Читать книгу "Призраки Бреслау - Марек Краевский"

Моку показалось, что женщина декламирует некую поэму на неизвестном языке, и он искренне восхитился пожилым мужчиной, который ex abrupto[74]переводил ее высказывания, причем столь неспешно и основательно, что сидящему рядом с ним бородатому секретарю, казалось, не составляло ни малейшего труда все четко запротоколировать. Исписанные листы целой кипой громоздились на столе, и груда бумаг все росла.

Мок шагнул вперед и громко хлопнул в ладоши:

– Перерыв, уважаемые господа!

Но никакого перерыва не последовало. Из уст калеки по-прежнему лилась потоком темная сбивчивая речь, влажная от слюны вуаль липла к губам. Собравшиеся не сводили с прорицательницы глаз. Председательствующий ошибся в переводе. Бородатый секретарь зачеркнул часть текста в своих записях. На Мока никто даже не взглянул.

– Кто из вас доктор Росдейчер? – спросил Мок.

Ответом ему стало рычание хромой сивиллы.[75]Согласные захлестывали ее, она давилась, захлебывалась нечеловеческими сочетаниями звуков без единой певучей ноты. Мок приблизился к секретарю, взял со стола стопку исписанной бумаги, сдернул скрепку, достал несколько листов из середины и углубился в чтение.

– Это – он, – переводил председательствующий. Секретарь быстро записывал. – Он здесь. Наш злейший враг. Он здесь!

«Эксперимент произведен, его результаты проверит время. Как я это сделал? Я изолировал этого человека и принудил написать признание в прелюбодеянии – страшный для него шаг, ведь он весь пропитан буржуазной моралью. Поздней ночью я доставил этого человека в известное место, связанного, с кляпом во рту. Я освободил ему правую руку и велел опровергнуть ранее сделанное заявление, обещая при этом, что если он меня послушается, то второе письмо я передам его жене. Он что-то лихорадочно нацарапал. Опровержение я у него тут же забрал и спрятал под решетку, прикрывающую слив. Я видел его ярость и боль. "Я еще вернусь сюда", – говорили его глаза. Оставалось только вынести его, погрузить в пролетку, и мы уехали. Потом я его убил и оставил в таком месте, где его скоро найдут. Его дух вернется и привлечет внимание жильцов к решетке слива», – прочитал Мок.

Девушка-медиум завыла. Вывороченные колени тряслись, изо рта текла слюна, голова болталась из стороны в сторону, вуаль медленно сползала с голого черепа. Затянутая в перчатку рука скользнула в складки платья. Гавканье бешеной собаки слышалось уже и из уст переводчика.

– Это – он! Это – он! – надрывался толмач. – Убейте его! Убейте!

«Я спокойно поужинал, направился к дому, где скрылась проститутка, за которой я следил позавчера, и принялся ждать. Девушка вышла на улицу около полуночи, подмигнула мне заговорщицки. Вскоре мы уже были в экипаже. Не прошло и пятнадцати минут, как экипаж прибыл на то место, где мы приносим жертвы духам наших предков. Она разделась, за солидное вознаграждение позволила связать себя и не сопротивлялась, даже когда я затыкал ей рот кляпом. На шее у нее была гадкая экзема. Это была антиципация. Ведь не далее как вчера я принес в жертву науке директора В., шестидесяти лет, у которого была точно такая же экзема. И тоже на шее», – читал Мок.

Отбросив в сторону бумаги, Эберхард упер взгляд в бородатого секретаря. На Корзоаллее въезжали полицейские машины. Резкие звуки окружили Мока со всех сторон. Он слышал пение сирен, душераздирающий вой суки, шум морского ветра… Мок схватил пишущего за горло и прижал к спинке кресла. Плешивая голова секретаря глухо стукнулась о деревянный шпиль, венчающий спинку.

– Это ты писал, сволочь?! – заорал Мок, выдвинув нижнюю челюсть. Слюна его оросила густую бороду секретаря.

Внезапно Мока ударили в пах. Он обернулся и застыл на месте. У существа в инвалидной коляске меж редких прилизанных волос просвечивали белесые струпья кожи, – покрытые сыпью. Изо рта высовывался дрожащий кончик языка. Яйцеподобная голова раскачивалась на шее, ударяясь о подголовник то одним виском, то другим.

– Режьте его! Режьте! Рвите!

Мок замахнулся.

– Не бей ее!!! – услышал он крик секретаря. – Она скажет тебе все!!! Ты узнаешь о своей ошибке, Мок! Ты совершил ее тогда в Кенигсберге! Признай свою ошибку!

Но голова прорицательницы была уже совсем близко. Мок ударил и ощутил боль в запястье. Калека широко открыла глаза и, опрокидываясь на спину вместе с коляской, выплюнула изо рта откушенный язык. Теперь она давилась не согласными – она захлебывалась собственной кровью.

К прорицательнице бросился секретарь, опустился на колени, перевернул со спины на бок. Кривые ножки сводила предсмертная судорога. Секретарь поднял перемазанное кровью лицо и горящими глазами уставился на Мока.

– Я – доктор Хорст Росдейчер. – Утерев кровь, хронист указал на лежащее на полу существо: – А это моя дочь, Луиза Росдейчер. Ты убил ее, Мок. Она была самым сильным из когда-либо существовавших медиумов. Я исполнял все ее капризы, чего бы она ни захотела, а ты, сын сапожника, убил ее одним ударом копыта.

На лестнице раздался стук каблуков с подковами. Доктор Питтлик и комиссар Мюльхаус поднимались на второй этаж.

– Но месть настигнет тебя, Мок, – выкрикнул Росдейчер; рука метнулась во внутренний карман фрака. – Эринии настигнут тебя, они поднимутся из трупов самых близких тебе людей… – Росдейчер выхватил револьвер и сунул ствол в рот. – Люди, которых ты любишь… – Доктор шепелявил: дуло револьвера во рту мешало говорить. – Скажи, Мок, где они сейчас?

И Росдейчер спустил курок. Сирены смолкли.

Бреслау, воскресенье, 28 сентября 1919 года, половина второго ночи

Перескакивая через три ступеньки, Мок несся на пятый этаж флигеля на Гартенштрассе. Грохот его ботинок будил жильцов дома и их собак. Лай, ругательства и вонь так и летели вслед за ним.

Вот и двадцатая квартира. Мок отстучал ритм «Песни силезца»: три раза с долгими интервалами, пауза, затем еще четыре раза так же медленно и дважды в быстром темпе. Тишина. Мок тихонько пропел начало гимна (Kehr ich einst zur Heimat wieder[76]) и, убедившись, что хорошо помнит ритм, постучал еще раз.

Ответом ему была грязная ругань соседа снизу, который вышел на площадку.

Мок направился вниз по лестнице. Поток ругательств не прекращался. Нетрезвый человек в одном белье метался по лестничной площадке, размахивая кочергой. Завидев Мока, пьяный бросился на него. Это уже было слишком. Мок ловко уклонился от удара и пнул дебошира в голень – несильно, но больно. Скандалист схватился за ушибленное место, но кочерги из рук не выпустил. Мок размахнулся – от всей души, как давеча у спиритов, когда ударил калеку, – и двинул бузотера прямо в ключицу. Поврежденный уже сегодня кулак пронзила боль, костяшки пальцев так и затрещали, кочерга полетела на пол, скандалист схватился за шею. Послышался звук рвущейся ткани, посыпались пуговицы. Потом было долгое падение с лестницы, удар головой о дверь уборной на втором этаже. И тишина.