Читать книгу "Свои чужие люди - Марина Болдова"

Уже подходя к дому, он стал тревожно озираться. Неприятное такое чувство, будто все, кого ты встречаешь на своем пути, все про тебя знают. И куда идешь, и зачем. И что ты – тот самый, который… Хотя, по слухам, убийца арестован. И каково этому бедолаге Ракову в камере с осознанием своей невиновности? Ладно, разберутся, что Раков тут ни при чем. А он в это время уже далеко будет. Жену жалко, плакать станет, когда поймет, что он ее бросил. Любит, дурочка. Вот так, со школьной скамьи и любит до сих пор. А сын на нее похож, ничего от отца не взял. Если бы сомневался в верности жены, подумал бы, что нагуляла!

Он вставил ключ в замочную скважину, повернул два раза, но открывать дверь не спешил. А что, если опять кто-то дома? Он видел, как ушли Алевтина с Марининым, даже видел, как сели они в подъехавшую иномарку. А Полякова, этого пьянчужку, унесло из дома спозаранку. Вроде бы у него дежурство. Никого в квартире быть не должно.

Он толкнул дверь двумя пальцами и опять прислушался. Тихо. Сегодня он надел перчатки, хватит с них пальчиков. У него есть примерно час, если не торопиться, то печку он разберет быстро. Главное – знать, в каком месте на кирпичик нажать. Потом справа, в открывшейся нише, рычажок повернуть, а там и заслонка поднимется. Так ему отец объяснил.

Он подошел к двери комнаты Алевтины, бывшей детской еще при бабке Виктории. Осмотрелся, присел на корточки. Вставил ключ (выкрасть три недели назад ключи в трамвае у беспечной Алевтины было для него нетрудно – он просто сунул руку в карман куртки, куда она их положила, закрыв дверь. Сделал дубликат, а связку подкинул этим же днем в кусты около входной двери: повезет – найдет), повернул.

В комнате пахло немного перестоявшими в вазе хризантемами. «Могла бы и воду менять почаще», – подумал он, подходя к печке и присаживаясь на корточки.

– Раз, два, три, четыре, – начал он отсчитывать вслух, не боясь быть услышанным – нет же никого. – Пять!

Он нажал на середину кирпича, тот легко повернулся вокруг своей оси. Сердце радостно екнуло. Он просунул руку внутрь справа, нащупал металлический стерженек. Опустил его вниз и почувствовал, как поддалась его нажиму литая дверка. Он с некоторым усилием подвинул ее в сторону до упора. Быстро просунул руку глубже в печь, схватил то, что там лежало, и вытащил наружу.

– Доброго вам дня, Андрей Сергеевич, – прозвучал незнакомый голос от двери.

Он позорно упал на спину, так и не успев встать с корточек. Он никак не мог сообразить, кто же такой мог его здесь ждать. А то, что ждал, – было очевидно. И как это он забыл закрыть за собой на защелку дверь комнаты? Теперь этот, кто бы он ни был, видел, как отрывается тайник. Хотя стоп! Какое это теперь имеет значение-то?! Содержимое ниши – в его руках! В руках?! Не отдать! Спрятать назад! Просто закинуть быстро и… И что? Не успеет, никак не успеет! Да кто же это, черт возьми!

Никольский медленно повернулся, одновременно пытаясь подняться. Перед ним стоял высокий мужик с абсолютно седой головой и спокойно смотрел на него сверху вниз. Да! Видел он его во дворе. Рядом с Алевтиной видел. Мент, точно. Черт! Черт! Провели…

– Вставайте уже поживее, господин Никольский. Руку давайте, – Никольский тупо смотрел на протянутую руку. – Да сверточек с пола прихватите, чтобы мне не нагибаться!

Черт бы побрал папашу с его правдой! Гореть ему в аду! И что теперь? Тюрьма… За убийство дадут такой срок, что уже и выйти на свободу будет нереально. Ну не хотел он ее убивать! Только оглушить. А ключ оказался неожиданно тяжелым. И этот острый край… Он даже лица этой девчонки рассмотреть не успел…

– Что, девушку вспомнили, Никольский? Будет у вас время еще ее вспомнить. Очень много времени будет, – в руках говорившего он увидел наручники.

– Я не знаю, о чем вы, – скорее машинально отреагировал он.

– Я даже вас не буду ни о чем спрашивать, Никольский. Вы арестованы за убийство Юлии Фурцевой, совершенное вами 22 октября сего года. И этот факт не вызывает сомнений, – говоривший защелкнул наручники на его запястьях.

Они вышли в коридор, и тут он увидел еще двоих людей в форме.

– Посмотрите вон туда, Никольский. Внимательно. – Он проследил за протянутой куда-то вверх рукой: над дверью одной из комнат что-то сверкнуло. – Это камера, Андрей Сергеевич. Камеры были установлены по всей квартире. Вот такая вот случайность…

Глава 56

Он всего лишь хотел уехать от надоевшей до икоты жены и нелюбимого им сына. У него не было любовницы, нет. Просто смутное чувство, что где-то, где его нет, ему будет лучше. Просто лучше. Богаче, удачливее, сытнее, интереснее. И не будет этого круга: утро в постылой постели, полдень в институтской столовой, подогретый ужин за кухонным столом и… телевизор. Который он не смотрит, а так, просматривает, щелкая пультом. Щелкает и щелкает кнопками, до часу ночи щелкает, только чтобы не идти к поджидающей его жене. И тихая радость, если удается застать ее уже спящей. Уф, пронесло! Короткий беспокойный сон – и опять утро…

Он и родословную свою заказал, чтобы только значимость свою почувствовать. Дедовым внуком утвердиться. И тут вылезла какая-то история с дедовой сестрой. Приемной или нагулянной прадедом от какой-то деревенской молодухи. Да, собственно, что ему за дело до этого? Только отец как-то странно среагировал, когда он про то спросил. Как-то уж резко, как говорят – неадекватно. И ему стало интересно. Правды захотелось. Захотелось – получай! И оказалось, что дед-то и не дед его. А ничей он дед.

Никольский сидел на стуле перед столом следователя и молчал. Хотя первый вопрос уже прозвучал.

– Ну, так вы, Никольский, расскажете нам, что привело вас к столь жестокому преступлению?

– Что, начать от печки? – попробовал пошутить он.

– Около печки вы закончили, Никольский, – не принял шутки Беркутов, – Начните с того, как вы узнали о тайниках в квартире Эмилии Фальк.

– Родословная. Мне захотелось узаконить свои корни. Как вам объяснить? Впрочем, что тут объяснять, сейчас многие этим интересуются. Карташова мне порекомендовали как самого в подобных делах порядочного. Мне нужно было всего лишь восстановить утерянные документы, я и так знал, кто от кого родился и даже в каком году. Но, как оказалось, все не так. А как – не смог определить даже Карташов. По документам я – правнук Михаила Никольского, известного хирурга. И внук Алексея Никольского, не менее известного, чем его отец. А на самом деле…

Беркутов насторожился. Что-то не о том Никольский, не о том.

– Вы хотите сказать, что вы не прямой родственник Михаилу Никольскому?

– Я ему вообще не родственник. Мой отец Сергей был усыновлен Алексеем и Катериной Никольскими в 1934 году при рождении. Им было тогда уже по тридцать восемь лет. Мне бы раньше разложить эту простую арифметику!

С отцом у меня контакта не было, может быть, поэтому я узнал обо всем так поздно. И то только потому, что начал копаться в истории Никольских.