Читать книгу "Тихий омут - Ирина Волчок"

— Мне? — изумилась Вера. — Боже упаси… То есть, я хотела сказать: большое спасибо. Но я хорошо плаваю, в самом деле хорошо. Если бы мне не мешала врожденная скромность, я бы сказала, что плаваю как рыба. Точнее — как дельфин. И по собственной инициативе никогда не утону. Нет, мне помощь не нужна. Главное — не мешали бы.

Две симпатичные тетки уже совсем откровенно посмеивались, даже некоторые дядьки стали неуверенно улыбаться.

— Не будут мешать, — твердо пообещал знакомый директор и со значением оглядел толпу. — Все слышали? Вот так. Делай что хочешь, никто мешать не будет. Я отвечаю. Хоть бегай, хоть прыгай, хоть что еще… Во! Я знаю! Верхом ездишь? Если хочешь, так в любой день — любую лошадь. Лично я вам Черную Красотку советую. Она самая лучшая. В любой день!.. Совершенно бесплатно. В смысле — подарок. Примерно часа два, и лучше, если по утрам. Если согласна — я прям сейчас распоряжусь.

— Вот за это спасибо, — откровенно обрадовалась Вера. — Мне редко удается покататься верхом, в городе это проблема. Но два часа каждый день — это много. Я, может, раза два лошадь попрошу. Или три. Ничего?

— Не вопрос, — солидно сказал знакомый директор. — Хоть два, хоть двадцать два. Все, считай, подписано. И никто мешать не будет, ты поняла?..

Действительно, в то лето до самого конца отпуска ей в Становом почти никто не мешал. Ну, не считая новых постояльцев «Тихого дома», но им, наверное, вовремя давали понять, что мешать не надо, потому что они как-то очень быстро отставали. Сам знакомый директор слегка мешал: каждый раз, когда Вера брала Черную Красотку и направлялась куда глаза глядят, знакомый директор выныривал из-за поворота, весь в белом и на белом коне. Коня звали Белый. Особо знакомый директор не донимал, но его дежурная шутка Вере надоела с первого раза.

— Что, не ожидала встретить в этом захолустье принца на белом коне? — в первую же встречу спросил знакомый директор и поправил белый пробковый шлем, как корону.

Во второй раз он спросил то же самое. И в третий. Ну и хватит, она только три верховые прогулки и планировала. И все, и в расчете. А то себе дороже получается. Лучше бы она вытащила из воды того, кто с березы упал, а не брата директора. Правда, бабушка потом говорила, что Вера вытащила из воды того, кого надо. Этот вытащенный всю осень бабушке на огороде помогал, сам, своими руками, и картошку копал, и сено для Козочки с ее козлятами привез, и даже, когда в соседнюю новостройку стали водопровод тянуть, — он и в бабушкин дом воду провел. Совершенно бесплатно. Так что, может быть, Вера из воды вытащила именно того, кого надо. Тем более, что он ее ни разу больше не преследовал. Издалека смотрел, это да. Когда поблизости оказывался — не смотрел, отворачивался и невнятно здоровался. Этим летом пару раз тоже, оказавшись поблизости, отвернулся и невнятно поздоровался. В третий раз не отворачивался, поздоровался внятно, посмотрел пристально, сказал с удивлением:

— Ты это… Ты как-то изменилась, да?

— Да, — весело согласилась она. — Я очень изменилась. Что ж поделаешь, годы-то идут.

— Да ладно, — обиделся вытащенный. — Я серьезно… Какие годы, ты чего… Ты просто изменилась как-то. Ходишь по-другому. И смотришь. И вон, смеешься даже.

О том, что Вера изменилась, первой ей сказала тетя Шура, Генкина мать. Приезжая в Становое, Вера каждый раз в первую очередь забегала навестить тетю Шуру. Они нечаянно подружились в то лето, когда Вера приехала к бабушке после первого курса мединститута. Тогда она к тете Шуре забегать даже и не думала, та сама в бабушкин дом пришла. С гостинцами — с большим пирогом с капустой и баночкой яблочного варенья. Сидели, пили чай, бабушка изо всех сил поддерживала беседу, Вера все больше помалкивала, тетя Шура невпопад поддакивала или отнекивалась, сидела, как на иголках, поглядывала на Веру ожидающими глазами, улыбалась непонятно. Бабушка поднялась, отправилась в кухню ставить новый чайник — и тогда тетя Шура быстро придвинулась к Вере, схватила ее за руку, крепко сжала и, глядя ей в глаза ожидающе и вроде бы виновато, тихо, но очень выразительно сказала:

— Вер! Я за тебя каждый день бога молю, так и знай. Я в церкви свечки ставлю, чтобы, значит, тебе во здравие. Так и знай. Ты моя спасительница… и девок моих тоже. И Генки тоже. Так и знай. Я добро не забываю…

— Теть Шур, вы чего? — Вера даже испугалась.

Из кухни вернулась бабушка, и тетя Шура замолчала и опять, улыбаясь, стала ерзать, как на иголках. Вскоре поднялась, сказала, что пора, и взглядом позвала Веру за собой. Вера удивилась, но вышла вслед за ней, слегка настороженная. За калиткой тетя Шура быстро оглядела улицу, опять уставилась Вере в глаза и торопливо заговорила:

— Вер, ты его прости… Обалдуя-то моего… Прости, ладно? Я не знаю, как там чего, но на подлую гадость он не пошел бы… Ведь не пошел он, а, Вер? Успокой ты мне душу, я ведь второй год маюсь: кем же мне сына родного считать? Он не говорит ничего. А я и спрашивать боюсь. Я ведь знаю, что это ты ему руку-то… Да это и ладно, и все правильно, если за дело. И в армию не взяли. А работать не мешает. У него работа сейчас очень хорошо идет, деньги большие, он дом новый в Залесном уже достраивает, и мы все на его деньги живем. Хорошо живем, сроду так не жили. А взяли бы в армию — и подохли бы без него… Да и в армии нынче тоже… Так что ты наша спасительница, как ни крути. Вер, ты его простила?

— Тетя Шура! — почти закричала Вера. — Ну что вы выдумываете?! Господи, боже мой! Да за что мне Генку прощать?! Это вы меня простите! Я его покалечила! Я не хотела! Мы просто из-за глупости какой-то поссорились! Он помириться хотел! Руку протянул! А я ударила! А сама испугалась и убежала! А у него, оказывается, перелом! Тетя Шура! Простите меня, я нечаянно!

— Ты правду говоришь? — с надеждой спросила тетя Шура. — Ты мне правду скажи… Я ведь тебя сама не пойму. Ты, девка, как этот твой Тихий Омут… Дна не видать… Так ты, правда, зла на Генку не держишь? Значит, не обижал он тебя, Генка-то?

— Может, и обижал, я разве сейчас помню? — Вера решила, что для успокоения тети Шуры лучше всего изображать наивную дурочку. — Я в школе на многих обижалась. Больше всех на Нинку Сопаткину, она меня больше всех дразнила, да еще при всем классе… Да и вообще многие дразнили. Скорее всего — и Генка тоже. Я же тогда страшная была, вот все и дразнили. В детстве многих за что-нибудь дразнят, что ж теперь — всю жизнь до старости обижаться, что ли? Зато как я им всем отомстила! Да, тёть Шур? Я вон какая красивая получилась, а они почти все уже кошки облезлые. Да, теть Шур?

— Ой, Вер, ну тебя совсем, — уже почти успокоено сказала тетя Шура. — Какие ж они облезлые? В девятнадцать-то лет! Ты ж помладше всех была? Ну да, тебе сейчас семнадцать. Вот через два годика погляди в зеркало и вспомни мои слова… Так Генка не виноват перед тобой?

— Да спросите вы его самого, — посоветовала Вера. — Может, он чего-нибудь и вспомнит. Хотя вряд ли, наверное. Если бы что-то серьезное — тогда конечно… Но серьезное я сама помнила бы, правда?

— Ты к нам в гости приходи, — совсем весело сказала тетя Шура. — Прямо завтра приходи, ладно? Посмотришь, как мы теперь живем, я и девки. Генка-то в Залесном, иногда только приезжает, когда помогать чего-нибудь… Придешь?