Читать книгу "Теория бобра - Антти Туомайнен"

страшных воплей. — Прочь от моей лошади!

Грохот дробовика.

Белый «БМВ» как будто взрывается; во всяком случае из окон летит фонтан осколков. Полицейские плюхаются животом на землю и почти одновременно начинают палить в сторону дома. Эльса снова стреляет и кричит. Ластумяки и Салми стреляют и кричат.

Стреляют и кричат все, кроме меня; лично я улепетываю с такой скоростью, с какой не бегал никогда в жизни, и даже глубокий снег под ногами мне не помеха.

Мне приходится сделать небольшой крюк, чтобы укрыться за домом. Дальше идет плавный уклон к ельнику, из которого я вышел, но от его надежного укрытия меня все еще отделяет сотня метров. Наконец я ныряю в свои елочки.

То, что я слышу, не оставляет сомнений: Эльса умеет обращаться с дробовиком. Выстрелы звучат один за другим, через краткие промежутки, необходимые для перезарядки оружия. Крики не стихают ни на секунду. По сравнению с пушечной канонадой, производимой ружьем Эльсы, пистолеты Ластумяки и Салми издают пронзительный визг.

Свет в конюшне по-прежнему ярко горит — я вижу ее окна в просвет между еловыми ветками. Низко пригибаясь к земле, я устремляюсь вперед. Досконально разработанного плана у меня больше нет, с ним случилось примерно то же, что и со спортивной машиной моложавых полицейских. Я слышу, как Эльса продолжает лупить по автомобилю Ластумяки и Салми, и делаю вывод, что полицейские все еще принимают освежающие ванны, глубоко закопавшись в снег.

Наконец я добегаю до нужного мне места, и снова ныряю под еловые лапы. Одновременно я слышу шум подъезжающей машины и вижу вдали какие-то синие всполохи, а ближе ко мне — торец здания конюшни и распахнутую дверь.

— Полиция, — раздается знакомый голос. — Бросай оружие!

Пистолетные выстрелы прекращаются практически сразу. Судя по всему, пистолеты падают туда же, где лежат их владельцы, — в снег.

Однако Эльса со своей базукой и не думает сдаваться.

Она орет и продолжает стрелять.

Осмала повторяет свое требование и настойчиво предлагает Эльсе перестать вопить. Эльса что-то кричит в ответ, и снова грохочет дробовик.

— Ну все, хватит. Возьмите себя в руки, — говорит Осмала. — Сейчас разберемся, что тут происходит.

Его голос, усиленный громкоговорителем, невозмутимо спокоен. Осмала, как всегда, уверен в себе. Скорее всего, именно это укрощает Эльсу. Хотя, может быть, причина в целой волне синих сполохов, которые движутся в сторону фермы. Слышен рев приближающихся автомобилей.

Атмосфера сельского зимнего вечера заметно меняется, едва стихают ружейная и пистолетная пальба и истеричные вопли.

Я молча благодарю Осмалу. Он сделал все так, как я рассчитывал, полностью, на сто процентов. Но одновременно меня посещает мысль, что он единственный, кто действовал по моему плану.

Я слышу, как подъезжают машины, водители заглушают двигатели, хлопают дверцы. До меня доносятся громкие мужские и женские голоса; они отдают приказы, задают вопросы, предупреждают об ответственности. Даже не видя происходящее своими глазами, я понимаю, что во дворе проходят задержания, обыск задержанных, осмотр территории. Скоро они доберутся и до меня. Пора отсюда сваливать.

Но прежде все-таки надо кое в чем убедиться.

Осторожно подкрадываюсь к воротам конюшни и заглядываю внутрь. Людей здесь нет. Захожу. В конюшне сильно пахнет животными, навозом и сеном. В сочетании этих ароматов есть что-то уютное.

В стойлах стоят лошади, по стенам развешано снаряжение и упряжь.

Дверь одного стойла распахнута.

Лошади нет, как и всадника.

Они исчезли.

Я делаю то же самое.

Исчезаю.

Два месяца и восемнадцать дней спустя

Сквозь стекло мне греет спину весеннее солнышко, и еще больше тепла добавляет дружеская обстановка.

Я только что закончил разбираться с финансами и стою у окна на кухне у Танели. Настроение в Le Groupe Paris приподнятое, можно даже сказать, игривое. Отцы смеются и, перекрикивая друг друга, заказывают, кому какой кофе сварить, силятся сказать что-нибудь по-французски, похлопывают меня по плечам и звонко бьют друг друга по ладоням. Причина веселья, разумеется, в том, что вторая школьная ярмарка прошла даже с большим успехом, чем первая.

То, чего мы вместе добились, удивительно, просто невероятно. Такое действительно бывает, как выразился Танели при нашей первой встрече, once in a lifetime, и теперь мы крепко спаянное, дружное сообщество отцов, вдохновленных общей идеей. Мне нравится быть его частью. Это третья моя семья, в которую я удостоился — да, именно удостоился — быть принятым этой зимой, и я признаю, что ошибался в своем скептическом отношении к папашам одноклассников Туули. И к поездке в Париж тоже.

Это, однако, не означает, что я перестал быть страховым математиком. Тут ничего не меняется, и я до конца своих дней останусь педантом актуарием.

Поэтому я не забываю о предстоящей мне встрече.

Я сообщаю отцам, что должен уйти, и все меня разве что не обнимают, как у нас в парке на еженедельных собраниях. Перебрасываюсь парой слов с Танели, и, пока тот управляется со своей космической кофеваркой, нажимая на кнопки, дергая за рычаги и протягивая очередному папаше чашку кофе, который раз от раза получается у него все лучше, мы договариваемся о дате следующего совещания по подготовке к поездке. Прощаясь с Сами, говорю ему, что готов присоединиться к группе отцов, намеренных заняться городским ориентированием. Это довольно сложный вид спорта, но я уверен, что смогу внести вклад в общее дело, особенно, в командных соревнованиях. Не вижу необходимости объяснять Сами, что я привык быстро перемещаться в условиях сильного стресса и накопил определенный опыт в нахождении неочевидных на первый взгляд маршрутов. Сами с радостью добавляет меня в новую группу в Вотсапе. Если раньше мой телефон дни напролет лежал без всякой пользы на столике у кровати, то теперь он заполнен сообщениями, на которые, как я заметил, мне доставляет удовольствие отвечать.

На улице меня в первый момент буквально ослепляет солнце. Воздух еще прохладный, но в нем уже чувствуется весна, предвестник добрых перемен.

Это, конечно, приятно, хотя не очень помогает мне побороть тревожность. Дело в том, что я понятия не имею, что будет со мной завтра. Я не уверен ни в чем и ни в ком, кроме Осмалы и его компактного электромобиля.

Пентти Осмала, старший следователь подразделения полиции Хельсинки по борьбе с организованной преступностью и экономическими преступлениями, одет, как обычно, независимо от погоды и времени года. По его лицу, непроницаемому, как у каменного изваяния с острова Пасхи, никогда нельзя узнать, о чем он думает. Вот и сейчас