Читать книгу "Кузен Понс - Оноре де Бальзак"

— Господин Фрезье, — сказала она, — вы доказали мне, что вы человек с головой, я полагаю, что вы способны быть искренним.

Фрезье сделал выразительный жест.

— В таком случае я прошу вас ответить мне без утайки на следующий вопрос: могут ли предпринимаемые вами шаги скомпрометировать господина де Марвиля или меня?

— Я не стал бы беспокоить вас, сударыня, если бы предполагал, что могу забрызгать вас грязью, пусть даже то была бы одна-единственная крохотная капелька грязи, ибо и неприметное пятнышко показалось бы больше луны. Вы, сударыня, забываете, что я должен заслужить ваше покровительство, так как иначе мне не быть мировым судьей в Париже. Однажды жизнь уже проучила меня, и проучила жестоко, так что у меня нет никакой охоты снова подставлять спину под ее удары. Еще одно слово, сударыня: я вменяю себе в обязанность предварительно испрашивать ваше согласие на все шаги, касающиеся вас.

— Очень хорошо. Вот письмо для господина Лебефа. Теперь я жду сведений о стоимости наследства.

— В этом все дело, — тонко заметил Фрезье, поклонившись супруге председателя суда со всей приятностью, возможной при его наружности.

«Какое счастье! — думала г-жа Камюзо де Марвиль. — Наконец-то я разбогатею! Муж пройдет в депутаты. Ведь если послать такого Фрезье в Больбекский округ, он завербует нам нужное большинство. Какой таран в наших руках!»

«Какое счастье! — думал Фрезье, спускаясь по лестнице. — Ну и баба эта госпожа Камюзо! Мне бы такую жену. Ну а теперь за работу!»

И он отправился в Мант, где ему предстояло снискать благоволение человека, которого он почти не знал; но он рассчитывал на г-жу Ватинель, причину всех его несчастий, а любовные огорчения, так же как опротестованный вексель надежного должника, часто приносят проценты.

Через три дня после этого свидания, пока Шмуке спал (мадам Сибо и старик музыкант поделили между собой бремя ухода за больным и по очереди бодрствовали у его изголовья), привратница опять, как она выражалась, поцапалась с бедным Понсом. Небесполезно будет здесь отметить, что воспаление печени имеет одну весьма неприятную особенность. Больные, страдающие печенью, нетерпеливы, легко раздражаются, подвержены вспышкам гнева, и эти вспышки на короткое время приносят им облегчение, подобно тому как во время жара человек чувствует иногда небывалый прилив сил. Как только жар проходит, наступает упадок, коллапс, как называют это врачи, и тогда ясно видно, какой вред нанесен организму больного. При заболеваниях печени, особенно ежели они вызваны душевным потрясением, больной после таких вспышек гнева сильно ослабевает, что весьма опасно при строгой диете, на которой его держат. Это своего рода горячка, воспаление, но не крови и не мозга, а всей гуморальной системы. Раздраженное состояние организма вызывает сильную подавленность, и больной сам себе делается противен. Всякая мелочь его злит; это усиливает опасность. Тетка Сибо, женщина простая и необразованная, не верила, несмотря на предостережения врача, что нервная система раздражается вследствие порчи гуморальной системы. Советы г-на Пулена казались ей докторскими бреднями. Как и все простолюдинки, она хотела во что бы то ни стало пичкать Понса едой и обязательно тайком накормила бы больного ветчиной, вкусным омлетом или шоколадом с ванилью, если бы не решительный запрет доктора Пулена!

— Если вы дадите господину Понсу чего-нибудь поесть, вы отправите его на тот свет, так сказать, всадите пулю ему в сердце.

Простой народ в этом отношении никак не переубедить, неприязнь к лечебницам коренится в уверенности людей малограмотных, что больных там морят голодом. Ввиду нередких смертных случаев, вызванных тем, что жены тайком приносили мужьям еду, в больницах существует приказ тщательно обыскивать родственников, навещающих больных в приемные дни. Чтобы вызвать ссору, необходимую для быстрого осуществления ее корыстных целей, тетка Сибо рассказала Понсу о своем посещении директора театра и не позабыла упомянуть, что поцапалась с танцовщицей Элоизой.

— Да что вам там понадобилось? — в третий раз спросил музыкант, который никак не мог остановить поток ее слов.

— Ну а когда я ее отчитала как следует, мамзель Элоиза поняла, с кем имеет дело, и пошла на попятный, и мы стали такими друзьями, что водой не разольешь. Да, так вы хотите знать, что мне там понадобилось? — сказала она, повторив вопрос Понса.

Некоторые говоруны, и как раз говоруны талантливые, накапливают про запас возражения, замечания, вопросы собеседника, чтоб иметь пищу для своих бесконечных разглагольствований, хотя источник их болтливости и без того не иссякает.

— Да я пошла, чтобы выручить вашего господина Годиссара; ему нужна музыка к балету, а вам, ненаглядный мой, не под силу сейчас царапать пером по бумаге и исполнять свои обязанности... Вот я и узнала, что сочинить музыку к «Могиканам» пригласят господина Гаранжо...

— Гаранжо! — воскликнул Пенс, придя в ярость. — Гаранжо — бездарность, я его не взял в первые скрипки! Он умный человек и прекрасно пишет статейки о музыке, но чтоб он мог сочинить мелодию, никогда не поверю!.. И какого черта понесло вас в театр?

— Ну и вредный же старик! Послушайте! Золото мое, чего вы кипятитесь?.. Ну, где же вам, больному, сочинить музыку? Да вы посмотрите на себя в зеркало! Подать вам зеркало? Кожа да кости... все одно как птенчик слабенький, а туда же, хотите, чтоб с вами в театре считались... да вы и со мной-то сосчитаться не можете... Вот, кстати, и вспомнила, надо к жилице с четвертого этажа сходить, она нам семнадцать франков задолжала... семнадцать франков нам сейчас ох как пригодятся! Вот уплачу аптекарю, так у нас и двадцати франков не останется... Ведь должна же я была сказать этому человеку, — он, кажется, очень хороший человек, — должна же я была сказать Годиссару... и фамилия-то какая приятная... настоящий Роже Бонтан, такой же весельчак, прямо по мне... у этого печенка не разболится, будьте спокойны!.. Ну так вот, должна же я была ему сказать, что с вами... Ничего не поделаешь, вы больны, он взял временно другого...

— Другого! — в ужасе воскликнул Понс и сел в постели.

Надо сказать, что больные, особенно те, над которыми смерть уже занесла косу, цепляются за свое место с той же яростью, с какой добиваются места начинающие карьеру. Несчастный Понс, стоявший уже одной ногой в могиле, воспринял приглашение другого на свою должность как предвестие смерти.

— Но доктор говорит, что мои дела идут отлично! Что скоро я смогу вернуться в театр. Вы меня убили, разорили, зарезали!..

— Ну, ну, ну, поехали! — прикрикнула на него тетка Сибо. — Значит, я вас тираню? Стоит мне только отвернуться, вы сейчас же господину Шмуке такие приятные вещи говорите. Я все слышу, так и знайте! Неблагодарный изверг, вот вы кто!

— Да вы ничего не понимаете, если я проболею еще две недели, мне скажут, когда я приду в театр, что я старая кляча, что мое время прошло, что такие древности в стиле ампир или рококо никому теперь не нужны! — воскликнул больной, которому не хотелось умирать. — Гаранжо со всеми в театре заведет дружбу, от билетера до рабочего сцены! Для безголосой актрисы он переменит диапазон, Годиссару будет сапоги лизать; его приятели всех в газетах расхвалят, и тогда в таком заведении, как наш театр, найдут, к чему придраться!.. И чего вас понесло в театр?