Читать книгу "Отходная молитва - Дэвид Боукер"

Герейнт закатил очи к небу.

— Вернон, Вернон…

— Прошу тебя, поверь мне. Я знаю имя жертвы.

— Хватит. Слышал бы ты себя со стороны.

Заместителю главного констебля было немного не по себе. Лицо Лаверна источало какую-то необычную искренность, невиданную им ранее. Герейнту Джону она казалась сродни просветленности глубоко верующего человека. Или же механической улыбке маньяка.

— Я знаю, что говорю. Я прав сейчас, как тогда был прав насчет Насильника и Душителя. Ты ведь все время пытался понять, как это мне удалось. Вот я и пришел, чтобы рассказать тебе…

Герейнт отхлебнул пива — неожиданно оно показалось ему противным — и поставил стакан на журнальный столик. Интересно, как надо вести себя с сумасшедшим? Пристукнуть его чем-нибудь? Предложить чаю или кофе? Нет, лучше занять его разговорами.

— Давай выкладывай. Я слушаю.

— Я умею покидать собственное тело. Знаю, звучит по-идиотски, но моя душа способна бродить отдельно от тела.

Это заявление показалось Герейнту столь чудовищным, что он моментально забыл о своем намерении ублажать Лаверна.

— Вернон. Только избавь меня от этих глупостей. Нет, я затыкаю уши. Иди домой и проспись.

— Ее имя Кэтрин Хибберт. Она живет в Суэйлделской долине.

— Где же еще. Теперь иди домой и прими на ночь таблетку аспирина. А еще лучше — целую упаковку… Нет, это я так, в шутку…

Лаверн поднялся и медленно направился к двери. Герейнт тоже встал с кресла и пошел вслед за ним, чтобы удостовериться, что тот действительно идет домой. Пройдя несколько шагов, Лаверн обернулся с улыбкой и вышел из комнаты. Но только не через дверь. А прямиком через стену. Вернее, он словно слился со стеной, растворившись в ней.

Герейнт Джон отшатнулся. Волосы встали дыбом у него на голове, а от ужаса перехватило дыхание.

— Ни черта себе!

И тут послышался голос — проснулась жена и звала его с лестницы:

— Герейнт, что у тебя происходит?

Герейнт Джон вышел в прихожую. Он был почти уверен, что увидит там Лаверна, указующего в него перстом, подобно призраку из фильма «ужасов». Но ничего подобного — холл был пуст.

— Это телевизор, — крикнул он жене. — Все. Я его выключил. Спи спокойно.

Заместитель главного констебля снова вышел в гостиную, поднял телефонную трубку и набрал номер Лаверна. Почти мгновенно на том конце взяли трубку, и раздался знакомый голос: "Алло".

Джон аж фыркнул от злости. Что за бред, Лаверн живет за несколько миль от него. За столь короткое время при всем желании домой не добраться.

— Вернон, твою мать, ты…

Голос на другом конце провода произнес:

— Тебе, конечно, трудно в это поверить. Ты хотел знать мой секрет, что ж, теперь ты его знаешь. Я умею покидать тело.

Забыв, что Лаверн его не видит, Герейнт яростно затряс головой.

— Да нет же, нет!

— Женщину зовут Кэтрин Хибберт. Помоги мне найти ее.

* * *

Положив ладонь на лоб Иоланды, Принс ждал, пока она заговорит.

Они находились в часовне Норт-Эбби. Иоланда сидела, он стоял подле нее. Глаза женщины были закрыты, дыхание — ровное и глубокое. Принс не спускал с нее взгляда — холодного, бездушного. На его губах играла презрительная ухмылка. Иоланда была для него больше чем подругой или союзницей. Она была его медиумом, и ее дар ясновидящей не раз сослужил ему службу. Именно Иоланда предупредила его, что в Норт-Эбби явился отнюдь не страховой агент. Иоланда тогда точно назвала имя, звание и истинную цель визита.

Принсу никак не удавалось выкинуть Лаверна из головы. Пусть полицейский запятнал свое доброе имя, но он все еще жив. Принс никак не мог забыть новогоднюю ночь, ту слепящую вспышку света, ману мощностью в тысячу вольт, от которой он тогда распростерся на полу… Нет, этот человек опасен.

Принс наблюдал, как Иоланда входит в транс, дыхание стало глубоким и равномерным. Затем по ее телу пробежала дрожь.

— Готова? Что ты видишь?

— Я вижу его.

— Полицейского?

— Да.

— Что он делает? Он все еще преследует меня?

Молчание. Голова Иоланды мотнулась из стороны в сторону, будто она только что осушила бутылку виски. Теряя терпение, Принс повторил вопрос.

— Нет, — отозвалась Иоланда, — кого-то другого.

— Кто этот другой? Мой предок? Он преследует Томаса Норта?

— Нет, другого.

— Кого? Мне нужно имя. Назови имя.

Пауза.

— Мне не видно. Он умеет хорошо прятаться.

* * *

Все началось, когда его семейная жизнь дала трещину. И для того, чтобы воочию увидеть страдание, он подобрал в Уэнслидейле молодого парня, голосовавшего на дороге, опоил его и выпотрошил живьем. Тело закопал в саду одной престарелой дамы, для которой иногда выполнял всякие небольшие поручения. Было это восемь лет назад. О пропаже парня никто не заявил, и поэтому считалось, что Душегуб (странное, однако, имечко для ветеринара!) унес жизни девяти человек, хотя на самом деле их было десять.

Мертон улыбался, сравнивая себя с серийными убийцами, о которых читал в книгах, или с теми, кого видел в неестественных кровавых фильмах. Как-то раз по телевизору со своими психологическими пророчествами выступал какой-то американский психоаналитик. Мертон с любопытством посмотрел телепередачу, причем сделал для себя несколько открытий. Оказывается, в детстве он подвергался сексуальному насилию, страдал заиканием и не имел друзей.

На самом же деле Мертона любили и в Суэйдейле, и в его родном Донкастере. Люди доверяли ему. Пусть у него не было близких друзей — его никак не назовешь нелюдимым волком-одиночкой, чей образ навязан обывателю телевидением и кино. Ничто в прошлом не могло пролить свет на творимые им злодейства: родители его были не лучше, но и не хуже, чем у других людей.

После смерти миссис Стендринг его допросил один полицейский — некто Лаверн, который возглавлял расследование. Мертону он понравился; возможно даже, симпатия оказалась взаимной.

Во время беседы Мертон поведал Лаверну, что в ночь, когда погибла Бетти Стендринг, он относил ей посылку с продуктами — как каждую неделю. И вообще он обычно приносил ей продукты, потому что давать ей деньги дело бесполезное — бабуля все до последнего пенса спускала на выпивку. В какой-то момент Мертон даже всплакнул, причем так убедительно, что Лаверн предложил ему собственный платок и тотчас оставил его в покое, поручив констеблю записать показания.

На самом же деле Мертон не испытывал к своим жертвам ни малейшего сочувствия. Даже в тот момент, когда он держал перед их искаженными от муки лицами их же собственные окровавленные органы, Мертон оставался глух к ужасу творимых им зверств. И все же Мертон отказывался считать себя монстром. Наоборот, по его мнению, он был приятным во всех отношениях малым. Он не питал презрения к людям. Как, впрочем, и к самому себе. Он любил, горевал, смеялся, переживал, боролся с жизненными трудностями… Просто так уж повелось, что время от времени у него возникало желание кого-нибудь расчленить — расчленить медленно и как можно более жестоко и мучительно, чтобы жертва прочувствовала каждый момент, каждое мгновение.