Читать книгу "Храброе сердце Ирены Сендлер - Джек Майер"

В тот же день к Ирене зашел Стефан и сказал, что депортация состоится в ближайшее время.

– Я слышал об этом от очень надежных людей в Армии Крайовой. Разведчики сообщили, что в Треблинку начали приходить поезда, набитые людьми. Туда поступают тысячи, но обратно никого не вывозят. Там нет бараков и не ведется никаких работ. Люди просто исчезают. Это фабрика смерти.

20 июля председатель Юденрата Черняков заявил, что слухи о депортации или перемещении населения – ложь, распространяемая вредителями и предателями. Гестаповские плакаты сообщили, что распространителей слухов ждет смертная казнь.

Ночью Ирене позвонила Ева и с ужасом в голосе сказала:

– Шмуэль говорит, что депортации начнутся уже завтра.

– Он уверен?

– Сегодня солдаты окружили Юденрат… украинцы и латыши. Говорят, что эсэсовцы уже арестовали некоторых членов Юденрата… одних расстреляли прямо дома, других – на улицах.

Сделать Ирена уже ничего не могла… вот-вот начнется комендантский час.

– Выходи за Шмуэля, – сказала она.

Приказ:

Варшава – 22 июля 1942 года

По приказу немецких оккупационных властей все проживающие в Варшаве евреи независимо от пола и возраста подлежат эвакуации. Действие сего приказа не распространяется на:

• евреев, трудоустроенных в органах власти или в немецких коммерческих предприятиях;

• евреев, работающих на немецких промышленных предприятиях;

• членов Юденрата и вспомогательного персонала Юденрата;

• работников еврейской полиции, сотрудников еврейских медицинских учреждений и санитарных бригад;

• работоспособных евреев, не включенных в трудовой процесс, которым предписывается переместиться в специальные жилые бараки на территории сокращенного гетто и ожидать направления на работы;

• евреев, госпитализированных в еврейские медицинские учреждения в первый день эвакуации и не подлежащих перемещению по состоянию здоровья;

Действие сего приказа не распространяется и на членов семей (жен и детей) лиц, относящихся к вышеперечисленным категориям.

Подлежащим эвакуации евреям разрешается взять с собой до 15 кг личных вещей, включая такие ценности, как золото, ювелирные изделия, наличные деньги и пр.

Ответственность за организацию процесса эвакуации возлагается на Юденрат, исполнять сей приказ надлежит отрядам еврейской полиции под руководством специальных подразделений войск СС.

Чтобы еще больше унизить евреев, немцы часто назначали самые жестокие и кровавые свои Aktion на самые святые для евреев дни. Например, на 22 июля 1942 года приходился девятый день месяца Ав – дата разрушения Первого и Второго Иерусалимских Храмов и изгнания евреев Испанской Инквизицией[77].

* * *

Ирена знала, что этот день рано или поздно придет… В ту среду 22 июля, когда она увидела расклеенные на стенах домов плакаты с текстом приказа, она попросила Ирену Шульц оставаться на рабочем месте и не отходить от телефона. Еще Ирене Шульц нужно было разыскать всех десятерых связников и сообщить им, что организация начинает действовать по экстренному плану. У каждого из связных по обе стороны стены имелись собственные сети, как правило, состоящие из молодых женщин, готовых приступить к выводу детей из гетто и размещению их во временных убежищах. Всего надо было предупредить около 25 человек, в основном находящихся на арийской стороне.

Ирена зашагала в сторону гетто. Улицы города были наэлектризованы предчувствием беды. Поляки собирались у плакатов, чтобы обменяться последними слухами… Ирене пришлось пройти через дополнительный кордон вспомогательных войск – украинцев, латышей и литовцев, – выставленный немцами вокруг гетто. Через ворота проехал грузовик с эсэсовцами. Ирена почувствовала, как изменилась обстановка в гетто, как только ступила на его территорию. Улица Лешно, обычно одна из самых оживленных, была пуста. Из окон выглядывали перепуганные люди, ищущие взглядом подразделения немцев или «синемундирников». Ирена зашагала еще быстрее. Где-то вдалеке непрестанно звучали полицейские свистки. Слышались автоматные очереди.

А еще везде были перья. Они кружились в воздухе, словно хлопья снега. Перья были везде, и порывы летнего ветра закручивали из них маленькие смерчи. Ирена подняла голову и успела увидеть, как высунувшийся из окна третьего этажа мужчина вытряхивал из пухового одеяла набивку. Ирена не знала, какие районы гетто подлежат депортации в первый же день, а поэтому давным-давно решила, что просто будет ходить искать родителей, готовых отдать ей своих детей, в первых попавшихся домах. Депортируемым позволялось иметь всего 15 кг вещей. Они потрошили одеяла и подушки, а потом аккуратно складывали шелковые или хлопчатобумажные наперники, чтобы взять с собой. Отказывающиеся отдать Ирене своих детей люди убеждали ее, что после переезда «в трудовые лагеря на Востоке» жизнь станет только лучше, и к зиме они снова набьют эти наперники пухом.

Ирена свернула на Желязную и увидела, как по ней почти бегом гонят евреев колонной по четыре к платформам товарного двора железной дороги, к умшлагплатц.

Колонну сопровождал конвой из еврейских полицаев, то и дело подгонявших отстающих кнутами и дубинками.

А в Centos царил абсолютный хаос. Ирену хватали за одежду и за руки, умоляя дать еды, денег, выписать Ausweis, приютить на время депортации… Ирена уже была готова уйти, как вдруг увидела Еву на лестнице. Та пыталась пробиться через толпу с двумя тяжелыми свертками в руках.

Они с трудом пробились друг к другу.

– Слава богу, ты нашлась! Твои связные должны быть готовы доставить детей к точкам перехода. Я сейчас пытаюсь выяснить, какие кварталы будут депортироваться первыми, чтобы заранее вывести оттуда детей…

Только закончив давать указания, взволнованная Ирена заметила, что на Еве нет лица.

– Тебе плохо, ты нездорова? – спросила она.

– Я только что вернулась с умшлагплатц, – сказала Ева, пристально смотря поверх плеча Ирены. – Их загоняли в теплушки… по сто с лишним человек в вагон. Плакали дети. Я видела, как кто-то попытался отказаться, и его застрелил украинец. – Ева закрыла глаза и помассировала пальцами виски. – Я смотрела с улицы Ставки. На площадке у платформ еще осталось не меньше тысячи человек. А в поезде было всего девять вагонов. Наши же еврейские полицаи хватают людей прямо на улицах и отправляют на умшлагплатц.

– Ева. Сейчас каждая секунда на счету. Оповести своих курьеров. Я позвоню тебе в Centos или забегу сама. Сегодня из кабинета никуда не уходи!

Глаза Евы наполнились слезами. Ирена взяла ее за руки.

– Дорогая моя! Сейчас не время оплакивать обреченных или бояться. Пожалуйста, Ева, сделай, как я сказала. Время – золото.