Читать книгу "Всего один шаг - Павел Комарницкий"

Я остановился, как вкопанный, тупо глядя на громаду ангара с жилой пристройкой. Да, добром это не кончится определённо. Надо же, не заметил, как назад вернулся…

Шагомер, исполняющий по совместительству функции измерителя времени, издаёт длинный писк. Однако время ужина, не опоздать бы.

Старший смотритель лениво жрал кашу, сыто причмокивая. Ему хорошо, у него пайка усиленная…

— Ну чё, дефектный… — обратился ко мне начальник. — Много нашёл?

— Да, мой господин! — таращу я на него глаза.

— Что «да»?

— Ничего не нашёл, мой господин!

— А чего тогда «да»?

— Да, мой господин!

— Придурок… — начальник презрительно икает. — Давай свой шагомер!

Я протягиваю ему коробочку шагомера, и начальник суёт её в прорезь контроль-машины. Машина коротко мигает огоньком — «норма сделана»

— Иди жри свою кашу и убирайся в свою вонючую нору! И чтобы я тебя тут не видел!

— Да, мой господин!

Я знаю — он с удовольствием лишил бы меня не только каши, но и воды, да не может. Если я сдохну, его для начала выпорют, а затем, возможно, и вовсе разжалуют в двенадцатизначные, а его номер будет носить новый начальник. Потому как висит он на волоске — четыре жмурика за короткое время. Не бережёт рабсилу, убыток!

Я замираю с миской каши в руках. На каком «во-лос-ке»? Я никогда, НИКОГДА не слышал подобного слова. Дикое, немыслимое слово, которое и выговорить-то невозможно! Похоже, болезнь крепчает…

— Эй, дефектный, чего встал? Или каша не по вкусу? Давай сюда, мы съедим!

Я оборачиваюсь и злобно, с шипением скалюсь. Шутник умолкает. Так-то лучше, ребята. Пусть я придурок, но я опасный придурок…

Доев кашу, я беру свою пластиковую бутыль, и пищеблок-автомат отмеривает мне мою порцию воды. Я иду к себе, не обращая внимания на разговоры коллег — те достали новый большой тюбик универсального клея и собираются вечером «занюхать». Ваше дело, придурки, у меня есть своё.

В ангаре на стапеле покоится катер-буксировщик, при помощи которого сволакивают назад в море выброшенные на берег баки, а также два скутера, на которых развозят по берегу смотрителей. Кстати, мне достался ближний участок, как дефектному — это чтобы лишить и удовольствия ездить на скутере. Когда-то давно, говорили, скутеры просто целый день курсировали вдоль берега, но потом пришли к выводу, что гораздо дешевле держать штат обходчиков из двенадцатизначных, чем тратить моторесурс дорогой техники…

Свет в ангаре не горит — где-то что-то сломалось, а чинить некому уже вот который год. Да, Истинно Разумные понемногу развиваются, как нам и говорили в воспиталище. Избавляются от ненужного… Зачем тут свет, в ангаре, если есть фонарики?

Я закрываю за собой ржавую визгливую дверцу, почти на ощупь пробираюсь в свой угол. Очень хорошо, что дверь скрипит — никто не подберётся незамеченным. Да только никто и не пытается проникнуть в мои тайны. Я сильно подозреваю, что до утренней каши никто из коллег не вспомнит о моём существовании. Это хорошо…

Я достаю своё сокровище, глажу его. Мой, мой…

Крышка откидывается с лёгким щелчком. Светится экран. Сейчас… Вот сейчас…

«Батарея разряжена!» загорается молчаливая надпись. Некоторое время я смотрю на приборчик, холодея от предчувствия надвигающейся страшной беды. Батареи служат долго, очень долго. Дольше, чем живёт Истинно Разумный, если он не Бессмертный, Носящий Имя. Но кто знает, сколько лет пролежала эта машинка в щели на старом пирсе?

Атомную батарею к такому чуду мне не достать никогда!

Экран гаснет, и меня захлёстывает бездна отчаяния. Лучше мне умереть!

— Не умирай… — шепчу я, нежно гладя прибор. — Не умирай, пожалуйста… друг…

* * *

Вспышка света!

Я открываю глаза, и сквозь призрачное кружение размытых цветных пятен проступает лик моей жены. Пепельное свечение потолка с трудом борется с темнотой, и я вижу портрет Ирочки в основном тепловым зрением. Её глаза сейчас сияют нестерпимым светом.

— Ты чего не спишь? — я говорю просто так, потому как уже знаю ответ. Просто мне надо сейчас что-то сказать.

— Ты знаешь, — Ирочка не намерена развивать эту тему.

Я благодарно улыбаюсь. Да, она страхует меня во время этих невероятных сеансов. Пусть она не Всевидящая, не Грезящая и не Спящая, но она потомственная телепатка, и вполне может в нужный момент правильно прервать сеанс, не дав моему разуму остаться в Запределье.

— Ты видела?

Ирочка не отвечает долго, очень долго.

— Я видела. Я видела всё. Но вот поняла ли?

Её глаза приобретают бездонную глубину. Сейчас ей можно свободно дать лет двести…

— Тут надо думать, Рома. Очень здорово думать.

* * *

Стены зала отсвечивают льдистой голубизной, и пол тоже. Вообще зал телепорта сегодня здорово напоминает чертоги Снежной королевы. Интересно, кто тут занимается оформлением?

Сегодня в зале тесно. Нас, отбывающих в служебную командировку на далёкую планету Земля трое, и каждого провожает немало родственников. Две чрезвычайно похожие друг на друга дамы провожают Биана, и я улавливаю — это жена и дочь. Гляди-ка, даже бижутерия имеется, серёжки и бусы-ожерелья… И ногти позолочены, маникюр, что для ангелов совсем уже редкость. Модные дамы.

Рядом с дамами стоит ангел, на полголовы выше Биана — это, я уже знаю, его зять. Кстати, у ангелов большой рост вовсе не приветствуется, в отличии от людей. Здесь это скорее недостаток — чем крупнее ангел, тем труднее ему летать.

А вот рядом стоящая девочка, это его внучка. И у неё самый что ни на есть переходный возраст. Длинные, уже вполне развитые голые крылья утратили детскую гладкость кожи, и похожи на еловые побеги — так густо лезут перья. Через полмесяца эта девочка полетит в свой Первый полёт.

Но все эти мысли уходят куда-то в сторону, потому что я вижу перед собой глаза моей Ирочки.

«Вернись»

«Ну конечно вернусь. Как же может быть иначе?»

«Может, Рома, может. Ты знаешь, как. Но ты вернись. Я больше ни о чём не прошу тебя»

— Он вернётся, — встревает Федя. — Ну куда теперь ему уже деваться?

Длинный мелодичный сигнал, и верхняя полусфера всплывает в воздух.

— Всё, ребята, как говорят люди, долгие проводы — лишние слёзы! — Аина тоже присутствует здесь.

— Давайте, давайте, канал сформирован, — Биан собран и подтянут. — Иолла, не беспокойся, я не Аина. Уж точно верну твоего Рому живым и невредимым, не сомневайся.