Читать книгу "Братья Стругацкие. Письма о будущем - Юлия Черняховская"

Проблема в том, что, как полагали Стругацкие, выбор всегда осуществляется в конкретной ситуации, его всегда приходится делать заново, и в разных ситуациях он разный. Общий ориентир один: оценка велений совести по их соответствию воле и интересам миллионов. Стругацкие переводят противостояние морали и прогресса в плоскость противостояния совести, направленной внутрь себя и на свои приоритеты – и совести, направленной вовне – на устранение боли и сострадание к миллионам.

2.3.4. Страх перед будущим. «Проклятые миры» – удел убоявшихся

В каждом из рассмотренных выше сюжетов можно увидеть что ни будущее, ни сам ход прогресса Стругацкие не видели беспроблемными. Как уже отмечалось, по их мысли, прогресс и приход будущего – неотвратимы. Но эта неизбежность может осуществиться только через действия людей. Нельзя попасть в будущее, не выполнив свой долг в прошлом[269]. В повести «Гадкие лебеди» они показывают людей, оказавшихся не готовыми к будущему – и просто исчезающими вместе с уходящим прошлым. Поставленный новым поколением эксперимент прогоняет тучи, но в новом солнечном мире, перекликающемся своей солнечностью с «Утопией» Кампанеллы и названием основной книги самих Стругацких, для поколения родителей уже нет места – они исчезают вместе с дождем. В будущем, по мысли Стругацких, может найти себе место только тот, кто не будет его бояться.

Цикл Полдня насчитывает десять произведений. Из них описанию этого общества в его исключительно позитивных чертах посвящен лишь первый: «Полдень. XXII век. Возвращение». Девять остальных[270] посвящены анализу тех или иных проблем и противоречий описанного ими, казалось бы, идеального мира.

Однако, параллельно с описанием проблем будущего, в этих же работах и иногда – не входящих в данный цикл – описываются иные миры, которые носят явные черты антиутопии – условно автор определи бы их как «Обречённые миры», миры, которые постигла катастрофа, ставящая под вопрос саму возможность их дальнейшего развития.

Это Арканар в «Трудно быть богом», где средневековая власть приступила к сознательному уничтожению любых ростков близящегося Возрождения и его носителей, Сарракш в «Обитаемом острове», где стабилизация после атомной войны достигнута подчинением людей гипнотическому излучению, которое сумела создать анонимная олигархическая диктатура, мир «Гадких лебедей», фашистско-традиционалистский режим Алайского герцогства в «Парне из преисподней», покинутая планета Надежда, жители которой ушли, уведенные представителями иной цивилизации, отказавшись самостоятельно ликвидировать последствия экологической катастрофы.

И особо – Город из «Града обреченного», ставший результатом непонятного эксперимента. Город, развивающийся без памяти о прошлом и без целей в будущем, где отсутствие смысла и целей было возведено в смысл проводимого эксперимента, бросающий старые кварталы и строящий новые на лежащем впереди него болоте, между обрывом с одной стороны, и стеной с другой.

Можно видеть в этом просто антиутопии Стругацких. Но главное в политико-философском плане, что все их объединяет – это не существующие в большинстве из них диктатуры, а отсутствие целей развития, отказ от прогресса. Используя понятие «отказ от прогресса» автор имеет ввиду не некое утверждение консерватизма и невосприимчивость к новому – речь идет именно о более или менее осознанном отказе от прогресса как такового, от целей движения в будущее. В разных из описанных социумов это вызвано разными непосредственными причинами и происходит по-разному – но обобщение материала заставляет делать вывод, что в данных описаниях Стругацкие, подобно тому, как в мире Полдня они моделировали образы будущего и его проблемы – здесь моделировали последствия отказа от будущего, вызванного страхом перед его проблемами и сложностями движения по пути прогресса.

Логика авторов представляется следующей: мир будущего – сложен и противоречив. И чем больше будут возможности и могущество человечества, тем с большими угрозами и проблемами оно может столкнуться в этом будущем. Сам прогресс в полной мере не познан, создаваемые им проблемы и для человека, и для природы, и для морали – опасны и непредсказуемы. Отсюда – риски слишком велики. В этом случае возникает соблазн не рисковать и от прогресса и будущего отказаться.

И Стругацкие средствами художественной метафоры моделируют: а что получится, если выбор социума окажется таким? И, как и в «Граде обреченном», оказывается, что отказ от движения вперед ведет к бесконечному движению по кругу, напоминающему движение в кругах ада, где человек с неизбежности совершает нисходящий путь по пути превращения в животное. И одновременно с этим, в определенной ситуации тот же человек – не может не сопротивляться наступающему прогрессу без риска также перестать быть человеком.

Здесь проблема, к которой Стругацкие с той или иной степенью определенности обращаются постоянно и которая, как представляется, имеет для них особое значение и заслуживает отдельного изучения: «Дороги вспять история не знает, что бы ни говорили профессиональные пессимисты»[271].

Если изначальная модель «Полдня» отразила видение Стругацкими следующей общественной формации, то миры, смоделированные позднее – Сарракш, Арканар, Тагора, как и картины, нарисованные в «Хищных вещах века», «Улитке на склоне», «Гадких лебедях» – ответвления от основного пути прогресса, где победили те или иные препятствия, успешно преодолённые Миром Полдня.

Они утверждают, таким образом, что прогресс неотвратим не потому, что может осуществиться без воли людей и помимо их воли, а потому, что если люди, безусловно обладающие свободой воли, делают выбор в пользу отказа от него – они делают выбор в пользу собственного расчеловечивания, испугавшись проблем Мира Полдня, оказываются обречены на регрессивное существование в сумраке тупиков исторического развития.

2.4. Что стоит между нами и будущим?

Традиционно считается, что политические Утопии по самому своему жанру не включают в себя анализ путей, которыми можно достичь создания описываемого ими нового мира.

С одной стороны – это и не входит в их задачу, позволяя сосредоточиться на том, каким их авторы и современное им общество или его часть хотели бы видеть мир, альтернативный существующему. С другой – всегда вызывало понятную критику и упрек в недостижимости их идеализированных описаний. Строго говоря, этот упрек можно считать и обоснованным. И не обоснованным – поскольку задачей утопии как таковой не является поиск средств, ее задачей является описание целей, к которым, по их мнению, должно стремиться общество.