Читать книгу "Кавказская война. В очерках, эпизодах, легендах и биографиях - Василий Потто"

Вот две старинные имеретинские легенды.

СВЭТИ-ИМЕРЕТИНСКОЕ ПРЕДАНИЕ

Недалеко от зеленеющих тенистых берегов Квирилы, к истоку этой реки, у подошвы горы Кацери, на которой возвышается древний монастырь того же названия, тянется узкая и живописная долина Свэти. К югу и северу она окаймлена цепью отвесных и голых скал, в которых иссечены каменные гроты – некогда приют и убежище окрестных жителей во дни вражеских нашествий, опустошавших эту несчастную страну в течение многих веков. Время разрушило тропинки, по которым доходили до этих пещер, и уже несколько столетий там гуляют лишь тучи да орлы вьют свои гнезда.

Там, где долина вдруг расширяется, из глубины ее встает исполинская скала, а на ней – стены четырехугольной башни, которую плющ, неразлучный спутник развалин Имеретии, обвивает сверху донизу своими гибкими зелеными ветвями. В нескольких шагах от скалы, на левом берегу шумного ручья стоит небольшая часовня, посвященная Божьей Матери. Наружные стены ее поросли мхом, и вид их свидетельствует о длинном ряде лет, прошедших с ее основания.

Предание говорит, что долина Свэти не всегда была так пустынна, как теперь. Во времена Давида-Возобновителя она принадлежала князю Ивану Мурашидзе, представителю одной из древнейших фамилий Имеретии. Его жилище было невдалеке от огромной скалы, имевшей тогда на своей вершине двойную ограду стен, из-за которых поднималась высокая зубчатая башня. Скала была неприступна, как и теперь, но никто не знал и не помнил, даже в то стародавнее время, делом чьих рук был этот подоблачный замок Свэти. Неприступный и необитаемый с незапамятных времен, он слыл чудом в стране, и народ приписывал его основание невидимым духам. Замок был необитаем. Но пастухи, которым доводилось проводить ночи на соседних горах, с ужасом рассказывали, что видели яркое освещение в окнах башни, а окрестные жители не раз слышали в замке жалобные крики и сатанинский хохот, сменявший стенания. Таинственный замок стал в народе предметом ужаса.

Раз в темную и бурную ночь окна заколдованной башни ярко осветились, и в них замелькали тени. То пение, то крики, то вопли и смех слышались оттуда испуганным жителям. Решили немедленно послать в Кацерский монастырь призвать благочестивых иноков сотворить заклинание против злых духов, неистовствовавших в замке, и монахи с иконами и святыми мощами спустились в долину. Во время продолжительных молитв и заклинаний свет, сверкавший в окнах, постепенно погас, и с восходом утренней зари башня стояла по-прежнему мрачной и безжизненной.

Князь Мурашидзе, побуждаемый своими соседями, решил наконец посмотреть поближе, что именно такое творится в замке, и приказал устроить вокруг скалы винтовую лестницу, по которой можно было бы подняться к подножию башни. Работы доведены были уже до половины, когда царь Давид, любопытствуя видеть чудесную скалу с ее волшебной силой, известил князя Мурашидзе, что он сам посетит его владение и будет в Свэти.

И вот однажды, отобедав в княжеском доме, царь со всеми окрестными дворянами отправился к скале посмотреть на замок. Одни из сопровождавших царя говорили, что в нем должны быть огромные богатства, стерегомые злыми духами, другие – что там жилище какой-нибудь волшебницы-феи, и все одинаково досадовали на то, что лестница еще не была готова. «Я обещаю, – сказал тогда царь, обратившись к присутствовавшим здесь гостям, – второе место в моем царстве тому, кто теперь же, не ожидая окончания лестницы, станет на зубцах этого замка, а мой верный слуга, князь Мурашидзе, убедившись в мужестве того, кто исполнит мое повеление, соглашается выдать за него свою красавицу дочь». Громкий гул одобрения пронесся в толпе молодых имеретинских дворян. Награда стоила подвига.

А Соломе, дочь князя Мурашидзе, с глазами полными слез, бледная и трепещущая, сидела на балконе родительского дома.

«Жизнь жизни моей, – говорил ей, со страстной негой в голосе, красивый и стройный юноша, – твой отец неумолим к нам, он безжалостно хочет расторгнуть сердца наши, но утешься, сама судьба посылает мне случай или получить твою руку, или умереть за тебя».

И с этим словом он бросился к лестнице, где уже соперничали многие честолюбцы. Все достигали без труда последней ступени лестницы, но когда приходилось хвататься за острый конец скалы, чтобы взобраться дальше на вершину, мужество и смелость многих ослабевали перед ужасом бездны, отверзавшейся под их ногами.

«Увы! Этот день, – говорит предание, – начавшийся шумным весельем, должен был иметь печальный конец».

Внезапно почернело небо, и солнце спряталось за грозными тучами, мчавшимися с запада. Смельчаки прижались к углу скалы и, казалось, окаменели. Но трое из них продолжали взбираться. Еще несколько усилий – и цель будет достигнута. Но буря с грохотом уже волновала вершины деревьев, и огненные зигзаги молний, разрезая черные тучи, грозили бедой. И вот, когда молодой азнаур, избранник сердца Соломе, достиг вершины скалы, крик ужаса охватил толпу: скала дрогнула, тяжелые тучи разверзлись целым снопом яркого пламени, и при зловещем отблеске, озарившем долину, страшный порыв вихря сорвал и бросил в пропасть и победителя, и двух его соперников.

Бурная, грозная ночь спустилась на землю. Толпа, пораженная ужасом, искала убежища в соседних деревушках, и долина, которую за несколько часов перед тем оглашали веселые голоса певцов и звуки бубнов, опустела.

Тела несчастных жертв найдены были на следующее утро на берегу ручья, и царь Давид в память страшного события приказал поставить на том месте часовню во имя Богоматери.

Предание прибавляет, что Соломе не пережила своего избранника, и прах ее покоится под одним камнем с тем, без которого жизнь стала для нее невыносимым бременем. Могила их существует и поныне. Фиговые деревья закрывают вход в тесную пещеру, и дневной свет едва проникает в нее сквозь густую, разросшуюся листву; надгробный камень врос в землю, но на нем ясно виднеется еще изображение двух соединенных рук и двух сердец, разделенных крестом – символом страдания.

ЛЕГЕНДА О РОСТОМЕ

При самом слиянии двух рек, Хопи и Цивы, и теперь еще можно видеть остатки древних руин, густо заросших травой. Ни один человек в Менгрелии, как бы стар он ни был, не может сказать, в какое время на месте этих развалин стояла большая и крепкая башня, жилище удальцов, стороживших, под надзором старого князя Джаяна, Менгрелию от набегов турок. Отцы и деды нынешнего поколения не помнят этого славного и грозного времени геройских подвигов и беспрерывных битв, когда храбрее была молодежь, крепче и бодрее смотрели старики, винтовки и пистолеты вернее били в цель и острее оттачивались дорогие дедовские шашки, когда сильнее бились сердца смелых юношей при виде чудных красавиц, каких теперь уже не найти в Менгрелии.

Но всех красивее и стройнее была дочь князя Джаяна, молодая княжна Менике. И не найти бы ей никого достойного своей красоты между менгрельскими юношами, если бы не жил на свете в то же самое время удалой Ростом Дидебулидзе. Молва о его красоте шла по целому краю. Ни для кого во всей Менгрелии, Имеретии и Гурии не шились такие узенькие и маленькие чувяки, как для Ростома, и никому искусные руки не ткали такого белого сукна на чоху, какое выделывали ему старуха мать и молодые сестры.