Читать книгу "Остаться в живых. Прицельная дальность - Ян Валетов"

Кущенко самостоятельно к «Тайне» швартоваться не стал — девицы в помощницы не годились, но и далеко не отошел, болтался рядом, постоянно подрабатывая двигателями, чтобы удержать яхту на месте, словно известный органический продукт в проруби. Вопросы он более не задавал, но разговор был еще впереди: Владимир Анатольевич был не из тех людей, кто воспринимает действительность как данность. Выражение его лица было не просто угрожающим. Глядя на него, хотелось исчезнуть, оказаться за тысячу миль от этих мест и желательно под охраной.

И когда он вступил на борт «Тайны», глаза у него были белые от бешенства. Через тело Ельцова он просто переступил и пошел на Леху, словно бык, опустив голову, угрожающе расставив чуть в стороны коротенькие ручки, сжатые в кулаки.

Пименов не стал ждать первого удара, а, отступив, выдернул из креплений на щите короткий багор и взял его на изготовку.

— Ты б остыл, служивый, — сказал он спокойно. — Я ж тебе не мичман и не матросик бесправный… Ответить смогу.

Владимир Анатольевич сделал еще шаг и остановился.

Нет, трусом он не был, но и безрассудным его тоже никто бы не назвал. Одно дело куражиться над теми, кто не может тебе ответить, и совершенно другое — лезть на рожон, рискуя получить багром по голове. А в том, что Леха в случае чего ударит, сомневаться не приходилось. Со смертью Ельцова необходимость соблюдать политес отпала, каждый мог быть самим собой. Кущенко — самоуверенным, злым, как цепной пес, каким он и был всегда, а Леха только сейчас наконец-то мог показать, что и он далеко не овца.

— Ты, сволочь губатая, у меня сядешь! — заявил Кущ и пошел красными пятнами, что твой осьминог, выдернутый на поверхность уверенной рукой рыбака. — Ты у меня так сядешь, что к тому времени, как отмотаешь срок, никто и помнить не будет, как ты выглядел! Ты что это, падла, устроил? Это ты меня взорвать хотел? Да? Это ты на меня хвост поднял? Да? Да ты понимаешь, на кого ты его поднял, дебил? Я ж тебя в порошок стирать не стану, бля!

— Дурак ты, Володенька, — негромко сказала Изотова. Это были первые слова, которые она сказала после смерти мужа. — Как есть — дурак. Ну объясни, сам у себя спроси — на кой хрен ему тебя взрывать?

— Ну да, — пропищал Владимир Анатольевич как можно более грозно. — Так я и поверил! Оно что — само там грохнуло? Что вообще там случилось? А если бы не этот твой, — он небрежно махнул головой в сторону неподвижного тела Ельцова, — а я полез в воду? Что было бы?

— А ничего не было бы… — произнес Пименов, разглядывая грозу черноморского пограничья: маленького, пятнистого от злобы, с толстым, мохнатым, как паучье брюшко, животиком. В плавках и белой кепке, с золотой цепью на короткой шее он выглядел по-настоящему комично. Гораздо более комично, чем в пограничной форме или в своем гавайском прикиде. — Ничего. Потому, что у штурвала стояли бы Ленка или Олег и делали бы ровно то, что я им сказал, а не выпендривались перед сосками. Если бы ты имел мозги, а не то говно, которое у тебя в голове, все были бы живы и здоровы.

— Так это я, по-твоему, виноват? — вопросил Кущенко. — Я? Ты на кого…

— Да похер, кто виноват! — заорала Изотова так, что Пименов едва не оглох. — Вы еще подеритесь, кретины!

Она стояла у двери в рубку, чуть согнув ноги в коленях и зажмурив глаза. От крика на шее вздулись жилы.

— Что теперь делать? Что дальше? А?

— А ничего… — сказал Пименов. — Сдаваться надо. Олег погиб случайно.

Изотова посмотрела на него, как на сумасшедшего.

— Хочу тебя огорчить, — Кущенко ухмыльнулся, не скрывая превосходства. — Случайностей не бывает. Раз есть труп, за это кто-то ответит… И, как понимаешь, это буду не я. Я вообще сюда приехал с телками погудеть. На блядки! А тут ты, организатор туров и владелец плавсредства, занимаешься противоправными действиями в пограничной зоне!

— Кущ, — произнес Пименов сочувственно, — эти заряды на «Ноту» Ленкин прадед ставил. Им почти сто лет. Чего ты орешь?

Кущенко замолчал на полуслове и с удивлением спросил у Изотовой:

— А чего, сука, ты мне об этом не сказала? О зарядах-то?

— К слову не пришлось! — огрызнулась Ленка. — Мы их только перед твоим явлением нашли! Дед погиб при их установке, вместе с напарником! И объявлений на берегу они не оставляли! Ясно! Ты ж у нас вниз не спускаешься, чистоплюй? Так докладываю — вовнутрь не только в водолазном костюме, туда даже с баллонами не пролезешь! Вот они и додумались — рвануть.

Пименов молча вставил багорик обратно, в его крепление на доске, и повторил:

— Если бы ты сделал все, как надо, — ничего бы не было.

— Да если бы ты мне сказал, что внизу взрывчатка, я бы сюда вовсе не полез… — отозвался Кущенко. — Отошел бы подальше… И всех делов… А с Олегом — херню ты говоришь. Куда ты сдаваться собрался, ёксель-моксель? И кому? И что это даст? Тебе захотелось посидеть в КПЗ? Могу организовать экскурсию. Это море, Губатый, а в море есть много способов…

Он запнулся и даже огляделся по сторонам, особенно в ту сторону, где за планширом ревели русалки.

— В общем сейчас решим, куда и что девать… — сказал он вполголоса.

Пименов посмотрел на мертвое лицо Ельцова. От яркого солнца вода на его глазах высохла, и теперь пришел черед глазных яблок, стремительно тускневших от жаркого света. Олег уже не был «кто», он был «что», и его надо было куда-то девать.

Но в одном Кущенко был прав — другого выхода из ситуации не было. Это Леха понимал, как никто другой. Кто бы ни вел следствие, главным кандидатом на все шишки будет именно он.

— А эти двое? — спросила Изотова. — Ты им рот зашьешь?

— Не лезь ты, — отмахнулся Кущ. — Не твоего ума дело. Я привез, я и увезу… — он подмигнул. — Куда надо…

Сказано было так просто, что Леха невольно поежился.

— У тебя холодильник большой? — спросил он.

— Охерел ты, что ли? — скривился Владимир Анатольевич так, словно укусил зеленое яблоко. — Зачем эту дохлятину в холодильник класть? Я что — буду свои запасы портить? Сейчас! Дождешься! Балку к ногам — и спи спокойно, дорогой товарищ! Вот только давай отвезем подальше, чтоб на глубине… Ну, ты даешь, Губатый! В холодильник! Икру и шампусик, значит, из холодильника, а этого перца — в холодок? Груз есть? Потяжелее, чтоб не всплыл…

— Как у тебя все просто, — сказала Изотова. — Крутой ты парень, Володенька. Нет для тебя проблем. Был человек, нет человека…

Она оскалилась.

— Нужно поучиться. А то меня иногда на сантименты тянет.

Кущ оскалился в ответ, и, надо признать, это у него получилось убедительней, чем у Ленки.

— Ничего, мать, ты не переживай. Всему учатся. И не рассказывай мне, что ты вся испереживалась! Все равно не поверю. Кажется мне, особенно после вчерашнего, что и у тебя камень с души спал. Пима, что стоишь, как дурак? Я спросил — груз у тебя есть?