Читать книгу "Весенние игры в осенних садах - Юрий Винничук"

«В течение последних пяти веков большинство выдающихся художников, – писал Готфрид Бэнн, – были либо сумасшедшими, либо гомосексуалистами, либо наркоманами, либо одержимыми суицидальным комплексом». Я не сумасшедший, не гомосексуалист, не наркоман и никогда не испытывал большого желания уйти прежде времени из жизни, хотя мог размышлять об этом, с особым интересом читал о случаях самоубийства среди писателей, составлял их списки, намереваясь когда-нибудь издать антологию их сочинений и предсмертных писем.

«Литература насквозь пропитана ядом», – засвидетельствовал Юкио Мисима, который не замедлил сделать себе харакири. Я вынул папку со своими записями и вырезками на тему самоубийства среди писателей и разыскал случаи двойного самоубийства. Их было всего несколько.

Известный японский эссеист профессор Номура Вайхан (1884 – 1921) убежал вместе со студенткой за город, и две недели они занимались пылкой любовью на безлюдном берегу реки, среди цветущих деревьев, а затем утонули. А все из-за того, что он был женат и двойная жизнь ему претила. На первый взгляд, причина не слишком серьезная, однако она вполне в японской традиции, японцы даже придумали специальный термин, объясняющий самоубийство по договоренности: «синдзю» – «единство сердец». Любопытно, что инициатива чаще принадлежала женщинам. Хотя случались и ненастоящие синдзю – это когда кто-то из пары желает умереть, а кто-то – нет. В таких случаях инициаторами самоубийства становились мужчины. Публицист Такеути Масаси (1898 – 1922) после неудачного ухаживания за девушкой из консервативной семьи решил зарезать себя и возлюбленную. Но девушка изловчилась и убежала, после чего незадачливый жених зарезал ее родителей, а затем и сам учинил себе харакири.

Немецкий писатель Генрих фон Клейст (1777 – 1811) испытал немало жизненных разочарований – не стал настоящим офицером, потому как ненавидел войну, не закончил университет, ибо обманулся в своих надеждах на науку, не смог сделать карьеру чиновника, потерпел фиаско и как издатель. А встреча с Генриеттой Фогель только ускорила его смерть. Он не имел средств к существованию, его не признали современники, а госпожа Фогель была замужем за нелюбимым человеком и смертельно больна. Идея самоубийства принадлежала именно ей, и Клейст был в восторге. «Я приобрел подругу, – писал он, – чей дух витает, как молодой орел, – подобной женщины я не встречал еще никогда в жизни – она понимает мою печаль, видит в ней нечто возвышенное, глубоко укорененное и неисцелимое, и потому, хотя она и в силах осчастливить меня здесь, на земле, она стремится со мной умереть… Отныне единственная моя забота и радость – отыскать глубокую пропасть, чтобы вместе броситься туда».

Однако пропасти они не нашли, и в лесу возле озера Ванзе Генрих собственноручно прострелил Генриетте сердце, а себе выпалил в рот.

Так же в лесу покончил с собой польский писатель Станислав Виткевич (1885 – 1939). Убегая от наступавших с запада немцев, он вместе со своей любимой, которая была намного моложе его, оказался в тупике, потому что через этот же лес, только уже с востока, наступали большевики. У писателя был флакон с люминалом. Таблетки он отдал возлюбленной, а сам решил воспользоваться бритвой. Женщина выпила все таблетки и уснула. Виткевич попробовал перерезать себе вены, но потерпел неудачу, после чего ударил лезвием по артерии и истек кровью. А вот женщина на рассвете очнулась, наверное, молодость дала о себе знать, да, возможно, в глубине души она и не желала смерти. Возлюбленная погибшего Виткевича прожила долгую жизнь.

Прославившийся при жизни японский писатель Арисима Такео (1878 – 1923) влюбился в двадцатишестилетнюю эмансипированную журналистку, которая была во власти суицидальных комплексов. Да и сам писатель в своих произведениях нередко воспевал смерть во имя любви. И вот Акико уговорила Арисиму осуществить на деле то, о чем он только писал. И вот когда на сцене возник муж Акико, который стал шантажировать писателя, требуя от него денежной компенсации за моральный ущерб, влюбленные уехали в горы и там среди чудесной природы покончили с жизнью. В предсмертном письме к другу Арисима написал: «Я нисколько не сожалею о своем намерении и чувствую себя счастливым. Акико испытывает те же чувства… Ночь прошла. В горах льет дождь. Мы долго гуляли и промокли до нитки. Сделаны последние приготовления. Нас окружает величественный пейзаж – мрачный, трагический, а нам легко и радостно, словно мы дети, увлекшиеся какой-то веселой игрой. Раньше я не знал, что смерть абсолютно бессильна перед любовью. Наверное, тела наши отыщут, когда они уже совсем истлеют». И он оказался прав. Их нашли через месяц в горной хижине, в которой они повесились.

Стефан Цвейг (1881 – 1942), казалось, не имел никаких оснований, чтобы распрощаться с жизнью по своей воле. Жил себе в Рио-де-Жанейро с молодой женой, которая прежде работала у него секретарем. Но в самый разгар войны он уверовал, что мир уже стоит на пороге гибели, и решил уйти из жизни. Преданная Лота не стала с ним спорить, тем более что ее замучила астма. Они задумали отравиться снотворным. И сделали это.

А полвека спустя в Лондоне таким же способом отравились немецкий писатель Артур Кестлер (1906 – 1983) и его жена Синтия. Писатель быль неизлечимо болен с целым букетом таких недугов, которые не оставляли ему шансов прожить даже полгода. Зато Синтия была молодая и здоровая женщина, по возрасту она годилась ему в дочери. Идея самоубийства у Кестлера возникла не вдруг, он готовился к этому целых девять месяцев, приводя в порядок все свои дела, а заодно стал членом «Общества за право умереть с достоинством», где ему выдали инструкцию, как действовать по всем правилам. Он собирался уйти из жизни один, но Синтия решила иначе и, когда муж уже потерял сознание, выпила барбитурат. Мертвого Кестлера обнаружили в кресле с рюмкой коньяка в руке, Синтия лежала на диване, а рядом на столике – рюмка виски.

Все же у каждого из этих писателей была какая-то причина, чтобы остановить свой выбор на самоубийстве. А есть ли такая причина у меня? Личные проблемы не столь уж безнадежны. Депрессия? Конечно, депрессия ведет к потере способности писать, а не писать – это все равно, что умереть, но ведь всякая депрессия имеет свое начало и свой конец и когда-то она пройдет. В своем роду я не имел самоубийц, как Хемингуэй, Маяковский, Сильвия Плат или Чезаре Павезе, у меня нет никаких оснований, чтобы умирать прежде времени, разве что одно, о котором сказал Сенека: «Раньше ты умрешь или позже – не столь важно, хорошо или плохо – вот что важнее. А хорошо умереть – значит избегнуть опасности жить недостойно. Кроме того, жизнь не всегда тем лучше, чем продолжительнее, тогда как смерть всегда чем продолжительнее, тем хуже. Пока живешь, думай о похвале окружающих, когда умираешь – только о себе самом». Хорошо умереть – это не каждому дано, умереть так, чтобы это стало предметом споров, сплетен и фантазий с множеством вероятных и невероятных версий – вот по-настоящему интересная перспектива. Я задумывался об этом все чаще. «Самоубийство надлежит осуществлять, когда ты счастлив», – изрек в древности римлянин Валерий Максим, и с ним много столетий спустя целиком согласился Поль Валери: «Самоубийство позволительно лишь тем, кто абсолютно счастлив». «Хорошо уходить из жизни, – писал Плутарх, – когда у тебя всего вдоволь, когда ты счастлив и материально, и духовно…» Именно так поступил голландский писатель Адриан Венема (1941 – 1993), заблаговременно оповестивший о своем самоубийстве, заявив, что главного в своей жизни он уже достиг и напрасно ожидать чего-то большего. Раздав несколько интервью на эту тему и подогрев публику, выпил шампанское с барбитуратом.