Читать книгу "Любовь и другие иностранные слова - Эрин Маккэн"

– Ничего.

– Это вы нарочно, чтобы меня позлить? Или что? Мне что-то сказать или сделать?

– Да, – говорит Стью.

– Нет, – говорю я.

– А что тогда?

– Ничего.

– Ничего.

Мы продолжаем улыбаться, прикусывая губу, и когда Софи наконец выходит из машины у школы, она прощается с нами словами:

– С каждым днем вы ведете себя все страннее и страннее.

Стью кивает на место рядом с собой, и я перешагиваю вперед.

– Послушаем музыку? – предлагает он, и я отрицательно качаю головой.

Нет, мне и так хорошо сидеть тут в тишине, полной возможностей. Мы еще вернемся к этим возможностям, когда я разберусь, что тут к чему.

Разберусь же? Мы разберемся?

Стью паркуется, и мы идем так же, как и ехали: молчим и улыбаемся, как придурки, и у меня начинает зарождаться новая мысль. По дороге на социолингвистику я пытаюсь не обращать на нее внимания и потом сажусь, достаю блокнот, нахожу нужную ручку, конспектирую и украдкой обмениваюсь со Стью быстрыми взглядами.

И позже, когда мы идем с ним и Итаном в Фэйр-Граундс, я все еще пытаюсь прогнать эту мысль. Итан спрашивает нас, как прошли выходные и кто выиграл матч. Я пытаюсь прогнать ее, обедая в полной тишине со Стью: он с довольным видом уминает два бутерброда и доедает за меня бублик.

Впервые за всю жизнь я хочу, чтобы он спросил: «О чем ты думаешь?». Я хочу, чтобы он резко прервал молчание и спросил, что у меня на уме, потому что на уме у меня вот что: Я не знаю, что сказать тебе сейчас. Но я хочу, чтобы ты сказал мне, что все будет хорошо.

Стью бы так и сказал. Я знаю, что сказал бы, если бы я попросила. Но я помню папины наставления: Принуждать объект к желаемой реакции – значит утверждаться в своем предубеждении. Твои наблюдения теряют в таком случае всякий смысл.

И внезапно я совсем уже не так уверена, что у нас со Стью все будет хорошо, и я не хочу, чтобы он честно уверял меня в этом. Молчание перестает быть вдумчивым и становится неловким. Понятия не имею, как его заполнить.

Стью был прав. И Стефан тоже. Любовь – возможность того, что она существует между двумя людьми, и возможность того, что она будет длиться вечно, – меняет все. Я уже потеряла так одного друга. Я смотрю через стол на Стью, который как раз дожевывает мой бублик и спрашивает:

– Ты ведь все равно не собиралась доедать?

Я качаю головой.

Еще одного друга я потерять не могу.

Мы в тишине возвращаемся к машине, и я извиняюсь за свое молчание, чего никогда не делала раньше, и добавляю: «Думаю». А затем, как полный идиот, показываю ему на свою голову. Вот для чего я это делаю?

– Ты же понимаешь, что однажды твоя голова взорвется?

Тогда ты вытрешь мои мозги, отвечаю я, и – фух! – мы снова разговариваем, как обычно. Но на самом деле этого не происходит. Я только собиралась ответить Стью, но не стала: меня так одолевают мысли, что я не могу выжать из себя ни слова. И теперь, когда нужный ответ приходит, момент уже упущен. И мне очень жаль, что его не вернешь.

Сегодня тренировка у Стью заканчивается поздно, поэтому я иду домой с Софи. Она целую милю ругает Джоша Брандстеттера последними словами и ни разу не повторяется. Подходя к дому, она меняет тему:

– Но Денни Шивер вроде ничего такой, как считаешь? Не то чтобы общительный, ну и что. Разузнай, нравлюсь ли я ему.

Я киваю: хорошо, что Софи есть на что отвлечься. И еще лучше, что она не заметила, что я совсем ее не слушаю.

Я – Стью, 18:44

Мне нравятся наши обычные отношения.

Стью – мне, 18:45

И мне.

Но я имею в виду другое, и он об этом знает.

Сегодня к ужину приходит Джофф. Теперь, когда до свадьбы остается всего пара недель, он приходит почти каждый вечер. А потом они с Кейт открывают прибывшие по почте подарки и вместе пишут благодарственные письма за столом в папином кабинете. Сегодня они тихо смеются над своей способностью восхищаться шестым набором подсвечников.

– Впечатляет, – я заглядываю в комнату, чтобы взять себе горсть M&M’s из пиявочного кувшина. По лицу Джеффри я вижу, что конфетки эти для него как пещера с сокровищами для Али Бабы.

– Угощайся, – предлагаю я.

– Спасибо, – он зачерпывает горсть. У Кейт звонит телефон.

– Работа, – извиняющимся тоном говорит она нам и выходит из комнаты.

Я возвращаю кувшин на положенное место (рядом с полевым хирургическим набором времен Гражданской войны, с пилой для ампутации и перевязочным жгутом). Папа всегда плотно закрывает кувшин обветшалой кожаной крышкой. Ему бы какое-нибудь новое хобби себе найти.

Я притворяюсь, что поправляю кувшин на полке, и пару раз кидаю украдкой взгляд на Джоффа: он самозабвенно жует конфеты и перечитывает их с Кейт письмо. Наконец я поворачиваюсь к нему лицом, чтобы сказать… не знаю… что-нибудь про свадьбу, наверное? Он подмигивает мне, и я говорю:

– Знаешь, меня страшно бесит, когда ты так делаешь.

– Так а зачем, по-твоему, я это делаю? – спрашивает он с торжествующей улыбкой, и я сдаюсь: закатываю глаза и сажусь в ближайшее кресло.

– Помнишь, летом ты сказал, что знаешь, как сложно терять друзей, особенно когда их и так не очень много?

– Да, прости за это. Я не имел в виду, что…

– Я знаю, что ты имел в виду, – спешно прерываю его я. Слишком спешно. Я выдыхаю и говорю серьезно:

– Я знаю, что ты имел в виду.

– Джози, у тебя все в порядке?

– Не то чтобы да. Мне кажется, скоро я потеряю еще одного друга, и список становится все короче.

– Кого?

Я качаю головой, и он правильно переводит это на свой язык: Я не хочу называть его имя.

– Ну ладно, – отзывается Джофф. – Я могу чем-то помочь?

– Не думаю, – говорю я, вставая. – Но спасибо за понимание.

– Не за что.

Я уже собираюсь выходить, но в дверях останавливаюсь:

– Да, со спагетти тогда правда вышло случайно.

И тогда – да, я должна была это предвидеть – он мне подмигивает.

Не успела я и двух шагов сделать по ступеням, как приходит смс от Стью:

Я у твоей двери. Выходи.

– Заходи, – говорю я, открывая дверь.

– Нет, – он протягивает мне телефон, чтобы я прочла свое последнее сообщение. – Скажи мне. – Я выхожу на крыльцо и закрываю за собой дверь. – Ты же уже решила что-то по поводу нас. Уже?

– Стью, ты мой самый лучший в мире друг. И я не хочу этого лишиться.