Читать книгу "Приключения Айши (сборник) - Генри Райдер Хаггард"

– Верно, сэр, – согласился он. – Пока мы тут одни – мистер Лео спозаранок ушел прогуляться, – я бы хотел вам кое-что сказать, вы только не думайте, что я совсем сдурел… Эта страна – последняя, которую я вижу в своей жизни. Прошлой ночью мне приснился отец, одетый в ночную рубашку вроде тех, что носят здешние дикари для пущей важности; в руке у него был пучок перистой травы, что растет в трехстах ярдах от входа в эту проклятую пещеру. «Джоб, – говорит он этак торжественно, весь собой довольный, будто методист-пастор, когда продал соседу хворую кобылу заместо здоровой, да еще и содрал с него двадцать фунтов, – пришло твое времечко, Джоб. Вот уж не ожидал, что сыщу тебя в такой дыре, сынок. Еле-еле разнюхал, где ты. Нехорошо, сынок, заставлять старика тащиться в такую даль, я уж не говорю о том, чтó мне пришлось вытерпеть от здешних разбойников…»

– Да уж, с ними лучше не связываться.

– Вот-вот, сэр, то же самое сказал и мой отец: «Таких злодеев сроду не видывал». И тут он прав-правешенек, уж я-то знаю, что это за народ, – того и гляди напялят на голову тебе раскаленный горшок, – печально продолжал Джоб. – «Пришло твое времечко», – сказал отец и еще, прежде чем уйти, добавил, что скоро, мол, мы свидимся, будем вместе, а ведь отец и я никогда не могли пробыть вместе больше трех дней, обязательно поцапаемся – и врозь; и если уж мы свидимся, то, верно, будет то же самое.

– Уж не думаешь ли ты, что тебе угрожает смерть, потому что тебе приснился старый отец? – сказал я. – Если бы всякий человек, которому привиделся отец, умирал, что было бы с тем, кому привиделась бы мачеха?

– Вам бы только посмеяться надо мной, сэр, – сказал Джоб. – Но вы же не знаете моего старого отца. Будь на его месте кто другой – ну хоть тетя Мэри, она у нас такая бестолковщина, – я бы даже и думать не думал об этом, но мой отец, хоть у него и семнадцать детей, всегда был с большой ленцой, уж он ни за что бы не притащился сюда просто так. Нет уж, сэр, ежели он приходил, то, значит, не зря. Что поделаешь, сэр, рано ли, поздно – мы все помрем, не хочется только помирать в таком месте, где тебя и за тысячу золотых монет не похоронят по христианскому обряду. Я всегда старался поступать по совести, сэр, честно исполнял свой долг, и, ежели бы отец не говорил со мной пренебрежительно, будто я в чем провинился, хотя у меня всегда были хорошие рекомендации и характеристики, я бы, конечное дело, так не тревожился. Надеюсь, я был хорошим слугой вам и мистеру Лео – да благословит его Господь! Кажется, только вчера я водил его по улице с дешевым хлыстиком в руке; и ежели вы когда-нибудь выберетесь отсюда – про вас-то отец ничего не говорил, – вы уж поминайте добром мои белые косточки и никогда больше не читайте этих греческих завитушек на цветочных горшках, вы уж простите, сэр, ежели я что не так говорю.

– Успокойся, Джоб, успокойся, – сказал я ему серьезным тоном. – Все это ерунда, сам знаешь. Не забивай себе голову всякой дурью. Мы пережили уже много удивительных событий – и ничего; Бог даст, и дальше все будет хорошо.

– Нет, сэр, – ответил Джоб с убежденностью, которая неприятно меня поразила, – скоро мне конец, и я это чую, вот у меня и скребут кошки на душе, ведь я не знаю, откуда ждать беды. Садишься обедать, а сам думаешь: может быть, тебе подсыпали отравы, – и кусок встает поперек горла; проходишь мимо этих темных кроличьих нор – думаешь: сейчас тебя пырнут ножичком, о Господи, так страх и пробирает! Еще хорошо, ежели нож будет остро наточенный и ты помрешь сразу, как эта бедная девушка, да простит меня Бог за то, что я говорил плохо о покойнице, хотя она так быстро окрутилась с мистером Лео, что это просто неприлично. Одна у меня надежда, – тут Джоб слегка побледнел, – что на мою голову не нахлобучат этот раскаленный горшок.

– Что ты несешь? – перебил я. – Чушь!

– Может быть, – сказал Джоб, – не стану вам перечить, ведь вы мой хозяин, прошу вас только, сэр: куда бы ни пошли, пожалуйста, берите меня с собой – среди добрых людей и помирать не так страшно. А сейчас, сэр, я принесу вам завтрак. – И он вышел, оставив меня в сильной тревоге.

Я был глубоко привязан к старому Джобу – одному из самых хороших и честных людей, каких мне доводилось встречать в разных слоях общества, он был скорее нашим другом, чем слугой, и при одной мысли, что с ним может стрястись какая-то беда, комок подступил у меня к горлу. Под его нелепыми рассуждениями скрывалась глубокая уверенность в близости смерти; такие предчувствия чаще всего не оправдываются, они легко объяснимы, как, например, это, явно навеянное непривычной и очень мрачной обстановкой, в которой оказалась его жертва, – и все же по спине у меня пробежал холодок; каким бы нелепым ни казалось иногда предчувствие, искренняя убежденность в том, что оно непременно сбудется, вселяет невольный страх.

Вскоре принесли завтрак, одновременно появился и Лео, который ходил погулять, чтобы собраться, как он сказал, с мыслями; я был очень рад видеть их обоих, тем более что их присутствие отвлекало меня от гнетущих мыслей. После завтрака мы все отправились на прогулку и смотрели, как амахаггеры засевают поле тем самым зерном, из которого варят пиво. Сев они производили точно так, как описывается в Священном писании: сеятель с мешочком из козьей кожи на поясе ходил взад и вперед, разбрасывая пригоршни семян. Для нас было большим облегчением видеть, как эти суровые люди занимаются таким обыденным и приятным делом: оно как бы объединяло их со всем человечеством.

На обратном пути нас перехватил Биллали, он сказал, что Она выразила желание нас видеть, и мы, не без некоторого душевного трепета, направились в ее покои, ибо невозможно было предвидеть, как поступит Айша в том или ином случае. Близкое знакомство с ней могло порождать и порождало страсть, восхищение и ужас, но, конечно же, не презрение.

Слуги, как обычно, ввели нас в ее «будуар»; после их ухода Айша вновь открыла лицо и велела Лео поцеловать ее: невзирая на неулегшиеся еще угрызения совести, он исполнил ее веление с большей готовностью и рвением, чем того требовала простая учтивость.

Она положила свою белую руку ему на голову и нежно заглянула в глаза.

– Ты, вероятно, думаешь, мой Калликрат, когда ты наконец назовешь меня своею и мы превратимся в одно слитное целое? Сейчас скажу. Прежде всего ты должен стать таким же, как я, – не бессмертным, ибо я не бессмертна, а по возможности неуязвимым для стрел Времени, которые будут отлетать от брони твоей жизненной силы, как солнечные лучи отражаются от воды. Но пока еще я не могу соединиться с тобою, ибо мы различны, пламя, исходящее от моего существа, может опалить, а то и погубить тебя. Ты даже не сможешь смотреть на меня подолгу: у тебя заболят глаза, закружится голова, поэтому, – Она кокетливо склонила голову, – я вынуждена закрыть лицо. – (Однако Она этого не сделала.) – Послушай, я не хочу испытывать твое терпение, сегодня вечером, за час до заката, мы отправимся в путь, и к завтрашнему вечеру, если все будет хорошо и я не заблужусь, а я надеюсь, что не заблужусь, мы уже достигнем Источника Жизни, ты искупаешься в пламени и обретешь величие и красоту, каких не обретал еще до тебя ни один мужчина, и тогда, Калликрат, ты назовешь меня супругой, а я назову тебя супругом.