Читать книгу "Отцовский штурвал - Валерий Хайрюзов"

Воробьева подозрительно уставилась на Чупрова. Чувствуя, что краснеет, Илья отвернулся к окну.

– Понятно! – обронила медсестра. – Мы ему как доброму товарищу разрешаем навещать больных, а он бутылки им таскает.

– Это у нас было припрятано, а Илья новость приятную привез: у Леньки двойня родилась, – на ходу сочинил Оводнев. – Вот и решили отметить.

Зубков огорошенно уставился на Оводнева, тот незаметно подмигнул ему.

– Все равно нельзя, – нахмурившись, сказала Варя. – И впредь посторонних в палату не пускать.

Не встречаясь с Ильей глазами, Варя пошла к двери, а следом за ней, бормоча что-то под нос, зашагала Воробьева.

«Вот и поговорил, – огорченно подумал Илья. – Оказывается, я для нее посторонний». Настроение у него испортилось. Ведь ради нее шел он сюда, надеясь поговорить, а вместо этого влип в историю.

– Зверь баба, за версту чует, – кивнув на дверь, сказал Зубков.

– Да ты не огорчайся, – тронул Илью Оводнев. – Она отходчивая. Пар выпустила и остыла.

Илья так и не понял, кого имел в виду Оводнев – Варю или медсестру.

Зубков достал из кошелки банки с грибами, кулек с кедровыми орехами, шматок сала. Отдельно завернутое в целлофановый пакет сменное белье сунул в тумбочку.

– Давайте, братцы, чем богат, тем и рад.

– Нынче год урожайный, – сказал Оводнев, положив на хлеб пластик сала. – Мужики должны хорошо поохотиться.

– Откуда тебе известно? – недоверчиво протянул Зубков.

– Сразу видно приезжего, – рассмеялся Оводнев. – Сколько ты в наших краях? Без году неделя. Вот поживи с мое, все знать будешь. Ягод нынче много, орехов, а для зверья это самое главное: раз есть корм, значит, и зверь рядом. Вот посмотри, и у людей так же. Где наибольшая плотность? Там, где земля родит много. В природе все предусмотрено, все связано. Зверь – где корм, птица – где зверь, ну а человек – где деньги.

Сделав такой вывод, Оводнев некоторое время молча смотрел в потолок, затем, что-то вспомнив, приподнялся, схватил Илью за рукав:

– Будешь в Нойбе, зайди ко мне. У меня с прошлого сезона осталось несколько шкурок. Думал: возьму отпуск да в гости к дочери съезжу, на шапку ей и жене припас. Ты их привези, вдруг они сами ко мне пожалуют. Я им недавно письмо написал. Ключ от дома у Лунева. Скажи, мол, Степан просил. И еще в шкафу сберкнижка внутри старых бумаг лежит. Привези, а? И если не затруднит, приемник. Последние известия слушать.

В конце октября упал снег, но река возле Чечуйска еще сопротивлялась холоду, с тихим шорохом гнала на север шугу. Солнце поднималось поздно, светило неярко, вполнакала, быстро пряталось за лес.

На почтовый круг уходило теперь двое, а то и трое суток. Чупров никак не мог попасть в Нойбу и выполнить просьбу Оводнева. Нойба – верхняя часть круга, самая удаленная от Чечуйска точка. Летом рейсы туда выполнялись всего раз в неделю, а осенью и вовсе попасть сложно: то нет погоды, то не хватает светлого времени. Илья решил действовать по-другому. Нарушив сложившийся порядок, он подобрал скопившийся на складе груз до Нойбы и полетел напрямик, минуя Старую Елань. Как ни торопился он, а до Нойбы пришлось лететь три часа – мешал встречный ветер. Разглядев сквозь мутную пелену крохотные домики северного поселка, Илья облегченно вздохнул. Непогода сюда еще не дошла, а уж на обратном пути он как-нибудь выкрутится.

В Нойбе маленькая санитарная площадка, на которую можно сесть только с одной стороны, – с другой мешала гора. Чупров оставил поселок сбоку, и, когда домики нырнули под хвост, он круто развернул машину и пошел на посадку, целясь капотом на светло-серую, будто вылизанную языком, песчаную отмель. Самолет клонился к земле, снизу наползали деревья, валуны, аэродромные знаки.

После посадки Чупров подрулил к берегу. На бревнах, поджав под себя ноги, сидел начальник аэропорта Тимофей Лунев. Посасывая трубку, он спокойно смотрел на самолет. Неподалеку лежали собаки, они, как и хозяин, не выказывали особого беспокойства, казалось, дремали, лишь стоящие торчком уши, как локаторы, следили за приближающимся гулом. Чупров развернул самолет против ветра, выключил двигатель и высунулся в форточку:

– Тимофей Петрович, встречай! Почту привез, наверное, заждались?

Лунев вынул изо рта трубку, посмотрел в сторону поселка.

– А чего торопиться-то, никуда она не денется. Людей в поселке мало. Мужики в тайге. Сейчас Колька подъедет, разгрузим.

В это время послышался глуховатый звук мотора, заполнил собой речку, сдернул с места собак, они бросились к воде. Из-за поворота выскочила лодка, круто развернулась и, расталкивая лед, потихоньку заскользила к берегу. Мотор на полдороге внезапно осекся, глухо зашуршал под днищем битый лед, плеснула вода. Это была последняя на плаву лодка, остальные, будто вышелушенные семечки, уже лежали на берегу.

Лунев встал и, прихрамывая, пошел к берегу. Из лодки выскочил его сын Колька.

– Я тебя жду-жду. Думал, пропал совсем, – сердито проговорил Лунев. – Тут самолет уже полдня сидит, почту привез, разгружать надо. Чего он стоять-то будет.

– На Максимкиной шивере мотор заглох, – оправдываясь, сказал Колька. – Я хотел лодку у моста оставить, а потом слышу – самолет.

– Рыбу-то хоть поймал или опять пустым приехал? – почему-то поглядывая на Чупрова, спросил у сына Лунев.

– Плохо нынче. Никудышная рыбалка получилась, – подражая отцу, ответил Колька. – Малеха поймал, на две-три ухи.

– Давай ее сюда, – сказал Лунев. – А то вон Илья прилетел, надо угостить и Степану послать. Как он там?

– Лежит. Всем привет передает. Жалеет, что на охоту нынче не поедет. Он еще просил сберкнижку привезти и приемник. Ключ от дома у тебя?

– Зачем ключ, там никакого замка нет. Я дверь от собак закрыл.

Лунев посмотрел вдоль реки на гору.

– Надо торопиться, – поймав его взгляд, сказал Илья. – Снег идет.

Облако, еще минуту назад выглядывавшее из-за горы, поглотило склон, опустилось в ущелье и, отыскав удобную дорогу, стало быстро приближаться к поселку.

Колька со вторым пилотом принялись разгружать почту, а Илья с Луневым пошли в поселок.

Дом Оводнева стоял чуть в стороне, у самого леса. Дверь была подперта лопатой. Лунев отставил ее в сторону, потянул за ручку. Внутри было холодно и неуютно. Посреди комнаты валялись сапоги, на кухне возле печки – охапка дров, на плите – коробок со спичками. Тишина сторожила дом, держала вещи на тех же местах, где их оставил хозяин. Собственно, вещей-то, какие привык видеть Илья в других квартирах, не было. В закутке у печи ютилась кровать, рядом с ней грубо сколоченный стол, над ним на стене висел шкафчик. В углу на длинном гвозде умывальник.

Приемник Лунев разыскал под кроватью за старыми подшитыми валенками. Он смахнул с него пыль, вытащил блестящий прутик антенны, нажал кнопку. Приемник зашипел, Лунев чуть повернул колесико – полилась песня.