Читать книгу "Опыт Октября 1917 года. Как делают революцию - Алексей Сахнин"

Тем временем, тактика партии на переговорах Викжеля обсуждалась не только на вершине партийного Олимпа, но и в других руководящих сферах, в первую очередь, в ПК РСДРП(б). Здесь настроения были еще более радикальными, нежели в партийном центре. Дискуссия выявила наличие двух групп. Причем обе они были согласны в том, что отказ от советского принципа формирования власти и от программы Второго съезда Советов недопустимы. Но одна часть лидеров ПК выступала за то чтобы пытаться искать компромисс с другими социалистическими партиями, а их воинственно настроенные оппоненты предлагали вообще идти на разрыв с «попутчиками»

«Мы не боремся за соглашение с партиями, а боремся за переход власти от политиканов к революционным представителям» – говорил сравнительно «миролюбиво» настроенный Фенигштейн – «Переход власти в руки Советов и представляет собой всю массу, поэтому вопрос соглашения всех партий отпадает, и я думаю, что Петербургский комитет откажется от него». Фенигштейн и еще ряд ораторов указывали на то, что требование однородного социалистического правительства противоречат главному лозунгу большевиков – «вся власть Советам», а потому его следует отвергнуть (хотя сам Фенигштейн и «не против, в принципе» однородной власти)

Вместе с тем, эти наиболее умеренные вожди петроградских большевиков склонны были поддержать Зиновьева (тоже участвовавшего в заседании) в том, что не следует «отталкивать» другие левые партии. Тот же Фенигштейн говорил: «Мы хотим заставить других идти за нами… Мы их заставили встать на нашу точку зрения. Я не говорю, что мы будем с ними делить власть, но нельзя их отталкивать, мы должны стоять на базе – «Вся власть Советам», мы всегда на этой базе побеждали»

Настроение другой части верхов столичной организации выразил Молотов. Он подчеркнул, что на съезде Советов большевики получили подавляющее большинство, а потому «мы стоим перед фактом власти большевиков не как партии, а как представителей большинства массы». В этих условиях, по мнению Молотова (его поддержали Слуцкий и целый ряд других выступавших товарищей), большевики столкнутся с крайней враждебностью умеренных социалистов, а «грязная пресса меньшевиков и эсеров … теперь ничем не отличается от «Живого слова»».

Таким образом, в ПК не сложилась группировка сторонников отказа от строго советского принципа организации власти, который превратился в основу консенсуса в дискуссии по вопросам политической тактики. Однако если одна часть партактива стремилась к тому чтобы найти компромисс с умеренными социалистами на советской почве, то другая половина городского комитета была готова к окончательному разрыву с эсеро-меньшевистским блоком.

Сторонники первого подхода указывали, что большевикам уже удалось навязать свой подход к главным задачам революции, таким как вопросы о земле и о мире «мелкобуржуазным партиям», а, значит, они смогут, как выразился один из районных активистов партии, «втянуть в Советы и социалистов-революционеров», т. е. убедить (или заставить) их признать Советы единственным источником власти.

Логика второго подхода также исходила из нерушимости советского принципа, но ее главным звеном была резкая критика советского меньшинства. Структуру этого политического настроения и ближайшие выводы из него иллюстрирует дискуссия на заседании райкома РСДРП(б) Второго Городского района, состоявшаяся 4 ноября. Там, например, некий товарищ Крутов «предлагает объявить все партии, кроме большевиков, вне закона, и ни на какие соглашения с другими социалистическими партиями не идти» во имя лозунга «вся власть – Советам»

В итоге острой дискуссии между радикально и ультрарадикально настроенными членами Петербургского комитета была принята резолюция, предложенная Молотовым. Этот документ четко декларировал: «Никакие уступки из принятой большинством Советов программы недопустимы»

Имея за спиной такую внутрипартийную обстановку, большевистская делегация прибыла на переговоры. Однако выяснилось, что их оппоненты из других социалистических организаций настроены гораздо более воинственно, чем сами большевики.

ЦК партии меньшевиков принял 28 октября жесткую антибольшевистскую резолюцию, прямо запрещавшую соглашение с большевиками до тех пор, пока их «авантюра» не будет ликвидирована. Эта резолюция исходила из необходимости формирования нового кабинета министров на основе соглашения Временного правительства, Предпарламента и Комитета спасения Родины и революции.

Похожий подход возобладал и среди эсеров. ЦК и Военная комиссия ПСР разослали всем гражданским и военным организациям партии циркуляр, в котором провозглашали: «Безумная попытка большевиков – накануне краха». Вслед за этим, партийный центр предлагал эсеровским организациям «оказать полнейшее содействие … в деле ликвидации безумной затеи и объединиться вокруг Комитета Спасения Родины и Революции, долженствующего создать однородную революционно-демократическую власть».

Из других партий на необходимости соглашения между большевиками и умеренными социалистами настаивали только меньшевики-интернационалисты во главе с Мартовым и левые эсеры. Но их отказывались услышать не столько большевики, сколько вчерашние и сегодняшние товарищи по партии. Через две недели после переговоров Викжеля, Мартов писал П. Б. Аксельроду: «Оборонцы сначала все восстали против самой мысли о «переговорах с узурпаторами»», а потом начали «вести всю борьбу под знаменем ненавистного рабочему классу «законного» Временного Правительства, за которого не поднялся ни один город и ни один полк на фронте. В этом направлении они успели много повредить» – заключает Мартов.

В таких условиях, стремление к достижению компромисса со стороны большевиков натолкнулось на высокомерие и ультиматумы со стороны их партнеров по переговорам.

Переговоры начались 29 ноября с ультиматума. От имени Комитета спасения Родины и Революции, С. Л. Вайнштейн потребовал создать «однородное министерство без большевиков». В ответ, Каменев от имени ЦК РСДРП(б) заявил, что «соглашение необходимо и возможно» на почве программы Второго съезда Советов, что новое правительство должно быть ответственно перед Советами, но в него могут войти все партии, «входящие в коалицию Советов, т. е. до народных социалистов включительно». Он заверил, что в ЦИК зарезервированы места для представителей партий, ушедших со съезда, а также, что «для ЦИК на первом месте стоит программа правительства, его ответственность, а отнюдь не личный состав».

Но вместо уступок оппоненты большевиков продолжали говорить языком ультиматумов. От ЦК ПСР М. Я. Гендельман заявил, что «он явился сюда не для того, чтобы вступит в переговоры с большевиками, а изложить Викжелю точку зрения партии в эти исторические минуты». Получалось, что с большевиками никто, собственно, и не разговаривает.

Только меньшевики-интернационалисты – Мартов и Блюм – настаивали на достижении компромисса. Оба признавали вину большевиков за восстание, но предупреждали, что «поражение большевиков станет поражением пролетариата». Что раскол «демократии» приведет к гражданской войне и т. д.

Споры не приводили к сближению позиций. Большевики требовали признать советский принцип организации власти и решения съезда Советов. Меньшевики и эсеры – немедленного отказа большевиков от власти, разоружения рабочих и публичного признания большевиками нового однородно социалистического министерства «без цензовиков и большевиков». «Интернационалисты» безуспешно пытались выработать компромисс. Был объявлен перерыв.