Читать книгу "Собаки, которых мы спасли. Нет места лучше дома - Пен Фартинг"

•21•
Разорванная цепь

На следующий день я спозаранку приехал обратно в приют.

Когда мы с Хусейном вступили в коридор невыразительного дома в центре комплекса, до нас донесся запах готовящегося риса.

Почерневшая дровяная печка сверхурочно согревала открытый коридор. Хусейн осторожно поднял заслонку стеклянной дверцы и протолкнул в нее очередное полено из аккуратно сложенной дровницы рядом с печкой. Я с кривой усмешкой заметил, что листы бумаги с рукописными инструкциями к таблеткам против глистов, которые мы с Лизой так долго упрощали, чтобы они стали понятны персоналу приюта, теперь лежат рядом с поленницей и ждут, пока их используют в качестве растопки.

«Что ж, в следующий раз мы не будем так напрягаться», — подумал я, с радостью принимая предложенную Хусейном исходившую паром чашку чая со специями. Благоуханный зеленый чай — благоприятное средство от холода афганского утра.

Я последовал за Хусейном в помещение, которое когда-то было ярко расцвеченной кухней. Теперь краска сошла со стен над двумя пустыми буфетами по обе стороны от раковины с единственным краном. Тем не менее кухня оставалась действуюшей, и большой горшок с рисом кипел, мягко балансируя на плите, разожженной при помощи единственного газового баллона. Пятнадцать металлических блюд с рисом стояли на кухонном столе.

Хусейн взглянул на блюда и помахал над ними руками, разгоняя пар, струившийся в холодном воздухе кухни.

— Да, оно должно остыть, — ответил я с улыбкой, сразу же догадавшись, о чем он пытается сказать.

Пока Хусейн помешивал варящийся рис, я заглянул в сковороду и заметил темные куски чего-то, что, как я понял, было мясом.

— Козлятина? — спросил я, а потом попытался выдать мое лучшее козлиное блеянье.

Поразительно, но это сработало, и Хусейн, блестя глазами и улыбаясь, энегрично закивал в ответ.

«Во мне умер талант звукоимитатора», — подумал я.

Когда мы допили чай, Хусейн повел меня из кухни в главное помещение, служившее теперь в качестве гостиной.

На потрепанной деревянной двери, сейчас плотно закрытой, висела записка на английском, которая, как я предположил, могла быть написана только рукой Пэм, американки, надзиравшей за центром. Записка гласила: «Мастера побега внутри! Дверь держать закрытой все время!»

Когда я кивнул на дверь, Хусейн вновь улыбнулся и схватился за ручку. Затем он быстро втащил меня внутрь и немедленно захлопнул дверь.

Едва лишь я ступил в комнату, как несколько кошек брызнули мне под ноги, громко заурчав, когда я присел их погладить.

В комнате были еще кошки; свернувшись тут и там на кучах разнообразного тряпья; они предпочитали взирать на разворачивающиеся события со своих уютных наблюдательных пунктов и явно не проявляли интереса к тому, чтобы принять в них участие.

Комнату обогревала собственная дровяная печь, которая, насколько я понял, отлично служила обитателям. У одной из стен располагался ряд деревянных клеток вполне приличных размеров, закрытых спереди проволочной сеткой. Усатые мордочки глядели на меня сквозь решетку, и я протянул руку к каждой из них, так чтобы их обитатели смогли лизнуть мне палец. Толстых кошек тут не было; все выглядели худыми, но при этом здоровыми.

У одной клетки с двумя котами я остановился. Серо-черный полосатый кот отчаянно толкался в сетку, пытаясь привлечь мое внимание. Его приятель, угольно-черный кот, свернулся у задней стенки клетки, довольствуясь моим видом с расстояния.

— А ведь я вас знаю, верно? — сказал я. — Вы — Генри и Энтони.

Я знал эту парочку из имейла, пришедшего от Салли, работавшей по найму в северном Афганистане. Она нашла их, когда оба были еще котятами. Голодные и замерзшие, они плотно прижимались друг к другу в попытках согреться у двери ее дома. Она подобрала их без малейших колебаний и выходила. Теперь Генри и Энтони ожидала благополучная жизнь в Соединенном Королевстве вместе с мамой Салли.

Я поклялся хранить тайну и не выдавать ее бойфренду, какой ценой далось спасение двух афганских кошек-сирот.

— Я приеду навестить вас, когда вы окажетесь дома, ладно? — сказал я полосатому Энтони. Генри все так же не выказывал интереса к тому, чтобы сказать мне «привет». Если я правильно помню, когда Салли нашла его, он был слегка ранен, так что, возможно, он все еще не вполне доверял людям. Меня тронул вид Хусейна, гладящего кошек, сгрудившихся у его сандалий. Вот он — афганец, понимающий, что к животным нужно относиться с уважением.

— Похвально, Хусейн, — сказал я ему, кивнув. Если исходить из правил талибов, ему полагалось наказание, возможно даже смерть за то, что он выказывает такую доброту к другому живому существу. Я просто не понимаю, как эта группа людей может столь дурно толковать Коран, следствием чего является истребление не только кошек и собак, но и людей.

К счастью, Хусейн не испытывал опасений по поводу того, что я — европеец и его могут наказать за братское ко мне отношение. Он был рад мне без всяких околичностей и, если судить по тому, сколь заботливо он готовил еду для обитателей приюта, я знал, что он заботиться о них так же, как и любой иной сотрудник нашего фонда.

Я вспомнил о фотографиях Наузада в моем мобильнике и показал Хусейну некоторые из них — те, где Наузад играет в нашем саду.

— Наузад, — сказал я ему и указал на себя. — Сейчас он живет у меня.

Хусейн поглядел на экран и улыбнулся, сделав рукой жесты, по которым я сразу же понял, что он имеет в виду бойцовую собаку.

— Да, это Наузад, — ответил я и снова показал на себя.

Хусейн кивнул и повел меня прочь. Когда он подвел меня к одному из больших собачьих вольеров и указал на пятно в углу, я поначалу не понял, что он имеет в виду. Там на полу бесполезно валялась ржавая, разорванная цепь. Пару секунд я стоял в недоумении, но затем догадка поразила меня, как молния. В этой вольере содержался Наузад, когда прибыл сюда из провинции Гильменд.

Наузад провел здесь более двух месяцев после того, как благополучно уехал с базы. Хусейн и его коллеги смотрели за ним, пока мы обустраивали его перелет, собирая и приводя в порядок документы и необходимые средства. В течение того периода мне приходили его фотографии, и меня беспокоило, что на них он сидит на цепи. Временами я сердился от мыслей о том, как с ним тут обращаются, но теперь я понял: он бы дрался с прочими обитателями приюта, если бы у него возникла такая возможность.

Даже имей они время (хотя времени-то реально у них не было), персонал приюта попросту не имел достаточной квалификации для приучения Наузада к другим животным и людям. Поэтому они держали его на цепи, и так было безопаснее для всех, включая самого Наузада. Не лучшее решение, но единственно доступное на тот момент. Я же просто признателен им за то, что центр взял на себя заботу о Наузаде. О других альтернативах мне просто неприятно даже думать.