Читать книгу "Сердце из стекла. Откровения солистки Blondie - Дебби Харри"

Тем временем в работе над новым альбомом Blondie все не так удачно выправлялось. Была одна проблема: я находилась в мужском коллективе. Я не специально так подстраивала. На нью-йоркской сцене было мало женщин – как и вообще во всей музыкальной индустрии семидесятых. Если девушка становилась ведущей вокалисткой в исключительно мужской рок-группе, случай считался нестандартным. Но я хотела творить музыку, и мне было глубоко наплевать, если для этого необходимо было собрать мужскую группу. Мои нежные отношения с Крисом определенно помогали мне существовать в этом облаке тестостерона. Крис – настоящий мужчина, но не тиран и не пытается вечно все контролировать. Он дипломатичный и умный. А вот у Джимми непростой характер, он настоящий бруклинский мачо и в отношении женщин, мягко говоря, не сдержан.

Наш менеджер Аллен пришел на репетицию, когда Джимми, по обыкновению, вел себя грубо, и был в ярости от подобного неуважения. Джимми часто, когда говорил со мной, не отрывал глаз от моей груди. Ау! Естественно, это бесит и унижает, хотя мой внутренний панк-извращенец иногда чувствовал себя польщенным. «Эй, я знаю, что ты делаешь, ты пялишься на мою грудь и не можешь смотреть мне в глаза». Может, это вышло из моды, но как женщине мне приятно осознавать, что я обладаю подобной притягательностью. Так что, как правило, мне удавалось направить это гендерное неуважение в нужное мне русло, чтобы оно работало на меня, а не против.

Игра полов редко бывает простой; это сложный, изменчивый танец. То мы первобытные, то цивилизованные, то где-то посередине. Иногда я расстраивалась, когда выносила в группе свои идеи на обсуждение и они отвергались. Сексизм? Иногда – конечно, но, я думаю, чаще это было следствие наших демократичных порядков. Все решает большинство. Поэтому иногда я выигрывала, иногда проигрывала, и мне приходилось с этим мириться. Вполне справедливо. А может быть – просто может быть, – некоторые мои идеи были ни о чем.

Это я придумала название для нашего нового альбома, The Curse of Blondie, чтобы с долей юмора воздать должное отличным старым черно-белым малобюджетным фильмам и иронично пройтись по тому, что мне пришлось пережить. Мы планировали выпустить его в 2001-м, но столкнулись со всеми возможными трудностями, и работа над ним заняла на два года больше. И да: 2001 год был паршивым. В апреле от рака умер Джоуи Рамон – ужасное потрясение. Джоуи я любила. Не в интимном смысле, а как певца и друга. Это был замечательнейший, добродушнейший человек. Я помню, как на заре своего существования журнал Punk выпустил комикс, в котором у меня с Джоуи была несчастливая любовь. Наши родители были против наших отношений, а потом Джоуи похитили инопланетяне или что-то вроде того. Роберта Бэйли, проверяльщица билетов и самопровозглашенный фотограф в CBGB, сделала нашу постановочную фотографию в постели. Было так весело.

А потом – 11 сентября. Я была в своей спальне, в Нью-Йорке, и мне позвонила моя подруга Керри. Она спросила: «Ты смотрела телевизор?» Нет. Я выглянула в окно: у меня из квартиры открывался отличный вид на башни-близнецы. От одного из зданий шел дым. Я включила телевизор и стала смотреть прямой репортаж.

Я видела происходящее сразу и по телевизору, и в окне, и от этой синхронности было жутко. Сюрреалистичное ощущение: не осознаёшь до конца, на что смотришь. Это постановка, прямой репортаж или реальность? После 11 сентября многие мои знакомые перепугались и хотели немедленно уехать из Нью-Йорка. Они обсуждали, как запасутся консервами и будут жить в подвале, потому что мы все под прицелом. Я так не думала и не испытывала подобного страха, но определенно была в шоковом состоянии. Я на самом деле скорбела. За две недели после атаки на башни-близнецы я прошла через весь спектр эмоций: шок, сильная печаль, сильная злость и сильная ностальгия по ушедшим дням. Вскоре после этого я написала стихотворение.

Когда я проходила через этот период скорби, я говорила себе: «Как жаль, что нельзя снова попасть в семидесятые». Я по-прежнему хотела вернуться в те ранние годы, каждый раз приходя к неизбежному заключению, что больше никогда не будет так, как раньше.

Крис и Барбара съехали с квартиры на Гринвич-стрит и поселились к северу от нее. Они жили всего в двенадцати домах от башен; спустя несколько месяцев в том районе все еще пахло гарью. Когда я узнала, что они подумывают о переезде, меня это ошеломило, хотя такое желание было вполне естественным. Барбара очень хотела уехать подальше от центра и растить детей в более тихой и мирной обстановке. Это было разумно – а Вудсток стал отличным вариантом.

2001-й. На вечеринке Click + Drag 2.0… Нью-Йорк вот-вот изменится бесповоротно

Когда они уехали, я была убита горем. Мысль о таком расстоянии между нами, о таком отдалении… Однако в каком-то смысле для меня это стало просветлением. Потому что их отъезд позволил мне заглянуть глубоко внутрь себя и увидеть то, чего я не замечала раньше. Я ехала на велосипеде вдоль Гудзона, когда меня захлестнула нестерпимая печаль. Но на этот раз вместе с грустью пришло озарение. Я «увидела» свою печаль, и она заговорила со мной: мое горе было горем брошенного ребенка. Покинутость – вот самая живучая боль, которая всегда грызет меня изнутри и ждет подходящего момента, чтобы поглотить. С этим озарением что-то во мне наконец изменилось. Я ощутила новую ясность, принятие, признание и своего рода освобождение. Этот миг со мной навечно.

Поток душ

Над Гудзоном нависло сланцевое небо,Протянулось над широкими водамиИ дальше. Серая угроза, затаившаяся над Нью-Джерси.Посадочные огни предупреждающе вспыхнули на летном полеВ Ньюарке…Все двоится в зеркальной скользящей воде.Я жду, под грузом моих стремлений, моих желаний……о, что же мне делать?Меня смущают тысячи разных голосов.Не слышу своих мыслей,Столько голосов, их так много.Но потом наступают пронзительные моменты прояснения,Так ясно очерченные,Проливающие свет на все грядущее.Мой взгляд простирается вдаль.Чувства и инстинкты, давно забытые, но по-прежнему действенные,Теперь с ревом рвутся наружу и облекаются в слова,Мой голос ломается.Я молю, кричу, чтобы остаться в живых. Бессильная, не владеющаясобой, скорбящая,Пробужденная ото сна, что держал под контролем животные чувства,Торопящаяся жить, чтобы сохранить жизнь. Обычные навыки,что я оттачиваю каждый день,ПереходятВ новое качество.Грош цена им в огрубевшем мире.Ходить, слоняться, мерить шагами клетку быловременным успокоением.Перепуганное сердце бьется в новом ритме……мое сердце, мое сердце, мое сердце.Выбивает меня из сна в оцепенелое измерениеМежду моей постелью, небом, комнатой, землей, междутогда и сейчас,В этом пространстве что-то порхает – но здесь нет птиц,Оно оживает в свете крошечных мигающих огней – но здесьнет ламп,И в нем тесно от новых голосов,Громких и тихих, далеких и близких.Эти голоса звучат бурлением воды,Тысячи их, потерянных, булькают и касаются меня.Я чувствую дрожь, электрический зуд, он даже приятен,И я знаю, что ощутила поток душ.

Свидетельство любви