Читать книгу "Верь людям - Людмила Константиновна Татьяничева"

свисала с ушей.

— Слушай, ребятки! — почему-то вполголоса предупредил Шмелев остающихся внизу подсобников. — В случае чего — воды не жалеть!

Кладку вели Загвоздкин и Неустроев. По распоряжению печника Шмелев стал вспомогательным рабочим и подавал материалы. Работы хватало и Шмелеву, но трудней всего приходилось, конечно, кладчикам. Хоть на несколько секунд, но им все же приходилось повисать над огнедышащим провалом, пока ставился на место очередной кирпич.

Было как-то странно — глаза видели внизу пустоту, мирную и безобидную пустоту, этакую кирпичную пещеру с шестью золотистыми нитями рельсов. Казалось, ничего и никого там нет. А там лежали невидимые 500 градусов выше нуля. Стоило только нагнуться поближе и дикий, злобный зверь жадно впивался острыми прозрачными когтями в лицо и руки человека. Он жарким языком облизывал одежду, заставляя ее дымиться, сдирал живое мясо с костей. Воздух как бы исчез, и сколько ни захватывали его широко открытые, пересохшие рты, в легкие все равно ничего не попадало.

Шмелев видел, как трудно приходится кладчикам, но видел и то, что стойкость людей побеждает: кирпичи ряд за рядом вставали в каркасе. Сверкающая на темном теле печи рана понемногу затягивалась от краев к середине. Оставалось не так уж много работы, когда Шмелев услышал позади себя глухой стук. Он быстро оглянулся. Бросился в глаза пышный султан искр, метнувшийся из провала к потолку. В следующую секунду Шмелев увидел на дне печи темный прямоугольник кирпича и облегченно вздохнул: ничего страшного! Всего-навсего упал вниз кирпич, вывалившись из ослабевших рук старого печника…

Сам печник лежал поперек настила, его забинтованная голова висела над самым провалом. Он старался отодвинуться, подняться на ноги, упираясь на локти, но это ему не удавалось. Шмелев подхватил старика, поставил на ноги. Фуражка свалилась с забинтованной головы и упала на каркас. Мгновение пролежала темным комком, сразу вспыхнула и сгорела, оставив на решетке горстку пепла.

— Сомлел я, Александрыч, вот ведь какая незадача, — вяло жаловался старик, положив голову на грудь Шмелеву. — Старость — она старость и есть. Дыхания не хватило, вот какая штука…

Руки Шмелева были в глине, но он даже не ощутил ее, когда сунул пальцы в рот и пронзительно свистнул. На помост вскарабкались два подсобника и приняли на руки ослабевшего старика. Но тот отпихнул ребят и по-турецки уселся на настиле подальше от провала.

— Не-е, вниз я не пойду! Вы меня водицей, ребятки, полейте… Нам ждать некогда — каркас-то вон как нагрело, прогорит железо, все труды наши прахом пойдут. — Кряхтя и отплевываясь, Загвоздкин пригоршнями лил на себя воду из ведерка. — Ты, Александрыч, кончай за меня кладку на моей стороне. Я отдышусь и расклинку сделаю.

Шмелев принялся за работу. Через минуту он забыл и о Загвоздкине, и о Неустроеве. Опаленный жаром, весь сразу как-то высушенный, он только и видел перед собой жаркую, жадную пропасть провала, перекрытую сверкающей, точно позолоченной решеткой каркаса. Дышать и двигаться становилось все труднее. Кирпичи стали свинцовыми, жар хватал за руки. Сознание как-то сузилось, видна была только огненная бездна под ногами. Бездна притягивала к себе, от нее нельзя было оторвать взгляда. Плохо, совсем плохо! Через минуту он рухнет так же, как рухнул старый печник. Что делать?

— Дай-ка, Николай Александрыч, — Антон Неустроев закончил работу на своей стороне печи, дойдя до вершины, и уже некоторое время наблюдал за Шмелевым. — Посторонись, я закончу!

— Спасибо, друг! — пробормотал Шмелев, отошел и присел на корточки рядом с Загвоздкиным.

— Тяжко, Александрыч? — спросил печник.

— Шут его знает… Я и не думал, что так трудно придется…

— Теперь ничего… Теперь, считай, заложено… Сейчас заклинку сделаю, и все готово станет. Одолели сатану!

Провал был уже почти закрыт, только узкий пучок света, подобно лучу прожектора, упирался в копченные перекрытия цеховой кровли.

Пошатываясь, Загвоздкин добрался до Антона и начал обтесывать кирпичи для заклинки. На них должен держаться весь ряд кирпичей, даже если перегорит и развалится каркас. Скоро прожекторный луч был погашен и стропила опять исчезли в том мраке, в котором пребывали до аварии.

— Одолели сатану! — повторил Загвоздкин.

Медленно, поддерживая друг друга, стали спускаться вниз и тяжелыми шагами поплелись к бакам с водой. Напились, сбросили рубахи и куртки, выполоскали их и ими обтерли горячие тела. Кто-то из подсобников принес цеховую аптечку, густо намазали опаленные, багровые лица.

Они расселись на корточках вокруг бака, щурясь и блаженно отдуваясь. У печи стучали топорами подсобники, разбирая леса.

— Оказывается, ты покрепче нас обоих будешь, Антон, — проговорил Шмелев, разглядывая торс крепко сложенного Неустроева. В ушах шумело радостное: «А ведь кончили дело! Наитруднейшее дело! Неужели правда? Неужели не надо будет больше лезть в это пекло?»

— Известно — молодой. Ему что! — пятерней расчесывая бороду, откликнулся Загвоздкин.

— Я к огню привычный. Он меня не берет, — сказал Антон, взглянул на цеховые часы и заторопился: — Форсунки включать надо. Витька на смену придет, а температуры-то нету…

Он убежал мелкой, увалистой походкой. Шмелев не без зависти посмотрел вслед коротконогому и широкоплечему крепышу.

Когда Неустроев вернулся, на скамеечке у бака навивал на палец кольца рыжеватой бороды один Загвоздкин. Шмелева не было.

— Парторг-то куда подевался? И не отдохнул совсем.

— Наш Александрыч дело знает. В дирекцию пошел.

— Зачем?

На скамейке было тесно. Они сидели, плотно прижавшись друг к другу мокрыми плечами.

— Доложить надо, — ответил Загвоздкин. — А как же? Ну, а потом это самое, как говорится… — Старик немного смешался, помолчал. — Насчет премии словечко замолвить я ему велел…

— Какой премии?

— Какой, какой! Нам с тобой, дурашка! Или думаешь, мы мало за ночь сделали? Да за такое геройство, знаешь…

— Тьфу ты, чтоб вас! — не выдержал Антон. — Где только ты геройство увидал?

— Увидал. Как не увидеть? Всю ночь геройством занимались, хоть и не обязаны были…

Антон только головой помотал:

— До чего вы, старые чертяки, на деньгу жадные. Просто удивительно. Только о деньгах и думаете!

— А тебе деньги нипочем? Не нуждаешься?

— Нуждаюсь. Только я, когда провал закладывали, про деньги совсем не думал.

— И я не думал. Потому что в большом азарте был. А теперь поостыл и вспомнить пришлось. Фуражка-то у меня, милок, сгорела или не сгорела? Как же я теперь к старухе без фуражки явлюсь? Не-ет, мне денежки нужны…

Старик тоненько и хитро засмеялся, теребя убереженную от огня бородку, даже не утратившую своего огненно-рыжеватого блеска.

Смотрел на него Антон и понять не мог: не то в самом деле старик так жаден на деньги, не то просто притворяется, хочет в чем-то проверить Антона. Хотелось ему еще поспорить со стариком, но у входа в цех в гурьбе