Читать книгу "Тайна турецкого паши - Наталья Александрова"

– По моей? – Вероника задохнулась от возмущения. – Вы меня похитили, мучили – и я же виновата?

Шатун опять отмел рукой ее возражение и продолжил:

– Не будем считаться, кто прав, кто виноват. Мне нужно залечь на дно, спрятаться куда-нибудь, а для этого нужно что?

– Деньги, – догадалась Ника.

– Правильно говоришь – деньги! И вот ты мне их и дашь.

– С какого перепуга?

– С какого? А с такого, что у тебя выхода нет. Если ты не дашь мне денег – конец тебе. Причем не в переносном смысле, а в самом что ни на есть буквальном. Ты меня знаешь, мне человека убить – все равно как комара прихлопнуть. Раз – и нету! А ты молодая, тебе еще жить да жить… тем более с деньгами, которые тебе папаша оставил. Поделись со мной деньгами – и живи дальше, я не возражаю.

Ника опустила глаза на свою сумку, снова подняла их на Шатуна. Он встретил ее взгляд своим прямым и властным взглядом, словно скрестил с ней шпаги. В его взгляде Вероника увидела жестокость и безразличие к чужой жизни.

Конечно, можно попытаться откупиться от него – но с таким человеком ни о чем нельзя договариваться, ему ни в чем нельзя верить. Он возьмет деньги – и все равно убьет ее. Ему ведь это и правда – как комара прихлопнуть…

А что, если…

Она вспомнила сцену с бесцветной женщиной, теткой Александры. Как изменилась она под действием текста, написанного на старинном пергаменте! Если сработало тогда – может, сработает и сейчас? Конечно, Шатун – это не стареющая старая дева, это совсем другой случай, но чем черт не шутит, вдруг на него тоже подействуют те удивительные слова… другого выхода все равно нет…

– Я сейчас не могу получить никаких денег! – проговорила она раздраженно. – Видел, здесь только что был адвокат? Он мне сказал, что муж – Сергей, ты же его знаешь – выдвинул встречный иск, и до конца разбирательства все мои счета заморожены.

– Врешь, – спокойно и уверенно ответил Шатун.

– Вру, да? А вот я сейчас тебе прочитаю документ, который он мне принес!

Она открыла сумку, заметив краем глаза, как напрягся при этом Шатун – вдруг у нее там пистолет или баллончик с опасным газом? Но он сразу успокоился, увидев, что она достала из сумки всего лишь бумаги. Документ, который оставил ей адвокат, и старинный, потертый на сгибах желтоватый пергамент.

Пергамент она положила так, чтобы можно было прочесть текст, и начала медленно, отчетливо:

– Абланаталба абланатана алба… Fiat firmamentum in medio aquanim et separet aquas ab aquis…

– Это еще что за хрень кошачья? – проговорил Шатун, и его маленькие глазки растерянно заморгали.

Он столкнулся с чем-то незнакомым, незнакомым и непонятным. А все непонятное вызывало у него недоверие и страх.

– Слушай, слушай! – перебила его Ника и продолжила, отчетливо произнося непонятные слова: – Абланаталба абланатана алба… quae superius sicut quae inferius et quae iuferius sicut quae superius ad perpetranda miracula rei unius…

Ника уже не первый раз произносила эти слова, но у нее снова захватило дух от их завораживающей красоты. В этих словах была и печаль о чем-то миновавшем или несбывшемся, и радость от вечной, ускользающей прелести мира…

Шатун вжался спиной в спинку стула. Его челюсть отвисла, глаза остекленели, он смотрел на Нику в полной растерянности. Он не понимал, что с ним происходит.

Наконец он сглотнул, на мгновение прикрыл глаза и с трудом, преодолевая внутреннее сопротивление, как будто шел против сильного течения, проговорил:

– Ну, так я же не знал, что ты… это… что тебя надо… ну, раз так… говори, я все сделаю, что ты прикажешь…

– Пока ничего не нужно, – ответила Ника, поражаясь удивительной силе древнего пергамента. – Пока ты пойдешь…

Она не успела закончить.

К их столу подошел официант. Что-то в нем было странное, выпадающее из образа – настолько выпадающее, что Ника уловила это боковым зрением и подняла на него глаза.

Это был мужчина лет сорока, невысокого роста, с блестящими глазами и оттопыренными ушами. Белая куртка официанта была ему явно велика, но самое главное – его глаза. Глаза эти были внимательные и жесткие. Глаза хищника, убийцы, а не заурядного работника общественного питания.

– Что… что вам… – начала Ника задавать вопрос, но не успела его закончить.

События начали развиваться с немыслимой, нереальной, неправдоподобной быстротой. Официант сбросил салфетку, которая закрывала его правую руку – и в его руке обнаружился небольшой черный пистолет, к стволу которого была прикреплена длинная металлическая трубка.

Где-то в подсознании у Ники мелькнуло слово «глушитель», но она не успела осознать, что это слово значит и какое отношение имеет к происходящему.

Впрочем, это не имело сейчас никакого значения. Значение имело только то, что удлиненный черной насадкой ствол пистолета был направлен прямо на нее.

Ника попыталась отскочить, увернуться от направленного на нее черного зрачка пистолета, но для этого нужно было время, а как раз времени у нее не было. Не было даже лишней секунды. Она еще только начала приподниматься со своего места, а пистолет уже готов был выдохнуть в нее смерть…

Говорят, что в последнюю секунду жизни перед внутренним взглядом человека успевает пролететь вся его жизнь, все его удачи и ошибки, все радости и невзгоды.

Интересно, кто это выдумал – ведь последняя секунда жизни на то и последняя, что после нее уже ничего нет, и никто не сможет рассказать о своих последних видениях.

Во всяком случае, перед внутренним взором Ники ничего подобного не пролетело, у нее только мелькнула смутная мысль о бессмысленности происходящего…

Но в следующую долю секунды произошло нечто неожиданное.

Рядом с Никой раздалось настоящее звериное рычание, и массивная, тяжелая фигура метнулась к фальшивому официанту.

Ника увидела, как Шатун, одним движением опрокинув стол, налетел на человека с пистолетом, повалил его на пол, обрушился на него сверху и сжал на его горле свои волосатые руки.

В последнее мгновение перед этим официант сместил ствол пистолета, направив его на Шатуна, и нажал на спуск. Раздался негромкий хлопок, и на спине Шатуна появилось круглое черное отверстие, из которого хлынула кровь.

Тем не менее, словно не замечая страшную рану, Шатун, рыча, как не вовремя разбуженный медведь, продолжал сжимать руки на горле незадачливого убийцы.

Глаза фальшивого официанта вылезли из орбит, побагровели и покрылись бессмысленной мутной пленкой. Официант захрипел, несколько раз дернулся и затих. Изо рта у него выступила розоватая пена. Шатун тоже застыл, но даже мертвый, он продолжал с нечеловеческой силой сжимать руки на горле стрелка…

В зале ресторана стояла гробовая тишина. Ника, глядя на две неподвижные фигуры, без сил сползла на пол. Немногочисленные посетители застыли, как восковые фигуры в Музее мадам Тюссо.