Читать книгу "Адамантовый Ирмос, или Хроники онгона - Александр Холин"

– В мире нет ничего невозможного, мой друг, – философски заметил Глинский. – Тем более, когда тебе помогают. А если безвозмездно, так сказать, помогают, то от такой помощи и вовсе грех отказываться!

– Кто? – насторожился Никита. – Судя по вашим рассуждениям, вам кто-то помог сбежать безнаказанно от Лубянского костра и остаться не растерзанным, то есть, не сожжённым?

– Вы правы, мне помогли, – кивнул Леонид Фёдорович. – Так, один знакомый помог. Но, смею уверить, очень приличный и воспитанный человек. А вы разве что-то имеете против, когда люди помогают друг другу просто так, без всяческих личных выгод?

– Здоровый советский альтруизм?

– Да, если хотите, – Глинский вздорно поднял голову. – Но не советский, а общечеловеческий. У этого понятия нет национальности. А люди большей частью не верят в альтруизм, вот как вы, к примеру. Не верят, потому что не понимают всей чистоты этого понятия. Любой выжига, деспот стяжатель всегда понятен: он старается ради своей выгоды, ради собственного сытого брюха. Что же альтруист? Добро ради добра? Безвозмездно? Просто так? «Не верю! – взревёт обыватель, – Так не бывает! Вернее бывает, но в книгах!». А Заповеди Божьи? «Да, они писаны, но не для человеков! А мир этот таков, что на стыке Европ и Америк люпус люпуса всё-таки съест!».

И, поверьте, обыватель прав. Прав своей правдой, пока не столкнётся с другой, диаметрально противоположной по значению. Тогда, как правило, рушатся какие-то идеалы, жизнь – всё псу под хвост. Человек начинает обвинять в несчастиях своих всех и вся, не замечая при этом, что корнем зла было всего лишь неприятие добра, то есть неверие в него.

Пока Глинский предавался философским умозаключениям, на столе стараниями официанта появилось столько кулинарных изысков, и у Никиты по-настоящему разгорелись глаза. Голодный желудок явно напомнил о своём существовании.

Собеседник Никиты жестом пригласил поучаствовать в обеде, да и сам начал оказывать кушаньям должное внимание.

– Так вот, – продолжал он, поддев изрядный кусок отварной рыбы Дориды, – коли не доверять ближним, тем, кто к вам с добром, то можно голодным остаться, можно сгореть в коммунистическом костре или быть проглоченным недоразвитым растением. Много лучше, мне кажется, сидеть за хорошим обедом, необременительно философствуя, понимая, что делаешь добро ближнему, запивая всё добрым глотком настоящего Фалернского.

Никита только-только подцепил дикого голубя на вертеле, мечтая расправиться с ним, но слова собеседника снова заставили насторожиться.

– Вы кушайте, кушайте, – угощал тот, – смею надеяться, что, отведав здешней стряпни, вам вовсе уезжать не захочется. Спросите: почему? Да потому, что исключительно все продукты здесь прошли своеобразную трансгенизацию.

– Что прошли? – закашлялся Никита.

– Трансгенизацию, – Глинский посмотрел на собеседника, словно тот был студенческой аудиторией, посреди которой необходимо посеять разумное, доброе, вечное. – Основой биологического строения продуктов ресторана, как растительного происхождения, так и белкового составляют плазмоиды. Это и агробактерии и клетки живых организмов в одном лице. Более того плазмоиды уничтожают вокруг всё не похожее на них. Допустим, картофель на основе из плазмоидов убивает не только колорадского жука, но и все живые бактерии в окружающей почве. То же самое происходит с живыми организмами, допустим, с теми же рыбами или с голубями, один из которых у вас в руках на вертеле и ждет, не дождётся, что вы оцените старания здешних поваров.

– Признайтесь мне всё же, Леонид э-э Фёдорович, – Никита отложил в сторону голубя, – кто тот ваш знакомый, предложивший безвозмездное добро и, как я понимаю, обеды во французском ресторане, где и платить-то за прекрасно приготовленный обед не надо?

– Да что вы право, друг мой? – отмахнулся Глинский. – Говорю же, достойнейший человек. Причём, он, скорее, ваш знакомый, чем мой. Во дворе Лубянки вы рядом стояли… Я считаю, не станете же вы рядом с незнакомцем стоять и обсуждать нас, как нечто нереальное?

– Так. Чуть не вляпался! – проскочила в голове Никиты ещё не совсем опоздавшая мысль. – А ведь даже древние всё время повторяли: не вкушай в доме врага твоего. Нет сомнения, что вся эта изысканная снедь – всего лишь ритуальная еда, поев которой, никакой декларации о продаже души подписывать не надо будет. Тем более кровью. Просто, как сказал этот жирный боров, сам отсюда уйти не пожелаешь.

Есть сразу расхотелось хотя бы потому, что от блюд явственно запахло тухлятиной с подливкой из свежей мочи. А Глинский угощался за обе щёки, не уставая нахваливать кушанья, не обращая внимания, что сотрапезник не проглотил ни куска.

Никита, продолжая вполуха слушать болтовню профессора о всемирной религии альтруизма, украдкой принялся оглядываться по сторонам. Море проснулось, лениво урча, перекатывало небольшую бирюзовую волну. А на волне качалась самая настоящая русалка! Эта рыб-девица была, пожалуй, самым оригинальным существом на чистилищном пляже, где ожидающие Высшего суда католики вспоминали прожитую жизнь, не забывая при этом перемыть косточки ближним, то есть, соседям по пляжу.

Одно смущало Никиту: ведь он же православный христианин! Как его угораздило примкнуть к чужим? Но на этот вопрос он пока что ответить не мог, и оставалось любоваться настоящей полуголой красой плескающейся на волнах девицы.

В море она чувствовала себя примерно, как на пляже обычный смертный: лежала, заложив правую руку за голову, по мясистой загорелой груди скатывались капли воды, а рыбьим хвостом – верно, от вящего удовольствия или в такт какой-то музыке – она чуть пришлёпывала по морской пене. Этого только не хватало! Сейчас ещё песню запоёт: оставайся, мальчик, с нами – будешь нашим королём. Нет уж!

– Что, моя краля понравилась? – прозвучал рядом ядовитый смешок.

Оказалось, пока Никита любовался рыбьими прелестями русалки, к ним за столик подсел ещё один парень. Про таких говорят, косая сажень в плечах, да и одет в русскую косоворотку красного шёлка с красивым зелёным узором по воротнику и манжетам, а светлые волосы на голове – с пробором посредине. Ещё одного русича сюда занесло!

– Это моя нонешняя жена, – объявил парень.

– Русалка?! – хмыкнул Никита. – Скажешь тоже!

– А чё? Баба она – хоть куда. Только вертихвостка ещё та, – покачал головой парень. – Но какая баба на чужих мужиков-то не заглядывается? В чужом огороде, поди-ко, и лук слаще.

– Как же ты умудрился с рыб-девицей спутаться? – поинтересовался Леонид Фёдорович. – Иль охмурила она тебя?

– Не-е-е, – замотал головой парень. – Не так всё было. Пожалуй, расскажу я вам, только не перебивать! Страсть как не люблю, когда перебивают.

Глинский тут же принялся уверять нового знакомого, что будет слушать внимательно, а Никита просто промолчал. Но это выглядело для парня, как молчаливое согласие и он, откашлявшись, начал свой рассказ.

– Было это или не было, а кроме Аллаха великого и мудрого никого не было…