Читать книгу "Бессмертники - Хлоя Бенджамин"

— Не мне вам объяснять, что Израиль — стратегический союзник США, а вторжение в Багдад призвано укрепить их безопасность наряду с нашей, — отвечает он вполголоса. — Вот и всё, что я хотел сказать.

— В самом деле? — Плечи Майры ссутулились, голос натянут. — Честное слово, Радж, звучало так, будто евреи во всём виноваты.

— Но евреев больше никто не притесняет, они одни из ключевых союзников Америки. Весь арабский мир протестует против войны в Ираке, но американским арабам и не снилась та власть, что есть у американских евреев. — Радж умолкает. Он понимает, что здесь, за столом, все против него. И то ли чувствуя угрозу, то ли решив предотвратить её, идёт в наступление: — Между тем евреи продолжают вести себя как жертвы чудовищного гнёта. Весьма удобная позиция, чтобы угнетать других.

— Довольно, — прерывает его Герти.

Она принарядилась: бордовое цельнокроенное платье, колготки, кожаные туфли без задников. На груди стеклянная брошь, подарок Шауля. Дэниэлу больно видеть её расстроенное лицо, и ещё больней ему смотреть на Руби. Племянница уставилась в пустую тарелку, и даже при свечах видно, что у неё покраснели глаза.

Радж смотрит на дочь. На миг он кажется ошарашенным, почти пристыженным.

— Дэниэл, — предлагает он, со скрипом отодвигая стул, — пойдём прогуляемся.

Радж ведёт Дэниэла мимо ближнего ряда облетевших клёнов, ещё недавно золотых, к лужайке с прудом, обрамлённым берёзами и камышами. Ростом он чуть ниже Дэниэла, но уверенности ему не занимать — ведёт себя у Дэниэла на участке как хозяин. Дэниэлу этого достаточно, чтобы первым нанести удар.

— Ты рассуждаешь о войне, будто точно знаешь, кто её развязал, но легко судить со стороны, сидя в особняке и промышляя фокусами. Может, стоит уже серьёзным делом заняться? — От кого он слышал эту фразу? От Руби. «Я хочу учиться, — призналась она. — Хочу стать настоящим человеком, заниматься серьёзным делом». У Дэниэла горит лицо, сердце подкатывает к самому горлу, и вдруг ему становится ясно, как побольней задеть Раджа. — Даже твоя дочь считает тебя вегасским фигляром, только и всего. Мне она сказала, что мечтает стать врачом.

Пруд отражает свет луны, и лицо Раджа напрягается, будто сжатый кулак. Дэниэл видит больное место Раджа не хуже, чем собственную уязвимость. Радж боится потерять Руби. Все эти годы он прятал её от Голдов не только из неприязни к ним, но и оттого что они таят угрозу. Другая семья — другая жизнь.

Но Радж не отводит взгляда.

— Ты прав, я не врач, университетов не кончал и не из Нью-Йорка родом. Зато дочь воспитал необыкновенную. И карьеру сделал неплохую.

Дэниэл медлит: он вдруг видит перед собой лицо полковника Бертрама. «Воображаете себя особенным? Белым, блядь, и пушистым? — говорил ему полковник, сверкая улыбкой и нагрудным значком. — Как есть американский герой».

— Нет, — возражает Дэниэл, — не сделал, а украл. Ты присвоил Кларину программу. — Этот приговор он хотел произнести уже давно и сейчас рад, что наконец решился.

— Я был её партнёром. — Голос Раджа звучит глуше, тише, и за внешним спокойствием сквозит чудовищное напряжение.

— Ерунда! Ты слишком много мнил о себе. Дорожил работой больше, чем Кларой.

С каждым словом в Дэниэле крепнет убеждённость, всё отчётливей звучат отголоски другой истории — истории с Бруной Костелло.

— Клара тебе доверяла, — продолжает Дэниэл. — А ты её эксплуатировал.

— Да ты издеваешься? — Радж чуть запрокидывает лицо, белки глаз сверкают при луне. В его взгляде Дэниэл видит ревность, неутолимую тоску и кое-что ещё. Любовь. — Я о ней заботился. Знаешь, что у неё в голове творилось? Кто-нибудь из вас вообще знал? Она то и дело отключалась. Память у неё была как решето. Она даже одеться по утрам не могла без моей помощи. Твоя сестра! А ты хоть как-то ей помогал? Раз в жизни видел Руби? Звонил раз в год на Хануку?

Дэниэла мутит.

— Почему ты нам ничего не говорил?

— Я вас едва знал. Вашей семье я пришёлся не ко двору. Встретили меня как чужака, будто я недостоин Клары. Недостоин Голдов — благородных, долготерпеливых страдальцев!

Его презрительный тон на миг лишает Дэниэла дара речи.

— Ты ничего не знаешь о том, сколько нам пришлось пережить, — отвечает он после паузы.

— Вот! — Радж поднимает палец, и глаза у него такие живые, а жест так стремителен, что Дэниэлу кажется — вот нелепость! — будто Радж сейчас продемонстрирует какой-нибудь фокус. — Вот в чём и суть! Да, горя вы пережили немало, никто не отрицает. Но сейчас у вас совсем другая жизнь! Ореол ваш подкис! История ваша, Дэниэл, протухла. А вы до сих пор лелеете свои несчастья, ведь это так удобно — играть роль жертвы! Но миллионы людей до сих пор живут под гнётом. Я из них родом. И эти люди не могут себе позволить жить прошлым. Жить воображением. Нет у них такой роскоши.

Дэниэл отступает в тень деревьев, словно ища укрытия. Радж не ждёт от него ответа, а, развернувшись, идёт обратно вдоль берега пруда. Но возле дорожки, ведущей к дому, останавливается.

— И вот что ещё. — Издалека слова Раджа слышны отчётливо. — Послушать тебя, так ты важным делом занят, людям пользу приносишь. Но не обольщайся. Ты всего-навсего смотришь, как другие делают за тебя грязную работу за тысячи миль отсюда. Ты мелкая сошка, винтик. И, ей-богу, ты трусишь. Боишься, что никогда бы не смог как твоя сестра — выходить в одиночку на сцену, день за днём, и открывать свою душу до самого, блядь, дна, не зная, будут тебе аплодировать или освищут. Пусть Клара и покончила с собой. Всё равно она храбрее тебя.

26

Радж и Руби уезжают в восьмом часу утра. Всю ночь лил дождь, и их взятый напрокат автомобиль стоит мокрый на подъездной аллее. Радж и Дэниэл молча грузят в багажник чемодан и рюкзак. Капельки дождя блестят на пушистом велюровом костюме Руби, на сей раз жёлтом. Она нехотя обнимает Дэниэла на прощанье. С Раджем она точно так же холодна, но Радж ей как-никак отец, рано или поздно она его простит. Иное дело Дэниэл. Когда Руби садится впереди рядом с Раджем и захлопывает дверь, он чувствует нутряную, звериную тоску. Они выруливают задним ходом со двора, Дэниэл машет им вслед, но Руби уже уткнулась в телефон, и Дэниэл видит только копну волос.

Майра уехала на заседание кафедры. Дэниэл идёт к холодильнику за остатками вчерашней трапезы. Корочка индейки, ещё вчера такая хрустящая, сморщилась и отсырела, на сковороде застыл полупрозрачными лужицами жир. Дэниэл накладывает полную тарелку, разогревает в микроволновке и ест на кухне стоя; под конец его уже воротит от еды.

Он не в силах заставить себя сесть за обеденный стол, где накануне ужинали Чапалы вместе с Голдами, — только вчера, а кажется, будто прошли годы. Впервые Дэниэл ощущал глубокую связь с Руби, чувствовал, что может стать ей по-настоящему родным, что не должен винить себя в смерти её матери. А теперь она для него потеряна. Может быть, Руби к ним и приедет, лет в восемнадцать, когда станет сама себе хозяйкой, но в ближайшее время можно её не ждать, Радж будет против. Дэниэл мог бы и сам связаться с Руби, но ответит ли она? Испорченный праздник не только на совести Раджа.