Читать книгу "Вопросы — это ответы - Хэл Грегерсен"

Схожую тему затронул и Майкл Инсерра из EY. Он заметил, что молодые сотрудники, как правило, «гораздо охотнее излагают свою позицию» — по крайней мере, поначалу. Проблема в том, что затем, выслушав их, «более опытные коллеги решают, где следует озвучить эти вопросы». Молодые сотрудники, естественно, замечают, что не все их вызовы системе получают развитие. «Я думаю, поэтому молодежь в итоге начинает колебаться: стоит ли делиться своими вопросами и сомнениями. Ведь они видят, что руководители тоже колеблются».

Их вопросы будут другими

В каждом поколении прогресс обеспечивают прежде всего те, кому удается сформулировать правильные вопросы для своей эпохи и сосредоточиться на них. Проблемы, волнующие нас сегодня, — не те, что занимали наших родителей, и не те, над которыми будут биться наши дети. Так что вместе с новым поколением тех, кто задает вопросы, мы выращиваем и новое поколение вопросов, которые они будут задавать. Какие-то из этих вопросов нам будет трудно воспринять как лучшие или как важное переосмысление того, что мы для себя уже приняли безоговорочно.

Мне всегда нравилось, как Антуан де Сент-Экзюпери отразил это противоречие в «Маленьком принце». Рассказчик извиняется перед читателями за то, что вычислил, что Принц прилетел с крохотного астероида В-612.

Я вам рассказал так подробно об астероиде В-612 и даже сообщил его номер только из-за взрослых. Взрослые очень любят цифры. Когда рассказываешь им, что у тебя появился новый друг, они никогда не спросят о самом главном. Никогда они не скажут: «А какой у него голос? В какие игры он любит играть? Ловит ли он бабочек?» Они спрашивают: «Сколько ему лет? Сколько у него братьев? Сколько он весит? Сколько зарабатывает его отец?» И после этого воображают, что узнали человека{22}.

Старшему поколению вопросы молодого поколения часто могут показаться неоправданными и ненужными. Именно поэтому так много детей растет в семьях, где пресекаются любые вопросы. И так много школьных систем и сообществ нацелены на то, чтобы заставить их молчать.

Я запустил собственную инициативу, призванную изменить отношение к вопросам в нашем обществе. Она называется «Проект 4–24». Без лишнего шума, но с большим упорством мы работаем над тем, чтобы в мире стало больше людей, которые каждые 24 часа уделяют четыре минуты тому, чтобы сосредоточиться на вопросах. Ограничение в четыре минуты я взял из упражнения «Шквал вопросов», которое мы рассматривали в третьей главе, ведь за это время можно немало успеть. Не обязательно каждый день выполнять именно это упражнение — еще лучше, если вы будете чередовать разные приемы и подходы к постановке вопросов. Четыре минуты в день за год складываются в целые сутки, отведенные на целенаправленное и творческое генерирование вопросов, — это не так много и не так трудно, особенно для того, кто уже настроен мыслить более творчески и искать свежие ответы для назревших проблем{23}.

Если вопросов станет больше, если заговорят те, кто раньше не имел голоса, то намного больше появится и хороших вопросов, а от этого в конечном счете выиграют все. Будущее принесет новые проблемы и новые возможности, и какие-то из них вдохновят нас на перемены. А главное, мы должны принять, что самые серьезные мировые проблемы еще только предстоит решить, и успех зависит от того, будет ли каждое следующее поколение лучше задавать вопросы.

9. Почему бы не взяться за главные вопросы жизни?

Я писал песню Show Me — «Покажи мне» — как молитву Богу, как простые и честные вопросы о жизни, о смерти и о том, почему в мире столько страдания. Но постепенно я понял, что эти вопросы нужно обращать не только к Богу; что я должен задавать их другим людям и себе самому.

Джон Ледженд[46]

К Гэри Слаткину вопрос, подаривший заряд энергии на два десятилетия прорывной работы, пришел в конце 1990-х. Он поселился в Чикаго, вернувшись в Америку после нескольких лет, проведенных в Африке в борьбе с распространением инфекционных заболеваний. К этому времени в самых неблагополучных районах Чикаго насилие с применением огнестрельного оружия стало рядовым явлением. Слаткин обратил внимание, что какие бы меры для борьбы с этим ни принимались, кровавую вендетту на улицах так и не удавалось остановить. Но однажды он подумал: быть может, проблема не в недостатках тех или иных мер? Быть может, стоит радикально пересмотреть саму природу этой проблемы? Что, если рассматривать насилие как медицинское, а не как социальное явление? Вдруг меры, которыми борются, к примеру, с холерой, помогут более эффективно повлиять на ситуацию? Иными словами, что, если насилие с применением огнестрельного оружия в буквальном смысле заразно?

В области психологии трансформирующий вопрос прозвучал, когда Мартин Селигман стал президентом Американской психологической ассоциации. До 1988 года практически все дипломированные психологи сосредоточивались на том, чтобы бороться с истоками психических проблем и расстройств, полагая, что благополучие обеспечивается отсутствием этих негативных явлений. Речь Селигмана на ежегодном съезде ассоциации побудила его коллег пересмотреть ситуацию. Что, если, спросил он, для психического здоровья также важно присутствие позитивных факторов — критериев благополучия, которые можно выявить, измерить и культивировать? Иными словами, что, если психологи будут работать не со слабыми сторонами, а с сильными, не с негативом, а с позитивом?

Современное движение в защиту окружающей среды берет начало в вопросах, которые биолог Рэйчел Карсон после некоторых колебаний решила поднять публично. В 1950-е годы Карсон стала писать научно-популярные книги и статьи, чтобы познакомить широкую публику с чудесами океана. Но, собирая материалы для оптимистичных заметок о том, как работают экосистемы, она обнаруживала, что окружающей среде наносят большой урон пестициды, прежде всего ДДТ. В 1962 году она выпустила книгу «Безмолвная весна» — фактчек, в которой оспорила представление о том, что человек должен покорять природу с помощью достижений химии. «Как можно верить, что планета, на поверхность которой мы выливаем столько ядов, останется пригодной для жизни?» — спросила она. И еще: «Мы справедливо возмущаемся влиянием радиации на наследственность. Как тогда можем мы оставаться равнодушными к такому же воздействию химикатов, которые льем и сыплем повсюду?» Карсон любила использовать вопросы как риторическое средство; ее вопросы послужили катализаторами для действий миллионов людей.

Итак, есть более крупные, более важные, главные вопросы. Эта книга началась с наблюдения, что новые вопросы порождают (пусть и не всегда заметно) новые идеи, как в бизнесе, так и во множестве других областей. В этой книге я стараюсь донести до вас, что этому навыку можно научиться. И этот навык мы можем коллективно передать следующему поколению. Вот о чем эта, финальная глава: чтобы научиться лучше задавать вопросы, нужно в том числе выработать у себя способность и смелость формулировать большие, главные вопросы. Чем больше проблема или возможность, тем масштабнее ответа она требует и тем основательнее должен быть вопрос, который мы зададим.