преследователя.

Пути всё помнят

В мире есть четыре стороны света. И четыре времени года. Есть четыре основных арифметических действия и четыре оболочки Земли. В Библии говорится о четырёх райских реках. И четырёх ветрах. В колоде карт четыре масти. Четыре колеса у машины. Четыре ножки у стола.

Четыре – это основа. Четыре – это баланс. Четыре – это полный круг в бейсболе, четыре базы, которые нужно пробежать, чтобы оказаться «дома».

Пришло время и нам вернуться домой.

Вот и настал конец нашей четырёхугольной истории.

Себастьян держал охапку красных гвоздик

По одному цветку для родителей, бабушки и дедушки, близняшек, дяди и тёти. Когда очередь подошла к концу, Себастьян почувствовал, как кто-то тронул его за плечо. Повернувшись, он увидел Фанни и Тию. Фанни приобняла его и смахнула слезу.

– Я очень тобой горжусь, – сказала она. – Ты молодец, что делаешь всё это.

– И я, – сказала Тиа.

Себастьян почувствовал, как закололо в горле.

– Спасибо, – прошептал он.

Фанни протянула ему гвоздику.

– Для твоего брата.

Себастьян помешкал, а потом взял цветок.

– Теперь твоя очередь, пап, – сказала Тиа.

Поднялся сильный ветер, белые воздушные шары раскачивались на ветру. Себастьян прошёл по платформе и остановился у микрофона. Он взглянул на небо и увидел нечто необычное: в воздухе кружились снежинки. Снежинки? В марте? Он наклонил голову набок, как бы с любопытством, и почувствовал, как одна из них приземлилась ему на нос – маленькая, холодная и мокрая.

В десяти метрах от толпы Удо Граф сунул руку в карман куртки

Наконец-то. Отличный обзор. Ещё немного, и он покончит с этой еврейской грязью, которая разрушила его жизнь. Сначала Брат, потом старик. Одно небольшое движение рукой, и всё будет кончено.

Себастьян открыл рот, чтобы произнести речь, – он собирался начать той же фразой, что и остальные. Слова эхом разнеслись по толпе.

– На этой платформе…

Удо поднял взгляд. Себастьян тоже. Потому что слова произносил не Себастьян – чей-то другой, мужской голос раздавался из громкоговорителей, в которые нацисты когда-то объявляли об отправлении поездов.

– На этой платформе… Я нагло соврал вашим семьям! – гремел голос. – Убедил их, что опасности нет! Сказал, что они едут в хорошее место! И что у них будет работа и они воссоединятся со своими семьями!

Извините. Это была неправда.

Толпа притихла. Все завертели головами. Впервые в жизни Себастьян, Фанни и Удо Граф одновременно подумали об одном и том же:

Нико.

– На этой платформе я обманул собственный народ. Всех, кого знал. Всех, кого любил. Я смотрел, как их забирают, и продолжал верить в то, что говорил.

Но меня тоже обманывали. Меня убедили, что я говорю правду. И что мой семье тоже ничего не грозит.

Пауза.

– Но и это было ложью.

Себастьян вытягивал шею и вертелся, отчаянно пытаясь определить, откуда доносится звук. Внутри закипала ярость, а меж тем голос не замолкал.

– Многие люди несут ответственность за ужасы, которые здесь происходили. Но один человек виновен больше остальных. Его звали Удо Граф. Он был нацистом и шутцхафтлагерфюрером. Это он организовал те убийства.

Удо застыл в толпе, его рука продолжала сжимать пистолет в кармане куртки.

– Он отправил наши семьи в гетто. Отослал в Аушвиц. А в Аушвице приказал убить их, словно они скот. Их расстреливали. Травили газом. Тела наших родственников не хоронили – их просто сжигали дотла.

Удо почувствовал, как под париком катятся капельки пота.

– Но вы должны знать, что правосудие восторжествовало. Удо Граф мёртв. Погиб от рук храброго еврея. Он умер, так и не исполнив свои гнусные мечты. Er starb als Feigling. Er starb allein. Он умер трусом. Умер в одиночестве.

Удо больше не мог это выносить. Он сорвал с себя шляпу и парик, отпустил воздушный шар и вынул пистолет.

– Это ложь! – закричал он. – Лжец! Ты лжёшь!

* * *

То, что происходило дальше, длилось меньше девяти секунд, но ощущалось как затянувшийся сон. Себастьян увидел взлетающий белый шар, а под