Читать книгу "Собачья сага - Гера Фотич"

Беседа была не длинной. Павел смотрел на дочь, пытаясь не видеть в ней ничего от матери и стараясь рассмотреть свои черты. Но это удавалось плохо. Кристина сама предложила приготовить чай и суетилась на кухне как хозяйка, словно знала, о чем должен был быть разговор. Павел сидел на угловом диванчике у окна и наблюдал за движением ее рук, поворотом лица. Слушал повзрослевший голос. Уже не такой звонкий как раньше, когда она с криком забиралась под стол, прячась от собаки. Интонации были спокойные и рассудительные.

Павел не хотел рассказывать о смерти ее бабушки с дедушкой, которых она никогда не видела и о существовании которых, скорее всего, даже не задумывалась. Быть может, придет время, и она сама спросит о том, были ли у нее бабушка с дедушкой и где они сейчас, почему не приезжают в гости. Он не хотел ее огорчать ничем. Ведь неизвестно что предстоит ей самой в этой жизни. Зачем же ребенку раньше времени чувствовать чужое горе, которое может незаметно пройти мимо, не оставив в ее жизни следа.

— Как ты посмотришь на то, чтобы пожить в моей квартире? — спросил Павел, неожиданно поперхнувшись. — То есть, в нашей, ну то есть, в этой, где ты сейчас прописана, а я живу.

Кристина обернулась, держа в правой руке чайник с кипятком.

— Ты думаешь, что меня специально к тебе прописали, чтобы занять квартиру? — спросила она, готовая обидеться.

— Да нет, — ответил Павел, — я же сам предложил. Ведь одна комната у меня все равно пустует. А ты молодая, приходишь поздно. Маму беспокоишь. Там-то, наверное, тесно?

Павел обратил внимание, что дочка снова, как при первой встрече, не называет его никак. Подумал, что с тех пор, как на лестничной площадке Кристина прокричала сквозь слезы «папочка», для нее, наверное, прошла целая вечность, прерываемая редкими разговорами с отцом по телефону. Он понимал, что не один находится в такой ситуации. Что другие отцы приезжают для встречи со своими детьми, гуляют с ними в парках, ходят в театр. И, возможно, он тоже мог проводить время с Кристиной, если бы не его проклятая служба. Вечные засады, бдения по выходным, усиления в праздники, командировки, ранения, больницы. Все это он сейчас ненавидел лютой ненавистью. Проклинал последними словами все то, что вставало между ним и ребенком. Но где-то из подсознания остужающим ручейком поднималось понимание, что иного быть не могло. Такова его судьба и долг, заставляющий любить незнакомых людей, теряя близость с родными.

И вот сейчас он хочет хоть немного проявить реальную заботу о дочке, пригласить пожить у него. Но не может внятно ей объяснить, найти нужные слова, потому что просто их не осталось у него в голове. То, что идет от сердца, что он чувствует и переживает в душе, никак не обращается в правильную речь. Ему захотелось как-то отгородить дочь от возможных ошибок, найти те фразы, которые не позволили бы возродиться в ней материнскому ханжеству и душевной скабрезности. Но стоило ли просвещать ее о жизненных неурядицах, когда ее юное сердце занято собой — колотится в такт дуновениям свежего ветерка, улавливает беззаботное пение птиц и не собирается утруждать себя чьими-то переживаниями, заботой и запоздалыми раскаяниями.

Кристине на днях должно было исполниться восемнадцать. Она превратилась в красивую статную девушку Павел подумал, что, когда общаешься с ребенком по телефону, он растет быстрее. Так незаметно пролетело время. Ему захотелось сделать для нее что-то прекрасное и безрассудное. Чтобы снова почувствовать тот всплеск эмоций, окативший его с головы до ног много лет назад, на пороге собственной квартиры под детское восклицание «папа». Объятия, отгораживающие их двоих от всего вокруг, оставляющие наедине в помутневшем вокруг пространстве.

— Я хочу оставить тебе квартиру, — не отвечая на ее вопрос, неожиданно выпалил Павел, — уеду загород в Вырицу.

Наступила пауза, а затем мир взорвался.

— Папка, я тебя люблю! — неожиданно восторженно сорвалось с губ Кристины. Она чуть не уронила чайник, тут же поставив его на стол. — Ты все знаешь! Я же забыла, что ты у меня милиционер! Ты все знаешь про Костю и про меня. Посмотри, ты скоро будешь дедушкой!

Она обтянула свитером свой живот и показала едва видимую выпуклость.

— Я тебя так люблю! — продолжала она, усаживаясь к Павлу на колени и обнимая его за шею. — Мой милый папка! Ты такой хороший!

Павел почувствовал жаркие девичьи объятия. И внутри него словно приоткрылась коробочка, щелкнули замочки, и целая армада душевных слов, копимых на протяжении долгих лет, попыталась вырваться наружу.

— Милая… — только произнес он.

Но Кристина уже прижалась щекой к его щетине, и шерстяной воротник ее свитера колючими шерстинками закрыл ему рот, словно предупреждая о том, что надо молчать. Павел понял, что никогда не скажет того, что был готов произнести минуту назад. И от этой безысходности вдруг почувствовал, что на его коленях уже сидит не дочка, а молодая женщина, с крепким упругим телом, которое обнимают и любят другие мужчины, и он больше никогда не почувствует ее угловатой фигуры и не услышит щебетания детского голоска. И ей теперь совершенно ни к чему знать, что он испытывал и что хотел сказать. Теперь она сама готовится стать мамой, и лишние переживания могут только навредить. Конечно, она не будет этой страшной женщиной с тряпкой в руке, стоящей в проеме двери, ведь это его дочь!

Они обнялись и так сидели на одном стуле, словно именно на этом маленьком сиденье можно было провести всю жизнь счастливо.

Немного успокоившись, Кристина осторожно спросила:

— Ты родителям, случайно, не сказал?

Молчание Павла ее успокоило.

Дрожащим от волнения голосом он хотел объяснить дочке, где лежат квитанции квартплаты и как закрываются входные замки, но Кристина не дала ему сказать ни слова:

— Папочка, не волнуйся, дорогой… Все будет хорошо, езжай, не переживай, мы с Костей будем тебя навещать! Вот рожу тебе внука и приедем!

Рета, ощутив эмоциональный всплеск голосов, вскочила с пола, и, словно зная, о чем разговор, благодарно стала тереться боком о колени Павла, становясь участником общих переживаний предстоящего расставания.

Адрес дома в деревне и инструкцию, как туда добраться Павел записал на листке бумаги, оставив его на столе вместе с ключами от квартиры.

Глава 20. Веня

Дом в Вырице строился как щитовой домик. Но чем чаще родители Павла оставались в нем на ночь, тем явственнее ощущали потребность утеплить его. А поскольку отец не любил сидеть, сложа руки, то постоянно что-то совершенствовал. Ставил двойные рамы, изолировал потолок на чердаке, засыпая опилками. Укреплял стены, подбивая их оргалитом, а потом заклеивая обоями. Щели в углах заделывал мешковиной. А перед тем, как совсем переехать, в доме поставили иностранную печь и разнесли батареи по стенам.

Получились два небольших помещения: кухня, служившая гостиной и спальня. Была еще лестница на чердак, которым использовались только летом.