Читать книгу "Пойнтер в гору не пойдет - Всеволод Мартыненко"

В бережно разворачиваемом узле показался мех – зрелище, полностью поразившее моих спутниц. Женушки и подопечная скопом бросились мимо меня к старухам, по дороге непринужденно сваливая на мои плечи связки скалолазной сбруи. Так что секунду спустя, обвешанный бренчащим железом с головы до пят, я напоминал праздничное Приснодрево.

Меж тем эльфийские дивы под сенью огрских бабусь вдохновенно рылись в мехах, выбирая и меряя шубки. На мое удивление, обновы сидели на них, как влитые, разве что рукава оказались коротковаты – еле выходили за локоть. Да и по цвету удивительно подходили: дымчато-темная, волнистая шерсть муфлона – Хирре, янтарный с кофейными ремнями и пятнами мех рысей – Келле, белоснежный, мелко вьющийся пух снежной козы – Алир.

Для меня тоже нашелся полушубок из ровного пепельно-серого меха. Волчью шкуру зря представляют себе клочковатой и неряшливо.й – здоровый волчара всегда налитой, тугобокий, в такой вот богатой шубе. В общем, польстили моей собачьей натуре…

И не заметил сам, как с плеч слетели связки снаряжения и канатов. Полушубок длиной до верхней трети бедра удобно облегал тело, невзирая даже на укороченные рукава, пах кожей и чем-то еще, очень домашним. Никакой вони плохо выделанной шкуры или нечистого тела. При всей своей страхолюдности огры столь же тщательны, сколь и чистоплотны.

Плечи и локти всех шуб украшали кожаные накладки, рукава и подолы – плетение из кожаных ремешков. Петли для пояса тоже были из толстой кожи, а кисточки на воротниках шиты алой шерстяной нитью. Затейливая работа. Не ожидал здесь такое встретить.

– Благодар-р-рствую, – заурчал я от удовольствия совсем по-огрски. Теперь напряга от старушенций уже не ощущалось. Тем более, что сюрпризы этим не ограничились.

– Не побр-р-резгуйте пр-ринять в дор-р-рогу, – снова перехватила инициативу кругленькая бабуся, протягивая кулек поменьше. Как по сигналу, остальные старушенции наперебой принялись совать нам свертки со съестным. Огрский пеммикан, бесчисленных сортов галеты с различными орехами и приправами, фляги наливок в мохнатых чехлах, и главное – изрядные плитки твердого меда в промасленной бумаге.

Темный и прозрачный, чуть жирноватый на ощупь, мед напоминал восковые слитки. Собственно, твердый мед так и получают – без изъяна для остальных свойств меняют твердостью с воском под несложным и не самым долговечным заклятием. Через пару лет, в крайнем случае, если сорт дорогой, спустя дюжину первоначальное положение вернется: мед растечется, а воск застынет. Если первый не будет раньше съеден, а второй не сгорит в какой-нибудь лампаде. Обычно огры пропитывают жидким воском мебель и другую деревянную утварь. Что им лишнюю дюжину лет подождать, пока схватится…

Ну и, конечно, не обошлось без пирогов. Какая бабка отпустит в дорогу без пирога, хоть на первый день! Судя по всему, после этого дня горы нас не выдержат– рухнут под тяжестью. Это огрским внучатам те пирожки и плюшки на один зуб, а я больше двух таких в сутки не осилю. Ну, и эльфочки мои способны умять штуки по три.

Но обижать никого не хотелось. Теперь мы свободно сможем хоть перезимовать в горах. Во что только класть все это богатство?

Оказалось, огрские бабушки позаботились и об этом, вручив нам четыре объемистые котомки на плетеном из лозы каркасе, с поясным ремнем помимо обычных плечевых, да еще и на нем с парой подсумочков, как у рейнджерского рюкзака.

Все из прочнейшего, мгновенно сохнущего брезента, а сверху– лопасть от дождя из шкуры речного котика. Короткая бархатистая шерстка на крепчайшей коже переливалась всеми оттенками шоколадно-коричневого. На острых камнях порогов ничем менее прочным котикам не обойтись…

Под грузом припасов мы дотащились домой как раз к заходу солнца, запалили светильник с жидким воском и для начала уменьшили количество съестного. Заодно и распробовали. На вкус куда лучше, чем на вид, как всегда у огров.

Затем чуть ли не до полуночи укладывали снаряжение и припасы. Железо поделили поровну, хотя я и порывался облегчить ношу женского большинства экспедиции. Зато фляжки они почти все навесили на меня, даже на шею приспособили бочоночек, как снегоройному псу. Себе оставили всего по две каждая – с наливкой и под кофе, в меховойлочном чехле, заклятом на самогрев. А драконья доля твердого меда как-то нечувствительно оказалась в котомке Алир.

По углам перепискивались флафы, торопясь поделить дневной урожай пыли и мусора, огоньки светильников потрескивали, приседая в такт. Спать захотелось неодолимо. Тем более, что завтра надо выйти пораньше…

Наверное, только подступающим сном и можно было объяснить увиденное, но вдруг мне почудилось движение на торчащей из стены ветке с красной корой. Как будто серые пуховки на ней зашевелились сами собой, без ветра – какой ветер может быть в закрытом жилище!

Моргнув, я пристально уставился на самый большой комок серого пуха. Ничего… Никакого шевеления.

Целых полдюжины секунд все было спокойно. А потом мохнатый шар на ветке так же пристально уставился на меня парой ярко-зеленых глаз, открыл крохотный ротик и сказал: «Пиу!»

Что удержало меня от повторения утреннего подвига Алир с прыжком через стул, не знаю. Не исключено, что военная привычка замирать, чтобы враг не заметил или не сработало заклятие мины. А спустя несколько долгих секунд пришла отгадка – вот отчего мелкая домовая живность и столь же привычная для огрских землянок растительность носят одно и то же название!

За это время новорожденный… то есть свеже-вылупившийся… в общем, созревший флаф успел соскочить с ветки одноименного куста на пол, встряхнуться и отправиться по своим делам. Куда-то за топчан, где пыли побольше.

Пораженный этим зрелищем, я обернулся к семейству. Жены и подопечная встретили меня столь же ленивыми и сонными взглядами, каким минуту назад был мой собственный.

– Вы видели? – уточнил я. А то от усталости и не такое пропустить можно…

– Не раз уже, – вяловато отозвалась Келла. – Ты что, раньше не знал?

Вот тебе и откровение. Семейство уже в который раз оказывается расторопнее и понятливее мужа и повелителя. А поделиться со мной тем, что им известно, эльфочки столь же регулярно забывают. Хорошо хоть только в таких вот мелочах…

Почему так? В чем причина подобной догадливости пополам со скрытностью?! Сколько я ни думал, в голову ничего не приходило. Лишь уже засыпая, последним проблеском сознания я уловил ответ на этот горький вопрос, столь же нелепый, сколь и окончательный, как всегда бывает во сне: ЭТО ПОТОМУ, ЧТО ИХ МНОГО, А Я ОДИН!

Четвертый, а то и пятый час подъема по снежнику ничем не отличался от предыдущих. Так же палило с безоблачного неба солнце, заставляя жалеть об избытке теплой одежды, так же сухо хрустел под ногами рассыпчатый фирн, обтекая колени волнами поземки и не давая забыть, от чего защищает этот избыток. Темные очки, вывезенные из хисахских пустынь, не менее надежно оберегали глаза от снежной болезни, превращая безжалостное искрение снежного склона в мягкое золотистое мерцание.