Читать книгу "Милый друг Натаниэл П. - Адель Уолдман"

С другой стороны, Ханна не была каким-то обделенным гражданскими правами меньшинством, подумал Нейт, отходя от окна и шлепая из спальни в кухню. И какое такое у него особое положение? По крайней мере, он сам ничего не просил и не требовал. Его всегда возмущало ее смирение, готовность терпеть его выходки, плохое настроение. Ее согласие быть жертвой. Да, она огрызалась, злилась, но то были бури в стакане воды, возмущенные трепыханья попавшего в силок зверька. Она, можно сказать, дала ему полный карт-бланш, словно нарочно для того, чтобы ему было легче помыкать ею. И вот теперь он поставлен перед необходимостью стать судьей самому себе, нести ответственность за них обоих. Это несправедливо.

От таких рассуждений на какое-то время полегчало. Потом пришла еще одна мысль: а если она терпела его потому, что этого хотел он? Терпела, пока он не перегорел. Он всегда останавливался, как только чувствовал, что перешел некую линию, и она на самом деле может уйти. Она позволяла ему мучить ее, потому что он ей нравился. Может быть, она даже любила его.

От такой мысли Нейт даже вздрогнул.

Потому что, ну же – где найти такую, чтобы и без действующего на нервы тика, и без всяких физических изъянов? За что он может упрекнуть ее? Какие претензии предъявить? Что выпивала иногда лишнего? Так он и сам мог. Что несерьезно относилась к его книге? Нет, поначалу, до того, как их отношения резко пошли на спад, Ханна воспринимала его вполне уважительно. Что не была в нем уверена? Ну, так все женщины такие. А те, что утверждают обратное, – они и есть самые ненормальные.

Нейт вспомнил, какой была Ханна на вечеринке у Франчески Как-Ее-Там. Как защищала свою позицию от наскоков Джейсона. И как он сам в тот вечер, да, был счастлив…

Подумав, Нейт решил позвонить Кристен. Если такая женщина, как Кристен, волевая и умная – детский онколог, – более трех лет состоявшая с ним в интимных отношениях, сохраняет о нем высокое мнение, то все не так плохо и он не такой мерзавец, каким сам себя сейчас воспринимает.

Кристен взяла трубку после второго звонка – голос сильный, сочный и все еще знакомый.

– Нейт! Рада тебя слышать.

Где-то на заднем плане затявкала собака.

– Корки, наш новенький. Ему всего год, немецкая овчарка.

Кристен жила в Боулдере с остепененным в медицине и философии мужем, занимавшимся чем-то почетным и впечатляющим – Нейт забыл, чем именно, – в медицинской школе. (Кажется, управлял какой-то клиникой, высокотехнологичной и нацеленной на гуманитарные проекты.)

Кристен сказала, что у них с Дейвом все хорошо. Даже отлично. И новый дом отличный, хотя они еще только-только обустраиваются.

– Нет времени.

– Но время на трех собак находится?

– Находится, – согласилась она.

– Бегаешь?

– В сентябре участвовала в Денверском марафоне, – скромно призналась Кристен.

Нейт рассмеялся:

– Ты не меняешься.

Он услышал, как ее окликнул Дэвид.

– Секунду, ладно? – Кристен отвернулась и заговорила с Дэвидом, но теперь ее голос звучал искаженно и не ясно. Нейт представил обед в их доме: свечи на столе, на клетчатых половичках растянулись собаки, у стены, на деревянном полу, коробки и ящики.

– Расскажи, как ты, – сказала Кристен, закончив разговор с Дэвидом.

Стоя у окна, Нейт рисовал круги на запотевшем стекле. На угловатый, постиндустриальный бруклинский ландшафт – бурливое море билбордов, строительных кранов и серых приземистых жилых домов – опускались сумерки.

– Бывало и лучше.

Он рассказал, что порвал с еще одной хорошей девушкой.

– Действительно хорошей. Лучше многих.

Не получилось. Что-то не сработало. Он чувствовал – это трудно было объяснить. Все стало как-то «тяжело». Он понимал, что не оправдывает каких-то ожиданий. Наверно, не проникся ею как следует. Впечатление было такое, что он постоянно ее подводит, а она постоянно на него злится. Ничего хорошего. А к концу отношения стали такими, что они оба просто задыхались. Это же что-то значит, да?..

– Ну, конечно, Нейт. Конечно, значит. Что же тут хорошего, если задыхаешься.

– Да уж.

– Думаю, была какая-то причина, почему ты не хотел идти вперед с… этой… с Ханной. Даже если эта причина тебе сейчас не ясна, она была.

Судя по сдержанному тону – Нейт даже представил, как она сморщила нос, – Кристен уже решила для себя, что Ханна – та еще штучка, и это ясно всем, кроме него самого.

Но что, если – сказать об этом Кристен он не мог – с Ханной все в порядке? Что, если проблема-то как раз в том, что это она просто перестала ему нравиться? Возможно, отношения с Ханной тянулись так долго, намного дольше, чем остальные, потому что обычно его влечение ослабевало параллельно с утратой интереса к самой девушке. Как правило, женщины начинали действовать на нервы примерно тогда же, когда он терял к ним сексуальный интерес. Такое сочетание доставляло приятное ощущение – он не какой-то вертопрах. Проблема с Ханной состояла в том, что утрата влечения к ней не сопровождалась переменой в его чувствах к ней как к личности. Это поднимало его в собственных глазах.

– А не может быть, что причина моего внутреннего раздрая в том, что это я облажался?

– Ничего ты не облажался.

Правильно. Нейт уже забыл, что в мире Кирстен «облажаться» – означало, что ты шестилетний мальчишка с опухолью размером в грейпфрут. И вспомнив об этом, он снова (так неизбежно случалось каждый раз, когда он разговаривал с Кристен) подумал, что его проблемы для нее – это проблемы декадентствующего ньюйоркца, копающегося в собственных драмах. Он уже слышал, как Кристен передает суть разговора Дэвиду, когда они садятся ужинать за свой стол со свечами.

«Бедный старина Нейт, единственный в Нью-Йорке парень, который никак не может остепениться». – «Умный?» – спрашивает Дэвид. – «Да, но очень, очень, знаешь ли, невротичный, весь в себе». Нейт для них – занимательный контрапункт их добродетельного, общественно ориентированного образа жизни, а его проблемы и несчастья лишь подтверждают правильность их выбора.

Не помогло. Нейт повернулся спиной к окну. Стекло приятно холодило кожу через футболку.

– А еще я чувствую себя виноватым. Никак не мог решиться. – Ему вспомнилась та ночь, когда они с Ханной пили бурбон в ее квартире. – Точнее, постоянно менял собственное мнение. Как какой-то псих.

– А для чего тогда свидания? – спросила Кристен. – Разве тогда ты не принимаешь решение?

– Наверно.

– Нейт, – с чувством заговорила она. – Ты встречался с ней… сколько? Месяца четыре? Пять? И несколько месяцев не мог решить, правильно ли поступил. В следующий раз будь осторожнее. Но – сделай паузу. По крайней мере, ты не водил ее годами за нос, и ей еще не поздно завести детей.