Читать книгу "Смерть в «Ла Фениче» - Донна Леон"

— Он сказал, что ему шестьдесят два. Что ли, это тоже неправда? Если бы вы мне назвали его точный возраст, мне было бы легче ответить на ваш вопрос.

— Ему было семьдесят четыре.

Услышав это, доктор Трепонти закрыл карту и что-то исправил на ее титульном листе.

— Не думаю, что это сильно меняет дело, — заметил он. — Во всяком случае, суть от этого не меняется. Это серьезное поражение — внезапное, острое и, поскольку затронута ткань слухового нерва, — необратимое.

— Вы уверены, доктор?

Тот даже не потрудился ответить.

— Уяснив себе природу заболевания, я попросил его зайти недели через две. И, проведя повторные тесты и анализы, нашел, что слух упал еще больше, а состояние нервной ткани ухудшилось, причем тоже необратимо.

— Насколько упал слух?

— Я полагаю, — доктор снова глянул на какие-то цифры в истории болезни, — еще процентов на десять. Может быть, чуть больше.

— Вы могли ему как-то помочь?

— Я предложил ему один из новейших слуховых аппаратов. Я надеялся — хотя и не особенно в это верил — что это сможет ему помочь.

— И помогло?

— Не знаю.

— Простите?

— Больше он у меня не появлялся.

Брунетти прикинул: повторный визит пришелся уже на начало репетиций оперы.

— Вы не расскажете поподробнее об этом слуховом аппарате?

— Он очень миниатюрный, вмонтирован в оправу обычных с виду очков с диоптриями или без. Работает по принципу… — Он осекся. — Не пойму, почему это столь существенно.

Вместо объяснений Брунетти спросил:

— А такой аппарат и правда мог ему помочь?

— Трудно сказать. Ведь большую часть того, что мы слышим, мы слышим не ушами. — Заметив недоумение Брунетти, доктор объяснил: — Мы читаем по губам, а слова, которые не разобрали, восстанавливаем по общему контексту. Нося подобный аппарат, человек в конце концов свыкается с мыслью, что со слухом у него неважно. И все другие чувства начинают работать на полную катушку, восполняя недостающие сигналы и восстанавливая информацию, а поскольку единственное, что у человека появилось нового — это слуховой аппарат, ему начинает казаться, что это аппарат ему помогает, хотя реально все дело в том, что все другие чувства работают с полной нагрузкой, чтобы заменить уши, которые слышат все хуже и хуже.

— И здесь тот же случай?

— Повторяю — я не уверен. Когда я на втором приеме подогнал ему аппарат, он заверил меня, что слышит гораздо лучше. Он и правда чище выполнял команды — но так бывает со всеми пациентами, независимо от их физического состояния. Ведь я стою лицом к больному и задаю вопросы так, что я вижу его, а он — меня. А во время тестов, когда команда подается в наушники и не сопровождается зрительным сигналом, улучшений, как правило, не наблюдается — по крайней мере, в подобных случаях.

Обдумав услышанное, Брунетти спросил:

— Вы сказали, доктор, что во время повторного обследования отметили дальнейшее ухудшение слуха. Нет ли у вас предположений, с чем связано такое внезапное и быстро прогрессирующее поражение?

Доктор улыбнулся — было ясно, что он ждал этого вопроса. Он сложил руки перед собой на столе, как врачи в телесериалах.

— Возможно, с его возрастом— хотя это не объясняет внезапности и стремительности развития заболевания. Возможна какая-то ушная инфекция, но в этом случае она сопровождалась бы болями, а он на них не жаловался, либо нарушением равновесия, чего он тоже не испытывал. Это могло явиться последствием длительного приема мочегонных препаратов, но он сказал, что ничего подобного не принимал.

— Скажите, доктор, вы с ним это обсуждали?

— Ну конечно. Он был обеспокоен этим куда больше, чем другие мои пациенты, и как пациент имел право знать о своем заболевании.

— Разумеется.

Успокоенный этим, доктор продолжал:

— Я назвал ему еще одну возможную причину — антибиотики. Мне показалось, его это заинтересовало, и пришлось объяснить ему, что доза в таком случае должна быть очень значительной.

— Антибиотики? — переспросил Брунетти.

— Да. Это один из побочных эффектов — повреждение слухового нерва. Но, как я уже говорил, доза тут нужна серьезная. Я спросил, не принимал ли он ничего такого, но он сказал, что нет. В таком случае, если мы исключим все другое причины, останется одно разумное объяснение — его солидный возраст. Как врача, оно меня не устраивало и не устраивает до сих пор. — Он заглянул в настольный календарь. — Если бы я мог посмотреть его сейчас, спустя некоторое время, я смог бы по крайней мере оценить, насколько ухудшилось его состояние. Если поражение прогрессирует теми же темпами, то на сегодня он, вероятно, почти полностью оглох. Разумеется, в том случае, если я не ошибся и это не инфекция, которую я упустил или она не выявилась при осмотре и в анализах. — Он закрыл историю болезни и спросил: — Скажите, есть надежда, что этот человек снова явится на обследование?

— Этого человека нет в живых, — сообщил Брунетти без обиняков.

Ничего не отразилось в глазах доктора.

— Могу ли я узнать причину смерти? — спросил он и поспешил объяснить: — Хотелось бы знать, не связана ли она с инфекцией, которую я мог проглядеть?

— Он был отравлен.

— Отравлен, — повторил доктор, — так, так. — Он задумался, а потом спросил с неожиданной робостью в голосе, вероятно, оттого, что понял — преимущество теперь на стороне Брунетти: — А могу я спросить, каким ядом?

— Цианистым калием.

— А-а, — протянул он как-то разочарованно.

— А что, это важно, доктор?

— Подобную симптоматику в принципе может дать мышьяк. Если принимать его в течение продолжительного времени. Но цианид… Нет, не думаю, — он снова призадумался, потом раскрыл историю болезни, что-то написал и подвел под написанным жирную черту. — А вскрытие проводилось? Полагаю, в подобных случаях оно обязательно.

— Да.

— И как-то зафиксировано состояние его слухового нерва?

— Боюсь, таких специальных исследований не проводилось.

— Это жаль, — сказал доктор и тут же поправился: — Но они вряд ли что-то показали бы. — Он прикрыл глаза, и Брунетти так и видел, как он мысленно листает одну монографию за другой, время от времени останавливаясь, чтобы с особым вниманием прочесть тот или иной абзац. Наконец Трепонти открыл глаза и посмотрел на Брунетти. — Нет, по внешнему виду это установить невозможно.

Брунетти встал.

— Если вы попросите сестру сделать для меня копию этой истории болезни, то не смею больше отнимать ваше время.

— Да, конечно. — Доктор поднялся и проводил посетителя к двери. Снаружи, в приемной, он протянул карту сестре и попросил ее сделать копию для комиссара, а затем обратился к пациентке, успевшей подойти за то время, пока они беседовали с Брунетти: — Синьора Моска, прошу вас, заходите, — и, кивнув Брунетти, пропустил женщину в свой кабинет и, шагнув следом, прикрыл за собой дверь.