Читать книгу "Карамельные неприятности - Наталья Александрова"

Он надел плащ, дрожащими пальцами застегнул пуговицы, вышел в приемную.

– Извините, у вас пуговицы неправильно застегнуты! – проговорила Алина.

– Что? – переспросил Анциферов.

Алина молча встала, подошла к нему, расстегнула пуговицы плаща, снова застегнула – на этот раз правильно.

– Текст вашего выступления! – Она подала ему тонкую кожаную папку с вложенными в нее листками.

Анциферов кивнул, вышел в коридор, спустился на лифте на первый этаж. В его ушах все еще звучали голоса задушенных женщин.

Перед подъездом его уже ждала машина.

Охранник выскочил навстречу, предупредительно распахнул дверцу, сел рядом с водителем.

Машина тронулась.

Встречные гаишники вытягивались в струнку при виде правительственных номеров, обеспечивали зеленую улицу. Через пятнадцать минут машина Анциферова уже выехала за пределы города, промчалась по широкой подъездной аллее Шуваловского парка, остановилась неподалеку от площадки, где уже толпились участники и гости торжественной церемонии.

Охранник вышел первым, огляделся, открыл дверцу шефу.

К Анциферову тут же кинулись представители радиостанций, телеканалов и прочих средств массовой информации.

– Что вы можете сказать нашим слушателям… нашим зрителям… нашим читателям…

– Обождите. – Анциферов старался сохранять приветливое выражение лица. – Сейчас я выступлю с короткой речью, вы сможете все записать…

Охранник вежливо, но твердо отодвигал журналистов, освобождая чиновнику дорогу.

Вдруг из толпы людей с камерами и микрофонами вывернулся тщедушный мужичонка в зимней шапке, надетой ухом вперед, и заверещал тонким оглушительным голосом:

– Куда ты дел тела задушенных тобою женщин? Признавайся, убивец!

– Это что такое? – зашипел Анциферов. – Убрать!

Охранник бросился к бомжу, но того и след пропал. Кто-то из телевизионных операторов торопливо снимал необычную сцену.

Пока охранник бегал за первым бомжом, из кустов выскочил второй – крупный, пузатый, с длинными нечесаными волосами и с тяжелым медным крестом на груди. Бросившись наперерез Анциферову, он загудел могучим басом:

– Покайся, и прощение обрящешь! Покайся, пока не поздно! Ибо сказано – не убий без должной надобности, а ты, поганец, собственноручно задушил двух женщин…

Теперь уже все снимали происходящее. Стрекотали камеры, щелкали вспышки фотоаппаратов.

– Прекратить! – рявкнул чиновник.

Охранник бежал к новому противнику, махал руками группе милиционеров, которые переговаривались возле импровизированной трибуны. Те бросились на помощь, но бомж уже сам отступил и юркнул в кусты.

Анциферов, затравленно оглядываясь, проследовал к трибуне.

– Сейчас перед нами выступит представитель городского правительства, председатель комитета по землепользованию… – бодрым голосом вещала в микрофон ведущая мероприятия моложавая женщина из районной администрации…

– Подождите, – вполголоса буркнул Анциферов. – Дайте отдышаться!

– Сейчас перед нами выступит представитель благодарной общественности, – мгновенно перестроилась ведущая, справилась с записью и закончила: – Заместитель общества рыболовов-любителей!

На трибуну поднялась какая-то женщина.

Анциферов медленно дышал, стараясь успокоиться, перебирал листочки с текстом своей речи и поэтому не сразу почувствовал возникшее в толпе настороженное внимание. Только после первых слов «представителя благодарной общественности» он поднял голову и посмотрел в сторону трибуны.

И в ужасе попятился.

На трибуне стояла Маргарита Окунь.

– Как же так, Виктор Михайлович? – замогильным голосом вещала Маргарита, повернувшись к Анциферову. – Мы, члены общества рыболовов-любителей, конечно, благодарны вам за вклад в дело возрождения Шуваловского парка, но не одобряем того вопиющего факта, что вы, Виктор Михайлович, взяли за правило регулярно душить женщин! Я согласна, некоторые женщины способны кого угодно довести до белого каления, но это еще не значит, что их можно прямо так, собственноручно… поручили бы кому-то, в конце концов!

– Прекратить! – закричал Анциферов, двинувшись к трибуне. – Кто позволил? Кто разрешил? Покойникам выступать не разрешается!

К трибуне уже бежали двое милиционеров, но вдруг наперерез им бросилась огромная кудлатая одноглазая собака. Молоденький лейтенант потянулся к кобуре, но, увидев, что его снимают, передумал. Тем более что за первым псом из зарослей с громким лаем выбежали еще десятка два собак – грязных, лохматых, самого разного размера и масти. Следом за собаками брела целая толпа бомжей, во главе которой величественно шагала тетка необъятных габаритов с мрачным и решительным выражением плоского как блин лица. Милиция попыталась остановить наступление бомжей, но могучая тетка одним движением плеча отбросила двоих стражей порядка и расчистила своему воинству дорогу к трибуне.

– Срочно требуется подкрепление! – кричал в трубку сухощавый майор. – Ситуация один-эс!

Рядом с ним неприметный мужчина в штатском тоже что-то говорил в трубку, но он говорил так тихо, что даже стоя рядом с ним, нельзя было расслышать ни слова.

Телевизионщики в полном восторге снимали происходящее. Все остальные участники митинга разбегались по дорожкам парка перед наступающими бомжами. Анциферов остался один на один с возвышающейся на трибуне Маргаритой.

И тут на него, как уже бывало несколько раз, накатило ледяное бешенство. Все перед глазами Виктора Михайловича затянуло багровым пульсирующим туманом, в котором проступало только одно ненавистное лицо… женское лицо… давным-давно, в детстве, он испытал такую ненависть к своей мачехе, к женщине, которая увела из семьи его отца. Но тогда он был маленьким и слабым, тогда он ничего не мог сделать.

Второй раз такое с ним случилось примерно месяц назад, когда Галина Волкова посмела бросить ему в лицо оскорбительные, несправедливые слова. Он потерял контроль над собой, утратил представление о реальности, забыл, кто она такая, и больше того – кто ее муж. Только одно чувство осталось тогда в его душе – ненависть. Он набросился на ту женщину, сдавил ее горло и успокоился только тогда, когда она перестала дышать. Тогда он испытал ни с чем не сравнимую радость, освобождение. Анциферов даже сам испугался этого чувства. Потом он испугался еще больше, когда понял, что натворил. С трудом, использовав все свое влияние, сумел скрыть преступление, выдать его за несчастный случай.

Милиции он не боялся – он боялся мужа Галины, Геннадия Волкова. Если бы тот узнал, кто убил его жену…

А потом оказалось, что существует кассета. Неопровержимая улика, доказывающая его вину. То есть, конечно, для суда этой кассеты было бы недостаточно, он нашел бы экспертов, которые поставили бы запись под сомнение. Но вот для Волкова эта кассета была бы более чем достаточной.