Читать книгу "Каиново семя - Варвара Клюева"

Звонок раздался через два дня. Услышав голос, он сначала не понял, кто говорит, а когда понял, перепугался до шока. Она плакала. Оксана Вольская, это воплощение воли и выдержки, стойкий оловянный солдатик, всхлипывала, как пятилетняя девчонка.

- Рыжик... Ты обещал помощь... Приезжай... Я больше... не могу.

Оксана Вольская по натуре была скорее практиком, чем теоретиком. Отвлеченные понятия, абстрактные истины, философские построения ей не то чтобы не давались, просто были не слишком интересны. Тем не менее своя жизненная философия у нее имелась. Оксана представляла жизнь подобием испытательного полигона. Каждый участник испытаний на старте получает нечто, определяемое понятием "личность" или, если угодно, "душа". Цель испытаний - пройти трассу, сохранив целостность этой личности или души. Точнее, задача состоит не в том, чтобы пройти трассу - к финишу прибывают абсолютно все участники, независимо от того, стремились они туда или нет, - а именно в том, чтобы сохранить целостность. Ответить на вопрос "зачем?" Вольская не пыталась. Просто знала неким внутренним знанием: так нужно.

Характер испытаний, способных видоизменить, расщепить или вовсе уничтожить личность, может быть самым разным - от приятных, радующих душу даров вроде богатства, признания, славы, власти и любви, до жестоких ударов и лишений, таких как нищета, болезни, предательство друзей, смерть близких, крах многолетних усилий и трудов. Оксана на своем веку хлебнула довольно и сладости, и горечи. Но, опьяненная ли любовью, успехом, ликованием победителя, опустошенная ли болью утраты, усталостью и разочарованием, она всегда хранила верность себе и своему личному кодексу чести. До этого злополучного дня...

Сегодня она впервые поняла: ее силы иссякли. Тяжелая, как бронепоезд, беда, неотвратимо надвигавшаяся на нее последний месяц, наконец вплотную приблизилась к цели, грозя раздавить в пыль самую ее сущность, а у Оксаны не осталось сил даже на то, чтобы отползти в сторону. И тогда она позвала на помощь Гуляева. Знала, что не должна, что нарушает слово, что рискует всем, чем не имеет права рисковать, и все равно позвала. Потому что другого выхода не видела.

Рыжик (уже скорее Сивка) примчался через двадцать минут после ее звонка, подгоняемый то ли профессиональным рвением, то ли трогательной решимостью защитить ее от беды. Оксане было все равно чем. Она уже не способна была ни надеяться, ни бояться. Осталось единственное желание: спасти то, что еще можно спасти. Если не поздно. Плата ее не волновала.

- Ты дал понять, что подозреваешь меня в убийстве Альбины и Виталия, - сказала она, когда Сергей по ее жесту устроился в кресле у стола, на котором на этот раз не стояли ни бутылка, ни бокалы, только пепельница. - Подозреваешь, и все равно готов помочь. Я очень благодарна тебе за эту готовность, хотя ты и не прав. Не совсем прав. Помощь мне действительно нужна, но я не убивала.

Гуляев прикурил сигарету, затянулся и, уткнувшись взглядом куда-то в пол, сказал полуутвердительно:

- Но ты знаешь, кто убил.

- Боюсь, что так.

- И страх за судьбу этого человека, убийцы, довел тебя до такого плачевного состояния? - спросил он с непонятной горечью.

- Все гораздо сложнее, Сережа. До плачевного, как ты выразился, состояния меня довел страх не только за убийцу, но и за других людей. И чувство вины. Понимаешь, ее... его... этого человека поставили в такие условия, когда убийство оставалось единственным выходом. В том числе я поставила. Я не хотела. Не ведала, что творю. Но как бы то ни было, вина за эти смерти и за... то, что к ним привело, в большой степени лежит на мне. Погоди, - заторопилась она, видя, что Гуляев нетерпеливо заерзал в кресле, - я сейчас объясню. Только с мыслями соберусь. Что-то у меня в последнее время плохо с мозгами...

- Неудивительно, - заметил он, окинув ее внимательным взглядом. - По-моему, ты просто истощила их голодом и бессонницей. Признавайся: когда в последний раз ела?

- Не важно, - отмахнулась она, - еда подождет. Не спорь, ты же ничего не знаешь. Я должна кое-что рассказать тебе, и как можно скорее. Впрочем, может быть, уже поздно... Но все равно...

- Оксана...

- Да слушай же! - гневно перебила она и добавила уже спокойнее: - Иначе я никогда не решусь. Двадцать с лишним лет назад Альбина ушла из дома и пропала. Ее искали всеми мыслимыми способами - опрашивали всех знакомых, знакомых знакомых, давали объявления в газеты, по радио и телевидению, обещая щедрое вознаграждение за любые сведения о ней, но так и не нашли. Альбина объявилась сама... пять месяцев спустя. Пришла ночью ко мне в больницу. Эта ночь до сих пор снится мне в кошмарных снах...

* * *

Весной восемьдесят четвертого года в Старграде из-за стафилококка закрыли один из родильных домов. Месяц спустя случился пожар в другом роддоме. По счастью, в огне никто не погиб, но здание требовало капитального ремонта, поэтому рожениц развезли по оставшимся роддомам и родильным отделениям больниц, а пострадавшее медучреждение опять-таки закрыли. Между тем лето восемьдесят четвертого оказалось необыкновенно урожайным на младенцев. Такого наплыва беременных старградские врачи женских консультаций и акушерки не помнили уже лет двадцать.

Родильные и гинекологические отделения городских больниц заработали в режиме военно-полевых госпиталей. Не хватало мест в палатах и родильных боксах, не хватало операционных и медикаментов, пеленок и белья. Врачи и медсестры дежурили по тридцать шесть часов вместо положенных суток, потому что персонала тоже не хватало.

Оксане Вольской доставалось больше других. Ее как раз недавно назначили завотделением, причем не хирургическим отделением, где она проработала почти девять лет и пользовалась заслуженным уважением коллег, а гинекологическим, где ее считали никчемной выскочкой, протеже сановитого любовника из партийного руководства. Чтобы завоевать авторитет у враждебно настроенных сотрудников, Оксана в эти тяжелые дни дежурила наравне с остальными, хотя должность заведующей не только давала ей право отказаться от суточных дежурств, но и вообще жестко ограничивала часы врачебной практики - ее главной обязанностью теперь была административная работа. Но она справлялась и с тем и с другим, хотя для этого ей пришлось перейти на двухчасовой сон и практически переселиться в больницу.

День шестого июня с самого утра обещал быть безумным. В восемь Оксане позвонила врач-гинеколог из бригады, которая должна была заступить на дежурство, сообщила, что ночью умер ее отец, поэтому выйти на работу она не сможет. Через час стало ясно, что не явилась на дежурство и сестра-акушерка (позже выяснилось, что она по дороге в больницу сломала ногу). А рожениц везли и везли. Оксана позвонила на станцию "скорой помощи" и в приемное отделение, объяснила обстановку и попросила отправлять пациенток в другие больницы. Но инструкции запрещали отказывать в приеме женщинам на определенной стадии родов, поэтому полностью перекрыть этот поток не удалось.

К двум часам дня врачи каким-то чудом справились с утренним "девятым валом", и Оксана разогнала по домам предыдущую смену медиков - люди буквально валились с ног от усталости и недосыпа. Несмотря на "недокомплект" текущей дежурной смены, была надежда, что ограничение приема позволит ей продержаться до утра без особых эксцессов.