Читать книгу "И всё равно люби - Кэрри Браун"

В их первую осень в Дерри, пока Питер преподавал, ходил на совещания, а в свободное время тренировал учеников на баскетбольной площадке, Рут начала сочинять роман. Она устраивалась за маленьким столиком и ручкой выводила строчку за строчкой, уплетая при этом тосты и запивая их чаем, а между предложениями задумчиво поглядывала на деревья, отражавшиеся в водной глади озера, и наблюдала, как день за днем листья меняют цвет. В Смит-колледже она изучала американскую литературу и полюбила ее всю без разбора – Уиллу Кэсер и Уолта Уитмэна, Ральфа Эмерсона и Генри Торо.

Но писать роман оказалось труднее, чем она ожидала. Сказать начистоту – он просто вымотал ее. Но Рут не унывала. Она подметала пол в доме, вытирала пыль, гладила Питеру рубашки, белье, брюки цвета хаки и носовые платки, шила себе юбки и платья, каждый вечер готовила ужин – всякий раз затевала что-то умопомрачительно сложное и дорогое для них: то утку под апельсиновым соусом, то лазанью с соусом бешамель, то корейку на косточке. Писала письма доктору Веннинг и подругам по колледжу, в которых подробно рассказывала о своем житье-бытье.

Подруги ее тоже все были замужем.

У двоих уже родились дети, третья ждала ребенка. Рут старалась особенно об этом не думать.

Ей пока что не удалось забеременеть.

Забеременеть снова – напоминала она себе, запершись в ванной и открыв воду, чтобы за шумом воды Питер не услышал, как она плачет.

– Роман! Дивно! Как мы тебе завидуем! – воскликнули подруги, когда узнали о ее новом занятии.

– Да-да, – отвечала им Рут в своих письмах, – представляете, а еще я пытаюсь сочинить пьесу! А еще – рисую! И у меня остается время играть на пианино! Так что я расту и всячески самосовершенствуюсь.

Но ее точило смутное беспокойство – как будто она хватается за все эти занятия не потому, что они так уж важны для нее, а в неистовом порыве спрятаться, сбежать от одиночества, которое она своими нарочито бодрыми заявлениями так старательно маскирует от доктора Веннинг и от подруг, но от которого не может сбежать сама.

* * *

Через несколько недель после того, как они перебрались в Дерри, их пригласили на коктейль к директору школы. Рут мучительно переживала, не зная, что ей надеть. Наконец выбрала юбку в пол, сшитую из золотых лоскутов – набрела на нее в недорогом магазинчике в Нью-Хейвене. Да, то, что надо – смотрится великолепно. Но вечером, едва подойдя к дому и заглянув в гостиную – ту самую, которая станет ее гостиной, когда через десять лет Питер получит предложение возглавить школу, – мгновенно поняла, что промахнулась.

Прочие дамы – их была всего горстка, всё учительские жены – щеголяли в коктейльных платьицах на бретельках либо в брючных костюмах.

Питер помог ей снять пальто и представил гостям. Рут тряслась от волнения, на лице ее застыла чужая улыбка, длинные рыжие волосы намертво сколоты на затылке. Белая блузка с плиссированными оборками у шеи… – ну и вырядилась. Она же выглядит просто идиотски. Вылитый вояка-пилигрим, только что сошедший с палубы «Мэйфлауер».

– Рут пишет роман, – гордо объявил Питер коллегам, стоявшим вокруг с бокалами в руках. – Настоящий переворот в литературе!

Рут чуть не умерла от стыда.

Приближалось Рождество – их первое Рождество в Дерри. И Рут как огня начала бояться предстоящих торжеств.

Немногие особы женского пола, жившие на территории кампуса, обычно уходили с этих вечеринок пораньше – если вообще на них заглядывали, – торопились домой кормить ужином детишек. Да и вообще в школе почти не было женщин ее возраста, а те, которые были, казались Рут вечно чем-то недовольными, непрерывно лившийся поток их жалоб – на школу, на детей, на мужей или учеников – просто огорошивал ее, когда они случайно сталкивались на почте или в магазине.

Это правда, в школе были трудные ребятишки. Но ведь в этом и заключалась миссия школы – дать возможность учиться тем, кого жизнь лишила такой возможности. Со слов Питера Рут знала, что некоторые учителя считают это место ниже своего достоинства. И чувствовала, что энтузиазм Питера по поводу школы в Дерри – с его-то образованием и рекомендациями он мог получить работу где угодно – для многих здесь остается загадкой.

Она понимала, что Питер любит учить, что сам процесс преподавания для него – неиссякающий источник счастья. Мальчишки, их грубые повадки заряжали его энергией. Он всегда видел в людях только хорошее, страшно довольный, приносил домой истории о маленьких победах в классе, радовался, как ребенок, когда видел, что у него получается шаг за шагом менять жизнь этих детей к лучшему. Он почти никогда не сомневался, что у мальчиков все получится – и его уверенность передавалась им. За ужином он делился с Рут рассказами об их проделках и достижениях.

– Неужели у тебя так-таки никогда не бывает, что кто-то тебе все-таки не нравится? – ворчливо спросила однажды Рут.

– Конечно, мне не всегда нравится, как они поступают, – ответил Питер. – Но я стараюсь, чтобы их не слишком добрые поступки не влияли на мое отношение к ним самим.

– Что ж, а мне вот некоторые из них все же совсем, нисколечко не нравятся.

– Я это заметил. А вот они считают тебя чертовски милой!

* * *

– А ты постарайся с кем-то сдружиться. Не сторонись, подойди сама к кому-то! – наставляла ее доктор Веннинг, когда Рут отправилась в Нью-Хейвен навестить ее и пожаловалась на одиночество. – Вот почему бы тебе самой не устроить вечеринку? Пригласи кого-нибудь на чай!

– Я не могу устроить вечеринку. Даже с чаем, – помотала головой Рут. – Мне некого пригласить. А для вечеринки нужна хотя бы пара гостей.

– Ну хорошо, тогда пригласи кого-нибудь на ужин, – не сдавалась Веннинг. – Одного человека. Приготовь что-то из тех хитрых блюд, которыми ты увлекаешься.

Рут вернулась в Дерри и попыталась завязать дружбу с учительницей английского – старой девой по имени Энн Кресман. Ей было, наверное, чуть за сорок, мягкий голос и доброе лицо располагали к их обладательнице. Рут подошла к ней в библиотеке и завела разговор об Эдит Уортон. В конце концов мисс Кресман сама пригласила Рут к себе на чай. После Рут старалась убедить себя, что очень хорошо провела время, но на самом деле чувствовала она себя скованно, и ей было ничуть не интересно сидеть вот так за столиком и маленькими глоточками попивать чай с пожилой дамой. Но она выдавила из себя ответное приглашение, которое мисс Кресман благосклонно приняла.

Готовясь к встрече, Рут встала на уши и изощрялась в кулинарных экзерсисах: приготовила «ананасовую маргаритку» – нежнейшее рассыпчатое сооружение в виде торта с кусочками ананаса, украшенное по верху кремовыми зарослями сахарных лепестков, а по бокам – изысканным бисквитным заборчиком «дамские пальчики», которые так и норовили отвалиться.

В назначенный час – днем в субботу – мисс Кресман не объявилась.

Когда Рут дозвонилась до нее в понедельник, мисс Кресман повела себя странно. Она принялась бурно извиняться: