Читать книгу "Всюду третий лишний - Бен Хетч"

– Ты что? Что ты несешь? Это неправда. Ты лжец. Прекрати пугать меня. Ты хочешь, чтобы он заболел, да? Нет, ты скажи, хочешь или не хочешь?

Ну конечно, нет. Я хотел, чтобы и Люси поняла это, а потому, когда я повернулся к ней ночью и сказал: «Люси, положи голову мне на плечо», она машинально сделало то, о чем я просил, даже не сказав своей обычной в таких случаях фразы: «Кит, ведь два часа ночи. Пожалуйста». Пожалуйста! А что, интересно, понимается под этим «пожалуйста»? Наверное, вот что: «Я знаю, как ты страдаешь, но мне это начинает надоедать, да и я к тому же устала, так что, пожалуйста, поищи утешения где-нибудь в другом месте». Что я, конечно же, и делал.

На Рождество папа весил четырнадцать стоунов; к концу марта он потерял два стоуна, а ведь с момента возвращения Дэнни домой прошел всего лишь месяц, и от первоначально задуманного плана – дождаться места в ближайшем к нашему дому реабилитационном центре – пришлось отказаться. Дэнни пришлось поместить в специализированный стационар «Клеймор» на северо-западе. «Клеймор» считался распределительным центром, после пребывания в котором больных с мозговыми травмами направляли в наиболее подходящие для них реабилитационные центры. Для этого необходимо было определить познавательные способности пациентов, пропустив их через специальную систему тестов, после чего, в зависимости от результатов, выбирался один из трех вариантов реабилитации, самым лучшим из которых было восстановительное лечение в центре, предназначенном для пациентов с незначительными мозговыми нарушениями, где медицинские процедуры сочетались с обучением и трудотерапией. Больных с более серьезными нарушениями переводили в другой стационар типа «Клеймора», где они вновь подвергались тестированию. Затем следовало помещение в реабилитационный стационар, по сути являющийся психиатрической больницей. И вот внезапно этот день, которого мы все боялись, но все-таки ожидали, наступил. Отец, поскольку Дэнни, как ему казалось, чувствовал себя лучше, позволил себе кратковременную передышку и отправился на уикенд куда-то на северо-восток. Едва он успел войти в дом, как раздался телефонный звонок. Дэнни лапал и тискал медсестру, и за это его решили поместить в специальную клинику для душевнобольных. Там он сейчас и пребывает. Клиника «Грандж Гров» находится всего в нескольких милях от городка Уитчерч, но я был там всего один раз.

Свой единственный визит я приурочил ко дню рождения Дэнни и, когда ехал в клинику, не переставал убеждать себя, что все будет совсем не так плохо, как я себе представляю. Мои плохие предчувствия в значительной степени рассеяло то, что едва я вошел в вестибюль, как сразу же был окружен плотным кольцом колясочников. Они были настроены очень доброжелательно, что я также отметил как положительный факт. Затем один из постояльцев, как они здесь назывались, представился мне, выговаривая слова, как робот. Он сообщил мне дату прибытия сюда и свое имя, как попавший в плен летчик называет на допросе свой чин и личный номер. Затем одна из женщин-колясочниц поинтересовалась, не я ли буду устанавливать рождественскую елку. Они потому были так рады видеть меня, что их одолевала скука.

В кабинете миссис Беверли – так звали директора клиники – на стене висел плакат с изображением доктора Зло из фильма «Остин Пауэрс», задумчивого и с мизинцем, прижатым к губам. Надпись на плакате сообщала: «Здесь говорю я и требую к себе хотя бы минимального уважения». После того, как по ее указанию привели Дэнни, который меня не узнал, она оставила нас в комнате дневного пребывания. Я вручил Дэнни свой подарок – новые кроссовки, которые, как мне показалось, совершенно его не заинтересовали, – а потом мы вместе обедали в столовой, интерьером напоминающей школьную. За одним столом сидел колясочник, которого кормили с ложки. За другим столом сзади нас группа постояльцев играла в снап;[42]за столом напротив две женщины с грязными бездумными лицами передвигали по доске шашки. В раздаточное окно нам подали сосиски с жареной картошкой, мы сели, и Дэнни, медленно поднося ложку ко рту, принялся за еду. Он злобно смотрел на меня, говорил грубым и резким тоном, как с надоедливым незнакомцем. Он, казалось, не вполне осознавал, что сегодня был день его рождения, хотя на лацкане его куртки был прикреплен значок «28»; он пропустил мимо ушей все мои вопросы о других подарках, которые получил. Вдруг он стал рассказывать мне, почему он оказался здесь – я и не подозревал, что это может быть ему известно, – никто, конечно же, ничего ему не рассказывал, и мы были уверены в том, что сам он ничего не помнит.

– Ты можешь представить себе такое? – спросил он. – Мой отец… был… взбеш-ш-ш-н.

– Наш отец, – поправил его я. – Он наш с тобой отец, Дэнни. Я – Кит. Я пришел тебя навестить. Где твои карты? Что они сделали с твоими игральными картами?

– Угарный газ, – с торжеством произнес он. – Это был… очень… глупый поступок, – продолжал Дэнни. – Я пом-ню, я лежал там… и слышал, как кто-то ска-зал… моему отцу: «Боюсь… что ваш сын умер…» а потом… бам… – Дэнни широко раскрыл глаза, – …я снова… отключи-лся.

– Бам, – повторил он, стараясь дать мне понять, что это слово означало внезапное погружение в беспамятство. – Я… снова… отключи-лся. Я отк-рыл глаза… и я мог при-пом-нить все. Сейчас со… мной… все в порядке. Мне повезло… я нормальный. Первые дни… я… не мог сам… одеться. Наизнанку… и не всю… одежду. А теперь, – он распахнул пиджак, чтобы показать, что рубашка надета как надо, – я… совершенно нормальный. Я должен был умереть… но я совершенно нормальный.

Я не знал, что сказать. А Дэнни вдруг начал слегка буянить, и миссис Беверли заглянула в дверь узнать, все ли в порядке. Когда она ушла, Дэнни стал поносить некоторых постояльцев, живущих в отдельном корпусе и приходящих в главное здание на обед.

– Они входят… и выст-раива-ются… в очередь… за своими обедами, – злобным голосом сказал он.

Я не понял, о ком идет речь, и спросил, не служащие ли они.

– Нет, – раздраженно ответил Дэнни, – постояльцы.

Когда я спросил, что все-таки они делают, Дэнни ответил, что они садятся за столы и обедают. Я подумал, что это, наверное, постояльцы с серьезными расстройствами. Дэнни рассказал и о том, что уже пожаловался начальству на своего соседа Эндрю, комната которого была напротив его комнаты. Этот Эндрю не давал Дэнни спать по ночам, потому что хлопал дверью и двигал мебель в своей комнате.

– Так, а что все-таки делают эти постояльцы, которые приходят в столовую? – снова спросил я.

Дэнни повторил, что они садятся за столы и обедают. Как я понял, это было их единственным преступлением, поэтому и прекратил дальнейшие расспросы.

После обеда мы пошли в его комнату. Отец и Джейн, когда привезли Дэнни, привели ее в порядок и украсили: на стене висели некоторые из его плакатов с футболистами Лидса, которые он собирал еще в детстве. Я привез с собой три поздравительные открытки: одну от Софи и Пола, другую от папы и Джейн, третью от Тома. Комната превратилась в свалку, но он закричал на меня, когда я стал подбирать с пола его вещи. Он опять заговорил сварливым тоном об обеде и этих людях в инвалидных колясках, которые пользовались благотворительностью, оказываемой какой-то компанией; эти люди могли ходить, но были очень ленивы, а поэтому ездили на колясках. Когда я спросил его, что это за «компания-благодетель», он снова пришел в ярость.