Читать книгу "S-T-I-K-S. Существование - Артем Каменистый"

Сказанное показалось Сычу смешным, он хрипло-неприятно расхохотался, похлопывая себя по бедрам, после чего уставился на новый фанерный лист с очередным вопросом, помрачнел и медленно покачал головой:

– А вот тут, дружище, есть одна проблемка. Сам живец сделать – не вопрос, вопрос в том, как к нему спораны накопытить.

Трэшу надоело пачкать фанеру, попробовал донести возникший вопрос жестом – покачал головой, приложил усилие к тому, чтобы смотреться озадаченным.

Сыч, как ни странно, понял, хотя до этого догадливостью не блистал. Возможно, начал привыкать к ситуации, и голова заработала эффективнее.

– Ты даже этого не знаешь? Да уж, конкретные непонятки у тебя, парень. Вот, посмотри на своего Чавка. Видишь у него штуку на затылке? Будто какой-то мичуринец скрестил мандарин с капустой и половину полученного фрукта ему прилепил. Понятно, что получилось то еще уродство. Эту хрень называют споровым мешком, потому как из нее вытаскивают спораны. Я покажу.

Покопавшись во внутреннем кармане засаленной жилетки, Сыч достал плоскую жестяную коробочку, раскрыл, протянул:

– Вот, погляди.

Трэш еще не успел склониться, как душу его обуяла жадность.

Живец – восхитительный аромат живца. Странноватый, надо признать, запах, слишком суховат, терпким отдает и некоторых ноток не хватает, но все равно узнаваем, его ни с чем не перепутаешь.

Вот только живца в коробочке не наблюдалось. Дно ее было застлано ватой, в углублениях расположились шесть зеленоватых яиц какой-то мелкой пичужки. Скорлупа странноватая, слегка просвечивается, выглядит чуть ли не стеклянной, но почему-то нет сомнений, что к стеклу это не имеет ни малейшего отношения.

И запах, похоже, доносится именно от этих «яичек».

– Вот это и есть спораны. Мертвяки разные бывают, те, которые только-только переродились, вообще пустые, у них даже мешков споровых нет, нечеловеческое это дело, вроде паразита постороннего. Если жрачку находят, отъедаются, мордахи плыть начинают, на затылке эта хрень вылезает, будто прыщ сухой, хрен знает чем покрытый, но только не кожей. Поначалу в ней ничего, кроме паутины, не бывает, а вот дальше эти самые спораны потихоньку появляются. По одному, по два, а то и без них, – как фарт попрет. А с товарищами серьезными можно с одной туши ох как приподняться. Вот будь ты не квазом, та штука, что у тебя на затылке, была бы не пустая. Из элиты жменями спораны достают, и если бы только их. Чего опять киваешь? А, ясно, ты насчет живца? Эк тебя приперло, понимаю, сам на сухую раз почти четыре дня просидел. Живец, живчик, живач, живило, живунец – как только его не обзывают. Нет нам жизни, если вовремя не отхлебывать. С ним просто все: спораны нужны, водка, ну и вода, если с чистой водки воротит. Некоторые еще и сахар пихают, и мед, разное, в общем, но как по мне – голубизной отдает. Водка, вода, спораны – больше нормальному мужику ничего не надо. Чего? Сделать тебе ведро живца? Парень, а у тебя рожа не треснет? Шучу-шучу. Ведро, Трэш, – это десять литров, а одного спорана хватает на половину литра. Сечешь математику? Это, получается, двадцать штук надо, а у меня всего шесть. Да и последнее даже менты не забирают, ты уж что-нибудь оставь, мне ведь без живца кранты.

Трэш внутренне ликовал. Он узнал одну из главнейших тайн этого ненормального мира – тайну получения живца. Оказывается, перед его носом то и дело оказывались все необходимые ингредиенты, но он их упускал по незнанию.

Да что там говорить, можно вспомнить случай в супермаркете и прочие случаи, когда он сталкивался с врагами в упор. Ведь даже без фляжек с живительным напитком от них хоть чуть-чуть, но всегда попахивало живцом.

Вот в чем, оказывается, дело – это был запах споранов. По незнанию он их, должно быть, немало оставил на телах. Вон, Сыч целых шесть штук таскает и еще один уронил, выпотрошив затылок пойманного каннибала. Надо будет обязательно вернуться к тому месту и подобрать, благо запах такой, что долго искать сокровище в высокой траве не придется.

Двадцать штук на ведро? Однако-однако… немало.

Но есть у Трэша кое-какие мысли насчет того, где можно столько найти.

Увы, как он ни торопится припасть к ведру с чудом, правильнее будет подождать до вечерних сумерек. Внутренний голос не успевает напоминать, что ночь – самая благоприятная пора для того, кто не хочет лишний раз попадаться на глаза.

Однако оставшиеся до темноты часы не стоит растрачивать в праздности. Для начала нужно устроить еще одну психологическую накачку Чавку, не то он уже все вокруг слюной забрызгал, не сводя голодного взгляда с нервничающего по этому поводу Сыча. И что странно – реакция на женщину куда спокойнее, поначалу мрачные намеки делал, но быстро забыл эту тему.

Может, мужчины вкуснее?

Итак, начать следует с Чавка. Надо вбить в его тупую голову, что новый член стаи очень ценен, с него пылинки полагается сдувать и уж употреблять его на ужин нельзя ни при каких обстоятельствах.

Затем…

Затем пойдет информация – Трэш станет пытать Сыча дальше и дальше. Тот, несмотря на показную словоохотливость, без настойчивых наводящих вопросов ничего полезного рассказывать не торопится. Явный любитель потрепаться ни о чем. Плюс возня с фанерой сильно затрудняет общение, и как ее заменить чем-нибудь более эффективным, Трэш пока что не придумал.

Разве что попытаться натренировать голосовые связки, чтобы начали выдавать понятную людям речь. Общение с Сычом и до сих пор не назвавшей свое имя женщиной даром не прошло, он заметил, что слова они произносят, выдыхая воздух, а у Трэша его урчащая речь работает исключительно на вдохе. Глядишь, если перестроиться, со временем что-то получится.

Со временем – потому что сейчас вообще ничего не получилось. При попытке произнести свое имя на долгом выдохе раздался такой утробно-злобный звук, что Сыч спал с лица, и даже женщина, возившаяся у газовой плиты, обернулась с перепуганным видом. А ведь, казалось, успела хорошенько привыкнуть к странным спутникам.

Ничего, Трэш будет стараться снова и снова. Он упорный, если это возможно хотя бы в теории – своего добьется.

* * *

Сыч, обматывая конец троса вокруг неведомой стальной детали, походившей на причудливо перфорированный швеллер, болтал, не закрывая рта, и в основном поднимал бесполезные или непонятные темы.

Лишь временами проскакивало интересное.

– Гнилые края, тут ты или под бубновыми через раз дышишь, или вообще о кислороде забудь. Платный воздух, получается, гы-гы. Сволочи и гады. Силу они о-го-го набрали, круче, наверное, только внешники. Чужие если заходят, так сразу уходят. Ну это, конечно, если успевают. Говорят, старшим у них внешник бывший, Тевтоном кличут. Это, мол, потому, что даже на ночь панцирь броневой не снимает – типа рыцарь, мать его. Может, и не врут, я-то его никогда не видел. Некоторые говорят, что нет его вообще, выдумали вожаки, чтобы цену себе повыше набить. Как ни крути, но бубновые раньше не бубновыми были, а одной из шаек, каких много. Это они при нем начали всех подминать. Внешних маски и кремы не всегда спасают, случается всякое. На базу заехал, там у тебя с ходу кровь берут и на анализ отправляют. Если хрень местную находят, все, ты уже никуда не идешь, ты в Улье навсегда. На карантине держат, поговаривают, особо ценным белые выдают, чтобы не обратились. Внешним хорошо, они даже САМОГО привалить могут, отсюда и белые получаются. Кто не обратился, тот как бы внешником остается, но сам, наверное, понимаешь, это не совсем то: на базу уже не зайти, косо смотрят, о возвращении вообще забудь.