Читать книгу "Почти живые - Андрей Дышев"

— Ты еще не журналист… Такое событие пропустить?! — вынесла она приговор. — Мне надо уяснить, насколько священный газават сопрягается с оплатой. Сколько боевик получит за смертельный риск? Знают ли они, что их давно продали, что руководство республики подкупило московскую знать, что всем им вместе наплевать на разрушенные города, на тысячи убитых?.. Кстати, очень показательный факт. Как ты думаешь, что первым делом разбомбила авиация? Местный Центробанк! И только потом — комитет национальной безопасности и президентский дворец… Я хотела бы, чтобы ты помог мне задать эти вопросы своему бывшему подчиненному и его боевикам. Кажется, Раззаев до сих пор тебя уважает. Это большая редкость по отношению к русским.

— Прошлое трудно вырвать, не оставив следов.

— Поможешь? Из первых уст. Это очень важно…

— Постараюсь. Хотя я сомневаюсь, что они ответят, сколько им положили на лапу. Об этом не распространяются… Могут и в морду дать за любопытство…

Незаметно мы уснули, прижавшись во сне друг к другу. Не знаю, есть ли у нее парень, но она что-то ворковала, положила руку мне на грудь, время от времени всхлипывала и вздрагивала. В полудреме я жалел ее, несчастное существо, которое задумало воевать со всем злом в этом мире…

Скрипнула дверь. Я мгновенно вскочил. Замки выломаны. Жизнь нараспашку. Вошел сириец Джамаль, глянул на меня выпуклыми глазами, ничего не сказал. После таких безмолвных визитов спать не хочется… За ночь мы все-таки продрогли. В окнах — серый свет. Что принесет новый день?

Ксения тоже проснулась, я сказал ей «доброе утро». Выяснилось, что я провел ночь с очень симпатичной девочкой. Даже не подозревая этого. Вьющиеся светлые волосы, тонкий рисунок бровей и темные выразительные глаза. Она выскочила из-под одеяла, взвизгнула, съежившись.

— Какая холодина! У меня нос в сосульку превратился! Зачем приходил этот сириец?

— Не знаю. Наверное, хотел пожелать нам доброго утра, да забыл, как это по-русски.

Неожиданно в тишине раздался протяжный крик. Высокий звенящий голос возвысился над селением, будто внезапно обрушился с небес: «Бисмиллахи ар-рахмани ар-рахим!»

У меня мурашки поползли по коже. Где бы я ни слышал начало намаза, в Афгане ли, в нашей Средней Азии, крик муэдзина заставлял содрогнуться и благоговейно притихнуть.

— Что это? — испуганно спросила Ксения.

— Молитва.

— Ах да, конечно, я сразу не поняла. Так неожиданно и страшно… Они молятся перед боем, чтобы закалить свои сердца?

Я посмотрел на часы: стрелки показывали ровно шесть.

Через некоторое время снова появился сириец. Он знаками показал на выход.

На центральной улице, куда мы вышли, у пустующего постамента стоял Раззаев в окружении пяти-шести боевиков. Подойдя, мы поздоровались, обойдясь без рукопожатий.

— Как спали? — спросил Шамиль.

— Я чуть в ледышку не превратилась! — начала профессионально кокетничать Черныш.

— Надо было затопить печку, — усмехнулся он. — Мой помощник Хасан отведет вас к нашим гостям. Вы сможете поговорить и убедиться, что с ними все в порядке.

— Мне бы хотелось поговорить с вами, Шамиль, и с генералом Радуевым! — сообщила Ксения. — Это очень важно для меня.

— Хорошо. Но не сейчас.

Хасан, плечистый парень, которого портила сутулость, одарил нас пустым взглядом, мотнул головой:

— Пошли!

— Сколько у вас всего заложников? — не теряя времени, спросила Ксения.

— Я не считал, — ответил наш провожатый таким тоном, после которого что-то еще спрашивать не хочется.

Он открыл калитку ближайшего дома, мы вошли во двор, затем поднялись по ступеням. В комнате сидели мужчины разных возрастов. Самому старому было, наверное, не менее шестидесяти, а молодому лет шестнадцать. При нашем появлении они настороженно поднялись.

Мы поздоровались и представились. Хасан сел на освободившийся стул, достал сигареты. Я решил отдать инициативу моей новой спутнице. Впрочем, она этого даже не заметила. Московская школа.

— Представьтесь, пожалуйста, — блеснув улыбкой, обратилась она к бородатому старику в черном овчинном полушубке.

— Мамед Абдуразаков я, сторож автоколонны номер пятнадцать из Кизляра.

— Ну, как вам тут?

— Ничего, ничего. К нам относятся хорошо, последним куском хлеба делятся. Мы не в обиде на этих людей.

Его поддержал невысокий мужчина с седыми усами:

— Радуев сказал, если кто нас обидит, он того тут же расстреляет! Они хорошо поступили: женщин всех отпустили.

— Мы боялись, что по автобусу начнут стрелять, — вступил в разговор еще один заложник. Из-под свалявшейся меховой шапки торчали только крючковатый нос и длинные черные усы, глаз словно и не было. А это все равно что слушать в потемках.

Но Ксюшу это не смутило.

— Передайте, что мы все живы и здоровы и хотим, чтобы все быстрей договорились и нас выпустили, — снова заговорил сторож Абдуразаков. Его голос дребезжал, наверняка старик еле справлялся с чувствами. — Здесь со мной и племянник, Осман. — Он показал на самого молодого, который смущенно опустил глаза. — Нас не обижают, не издеваются. Мы хотим, чтобы все миром кончилось…

— А где вас захватили? — спросил я.

— На базаре, рано утром, — почему-то поспешно ответил старик и покосился на Хасана. Тот отрешенно курил.

— А чем вас кормят? — решил уточнить я.

— Иногда рис, чай, консервы, тушенка. Хлеба нет.

— Продукты где берете? — спросил я Хасана.

— В магазине. В домах что-то осталось… — лениво ответил тот и уже энергично сделал вывод: — Никто не голодает. Так и передайте всем, что заложники — это наши гости, мы относимся к ним с почетом и добром.

Ксения переписала фамилии всех заложников, и мы вышли на улицу.

— Теперь к заложникам-милиционерам! — распорядилась она.

— Ты будешь здесь командовать, да? — вспылил Хасан. — Сейчас на уши поставлю тебя, будешь бегать по кругу.

— Если ты не хочешь нас провести, я попрошу, чтобы Шамиль дал нам другого провожатого, — вмешался я.

Хасан ничего не сказал, пошел вдоль улицы. Ксения недоуменно посмотрела на него, я мотнул головой: «Пошли!» Мы миновали мечеть со сверкающим куполом минарета, недалеко от него находилось здание. Но прежде чем войти, я оглянулся. На поле, которое расстилалось перед селом, стояло затишье. Можно было разглядеть колонну автобусов на дороге, замершую тушку БМП, отдельные фигурки в серых комбинезонах. У меня появилось ощущение, что я влез в шкуру боевика. Не хватало только зеленой повязки и автомата. Людей разделяют не только убеждения. Их беспощадно и бесповоротно разделяет линия фронта — полоска земли, межа, по обе стороны которой обильно проливается кровь.