Читать книгу "Тайна турецкого паши - Наталья Александрова"

– Абланаталба абланатана алба… quae superius sicut quae inferius et quae iuferius sicut quae superius ad perpetranda miracula rei unius…

Ника на мгновение оторвалась от пергамента и взглянула на свою визави. С той происходило что-то непонятное. Бесцветные глаза стали ярче, в них проступила печаль, постепенно переходящая в тихий молитвенный восторг.

Бесцветная женщина была не здесь. Она перенеслась в иной, высший, прекрасный мир…

Ника дочитала текст на пергаменте. Как и в первый раз, он наполнил ее силой и уверенностью. Теперь ей была не страшна блеклая тетка, сидящая по другую сторону стола…

Но та тоже была настроена совсем иначе. Враждебность полностью исчезла из ее взгляда, наоборот, теперь она смотрела на Нику с преданным, собачьим выражением.

– Я не знала, какая вы! Я была слепа! Я ничего не понимала! Простите меня! – лепетала она, пытаясь поймать Никину руку.

Наконец это ей удалось, и она поцеловала руку влажными губами.

Нику передернуло от отвращения.

Преданность этой противной тетки была едва ли не хуже, чем недавняя ненависть.

– Да отвяжитесь же вы от меня! – раздраженно проговорила Ника. – Сколько можно?

– Я сделаю для вас все, все, что угодно! Все, о чем вы попросите! Ради вас я не пожалею жизни!

– Если вы и правда готовы все сделать – просто уйдите, оставьте меня в покое!

– Я уйду, если вы этого действительно хотите! Но я непременно вернусь, чтобы доказать свою преданность!

С этими словами тетка вскочила из-за стола и бросилась прочь из кафе, но по дороге она то и дело оглядывалась, через плечо бросая на Нику преданные взоры.

Ника проводила ее удивленным взглядом и покачала головой.

Ну и ну! Вот так пергамент! Он поистине творит чудеса!

На следующий день Ника позвонила нотариусу Джапаридзе. Ответил он сам страдальческим голосом.

– Вы из агентства по найму? – спросил он. – Давно жду!

Ника представилась и сказала, что ей нужно с ним приватно поговорить, на что Джапаридзе ответил, что контора его сейчас закрыта по причине отсутствия помощницы.

– Что с ней случилось? – поинтересовалась Ника. – Сбежала?

– Умерла, – бухнул нотариус, – скоропостижно.

– Я все-таки приеду, – решительно сказала Ника.

Нотариус сам открыл дверь. Вид у него был не блестящий.

– Догадываюсь, что со смертью вашей помощницы не все гладко, – осторожно начала Ника.

– Все так и есть! – Он махнул рукой. – Полицейские тут были, замучили совсем, этак я всех клиентов растеряю…

– Не хотелось бы вас расстраивать еще больше… – начала Ника.

– Вы что-то знаете? Да говорите уж, – вздохнул нотариус. – Семь бед – один ответ!

И Ника рассказала про предательство секретарши.

Джапаридзе схватился за голову:

– Надо же! Столько лет у меня проработала! Какой ужас!

В качестве извинения он связал Нику с очень хорошим адвокатом, который тут же понял ее проблему с Сергеем и обещал ее решить в самое ближайшее время. Что и сделал, позвонил Нике через пару дней и предложил встретиться в грузинском ресторане на Девятой линии.

Адвокат уже сидел за столиком в глубине зала. Круглая лысина блестела, в ней отражалась люстра. Круглые очки сползли на нос. Перед ним стояла мисочка с сациви.

– Вероника Дмитриевна, дражайшая! – воскликнул он, приподнимаясь. – Извините, я очень тороплюсь, мне в Москву нужно ехать. Но вы должны как можно скорее подписать вот эти бумаги…

– А что Сергей – подписал соглашение?

– Подписал, подписал! – Адвокат радостно заулыбался, замахал маленькими пухлыми ручками. – А что еще ему оставалось? Знаете, дражайшая, что в таких случаях говорил мой двоюродный дядя, между прочим, умнейший человек?

– Откуда же мне знать? – Ника усмехнулась, адвокат с его многословием и непрерывной бурной жестикуляцией напоминал ей то ли клоуна, то ли булгаковского кота Бегемота. Ему не хватало только самовара с бензином.

– Мой дядя говорил – лучше хрен, чем ни хрена! – И адвокат рассмеялся, довольный собственным остроумием. – Вероника Дмитриевна, дражайшая, я вам тоже заказал сациви. Сациви здесь очень хорошо готовят. Вы обязательно должны попробовать.

– Ну, если вы уже заказали… – Ника села рядом с ним. – Что нужно подписать?

– Вот это, и это, и еще это…

Он разложил перед ней несколько листов.

Пока Ника просматривала документы, пытаясь вникнуть в их содержание, он доел сациви, выпил чашку кофе и удовлетворенно промурлыкал:

– Ну, вот и отлично…

Вдруг у него зазвонил мобильный телефон.

Адвокат схватил телефон, поднес к уху и замурлыкал:

– Да, слушаю вас, дражайший Михаил Юрьевич… да что вы говорите? Бегу! Лечу! Уже в полете!

Спрятав трубку, он повернулся к Нике и сложил ручки в молитвенном жесте:

– Вероника Дмитриевна, дражайшая, простите меня великодушно, должен мчаться! Наиважнейшее дело! Труба, как говорится, зовет! Вы подписали? Отлично!

Он сложил подписанные Никой листы в свой маленький портфельчик, протянул ей еще один документ и проговорил:

– А это, дражайшая, прочтите на досуге, это окончательный вариант. Как только вернусь из Москвы – скорее всего, завтра вечером – мы с вами все обсудим. Целую ручки!

Вероника моргнула – а когда открыла глаза, адвокат уже исчез, только воздух дрожал там, где он только что был, как дрожит он летом над разогретой солнцем дорогой.

Вероника покачала головой, убрала в сумку документ, оставленный адвокатом, и принялась за сациви…

И вдруг осознала, что она снова не одна за столом.

Она вздрогнула и повернула голову.

Рядом с ней сидел коренастый, широкоплечий человек без возраста, с длинными, как у гориллы, руками и лысой, как бильярдный шар, головой. На нее смотрели в упор маленькие злые глазки под тяжелыми набрякшими веками.

Шатун.

– Ну, здравствуй, Вероника! – проговорил он низким, властным голосом. – Давно не виделись!

– Хоть бы и век вас не видать! – выпалила Вероника.

– И тебе не хворать!

– Чего вы от меня хотите? Зачем явились?

– А ты как думаешь?

– И думать не хочу!

– Это ты зря. Очень зря. Думать вообще полезно. Особенно в твоем положении.

– Это какое такое у меня положение?

Шатун отмел ее вопрос небрежным жестом ладони и проговорил, роняя слова, как камни:

– Ты прикинь – за мной вся полиция города гоняется, всех моих людей взяли. Не по твоей ли вине?