Читать книгу "Неоконченная хроника перемещений одежды - Наталья Черных"

Причащалась так легко и весенне, как будто до того не причащалась. Наконец сама и всё вокруг меня было так, как нужно. Ничего слишком. Ровно и глубоко. Однако устала – не то слово как. Села на лавку, еще помнящую прежний монастырь, съела просфору. И вдруг подошла женщина. Одета она была броско, с ярким и без косметики лицом. Во всей ее ладной невысокой и чуть полной фигуре было нечто плотоядное, мощное. Она подошла, окинула профессиональным взглядом – только вот к какой профессии он принадлежит?

– Девочка, иди отсюда. Иди домой, к мужу. Здесь верующих нет. У большинства – открытая форма шизофрении.

А то без нее мне это не было известно. Ну и что – шизофрении? «Если человек говорит с Богом, это молитва. А если Бог с человеком говорит – это уже шизофрения» – фразу Билла запомнила отлично. Он родил в ее строгой психушке после чтения Евангелия.

– Зачем вы так? – разгневанно, однако тихо сказала женщине. – Вы же в храме. – Глаза у меня, наверно, адски горели. После причастия-то?

Женщина куда-то сразу стушевалась.

Кружок верных уже застыл у солеи. Но мне не хотелось видеть отца Феодора. По счастью, в этот раз не запомнила его гримасы над Чашей. А то ведь – как ни причащает, так новая гримаса. Ну не кажется это мне, не кажется. Если бы казалось – перекрестилась бы.

В переходе метро к вокзалу взгляд зацепился за полузнакомую вывеску: «Панинтер». Помнила свитер и кардиган оттуда. Они еще были живы, носились, и даже с удовольствием. За витриной оказались новые модели: ловкие, уютной длины и покроя, юбки с застежкой на «молнию» во всю длину, короткие теплые кардиганы без воротника, с веселой клеткой, и много чего еще любопытного. Улыбка вернулась на лицо, платок был тут же перевязан, как у героинь Феллини.

– Челку выстричь, что ли? А то платок без челки в нынешней Москве, обиженной на РПЦ, не поймут.

Остаток дня, тяжелый от неразобранных вещей и общей неустроенности, прошел в причастном мире. «Панинтер» – это чудо. Есть чего желать. Конечно, это очередная истерика к жизни, но она хороша. Никогда не будет денег купить сразу все, что хотелось бы носить вместе, а вещи в таких системах быстро разбирают. Но как хорошо, что есть эти жакеты – деревенски-горчичного цвета с черно-белой клеткой и сливочного цвета с лазурно-белой клеткой. А юбки – бронза и темно-красный – они же так удобны и в храм, и на вечер Белки!

Вспомнив о приглашении Белки, метнулась, но было бы уже поздно ехать в Подмосковье и потом, приготовившись, возвращаться в Москву. Обратно в Подмосковье приехала бы за полночь. Или пришлось бы ночевать у Марины. А ей нужно позвонить сначала. Дала себе слово позвонить Белке завтра и уснула в спрессованной от вещей и духоты комнатенке.

Как оказалось, мероприятие, о котором говорила Белка, назначено на конец апреля, после окончания поста. Это порадовало и несколько успокоило – не хотелось нарушать пост. В гости все же напросилась, приехала и нашла Белку счастливой, в платье собственного производства, с принтом, которого не знала: груши в корзине. Оттенки меда и дюшеса темноволосой и чуть седой Белке очень шли. На самом деле волосы Белки темно-рыжие, а седина в них казалась золотистой. Золотистая седина! Это новость. Даже – медовая седина, легкая, рассыпчатой вуалью. Белка очень похорошела. Немного поправилась, ушли следы алкогольной худобы. Теперь, любуясь ею в платье с трогательным колокольчиком юбки и вырезом-лодочкой, обнажавшей яремную ямку, было немного боязно, что начнет поправляться, и эта внезапная, свежая – свежее первой – поздняя юность оплавится, как сыр на сковородке. Рукава платья узкими бочками длинных груш доходили до локтей и заканчивались почти незаметной манжетой, с едва находившими друг на друга и слегка закругленными краями. Ни детали лишней, декор герцогини. До этого платья мне сложно было представить, что хлопок-купон может так роскошно и просто, как в старых голливудских фильмах, лежать складками, где нужно, и держать линию. Белка сутулилась, как почти все рукодельницы, несильно, но в майке печальный изгиб грудины был виден хорошо. Платье создавало образ аристократической осанки.

– Собираюсь над ним поиздеваться, – сказала Белка о платье, – сейчас в машинку загружу и посмотрю, что будет.

– А если над паром подержать и почистить губкой?

Белка улыбнулась:

– Как ты себе это представляешь? Я стою на стуле и держу платье на вешалке над тазом, в котором кипит вода. Хотела сказать – над кипящим тазом.

– Вот-вот, – не удержалась, – кипящий таз – это жажда любви.

– Какая ты стала православная! – Белка была явно довольна, и от этого вокруг становилось лучше и красивее.

– Нет уж, православие не трожь! – Сказала и тоже рассмеялась.

– Мы будем работать, и у нас будет свой Дом. Дом моделей. Это будет лучший на свете дом.

Сразу стало ясно, что дома никакого не будет, а будет нечто, где, возможно, будет место Белке и совсем не будет места мне. Когда посещали подобные мысли – резкие, почти профетические, но объяснимые элементарной логикой, не очевидной тем, кто не придает значения деталям, – высказывала их. Почти обличая, поучая, за что не раз получала от Ванечки выговор с занесением в личное дело. Это называлось: думать по-женски. Сейчас, глядя на медовую Белку, смолчала. Пусть думает, что Дом будет. Пусть ей найдется место.

Белка еще раз повернулась передо мною: точеная верхняя часть тела, длинная и немного нескладная талия, низкая посадка бедер в отличие от меня – и пошла к креслу – снять платье, надеть штаны и балахон. Бюстгальтер оказался совсем простой – хлопковый, девичий, что для начинавшей тяжелеть груди непрезентабельно. Однако – Белка дома. И бюстгальтер у нее точно есть, собственной модели и собственного пошива, по фигуре. И тоже из хлопка.

– Из японского гладкого льна, – услышала мои мысли Белка.

За чаем разговор о коллекции продолжился.

– Мне нравится твоя идея юбок на бедрах, могла бы себе ее присвоить, но не могу. Не потому, что честная, а потому, что ты знаешь, что с ними делать, а я – нет. Например, к юбке на бедрах могу предложить только жакет до бедер. А ты, вероятно, что-то другое в виду имеешь, не голый же пупок.

– Пупок нам не нужен, – глуповато ответила, смутившись от циничной похвалы, – а вот длинные жакеты без застежки – с шалькой или английским воротником – вполне подойдут. И майки до бедер сюда, и длинные бусы, и даже бейсболки. Новизна мне кажется в том, что такая юбка будет смотреться как широкие штаны и тем интриговать. На первый взгляд – своя деваха, ничего особенного. А потом – какая элегантность! Какая женственность! И цвета лондонские – чистый алый, скарлетт. С клеткой неяркой, джерси. Юбка, понятно, из джерси. Или черный с розовым и красным. Вульгарно? Нет, аристократично!

– Как ты интересно видишь, – почти с досадой сказала Белка, – не рискнула бы надеть розовое с красным.

– Розовый – не цвет, а философия, – сорвалось с языка. – Обновление ко входу в вечность. Если хочешь – девственность. Партеногенез.