Читать книгу "Все мои женщины. Пробуждение - Януш Леон Вишневский"

О том, что вас можно найти в Амстердаме, она узнала из Гугла.

Может быть, это было даже против вашей воли. Когда вы еще очень присутствовали в ее жизни, вы неосмотрительно сделали в этом Гугле календарь. Такую электронную напоминалку. И позволили Наталье, еще более неосмотрительно, туда заглянуть. Тогда, наверно, вы этого хотели. А там есть такая опция, она называется «открой доступ к своему календарю». Я и сама ею пользуюсь: Жайден записывает туда расписание моих смен в его магазине очков, чтобы я могла заранее все планировать. Вы были очень скрупулезны и вписывали в этот календарь все свои поездки, встречи в фирме, конгрессы, конференции, доклады, переговоры, лекции. Чтобы не забыть. Когда вы открыли доступ к своему календарю Наталье, это был, наверно, период той самой хрупкой, трепетной и волшебной близости, о которой она мне рассказывала после вина во время той незабываемой свадьбы. Потом-то вы о ней забыли и забыли также о том, что открыли ей доступ в календарь. А она туда заглядывала, потому что уж очень больно было — только вы не думайте, что я вас, упаси Бог, осуждаю. Из вашего этого календаря она узнавала о разных событиях в вашей жизни, например, о днях рождения двух других, видимо важных для вас женщин, а в тот раз вот выяснила, что вы восемнадцатого марта едете в Амстердам на какую-то важную встречу. Вы себе об этом напоминали через Гугл, записали за неделю, что надо купить вовремя билеты на поезд и постирать две рубашки, что ее, Наталью, очень растрогало. Кроме того, в первый вторник после восемнадцатого марта вы должны были встретиться со своей дочерью в аэропорту в Берлине. Это вы тоже в календарь записали. Огромным шрифтом и красным, потому что там есть такая опция.

У вас еще есть привычка — в этом календаре, наверно, чтобы лучше запоминать, комментировать эти записи. То есть это такой почти дневник очень занятого мужчины. И вот вы не прокомментировали ни словом Амстердам, хотя, по мнению Натальи, очень серьезно относились к этой поездке, раз уж брали с собой аж целых две выстиранные и выглаженные рубашки. Я, правда, лично в этом ничего особенного не вижу, но Наталья вас лучше знает. Вы также не прокомментровали ни единым словом встречу с дочерью — и это для Натальи было уже совсем удивительно. Каждый раз после встречи с дочерью вы записывали дату следующей встречи и заранее как бы блокировали этот день для других дел. А тут нет. И потом вы перестали вообще записывать что-либо в календарь. Наталья ни за что не могла поверить, что вам нечего записывать. Это совершенно не согласовывалось с вашей наполненной до краев событиями жизнью. Да, еще вы пропали из «Фейсбука». То есть вы вроде бы там были, профиль ваш оставался, но вы никакую активность не проявляли после восемнадцатого марта. Тогда она заволновалась и стала вас разыскивать. Несмотря на свое решение никогда больше с вами не иметь дело, после того как вы ее из своей жизни выкину… то есть после того как вы перестали с ней общаться. Вот она вам написала. И не один раз. Вы наверняка прочитаете, когда доберетесь до своей почты. Но вы не отвечали, хотя должны были бы понимать, что если она вам пишет, ею руководит исключительно тревога. Она ничего от вас не хотела — вы же это слышали своими ушами во время вашей последней встречи. Ваше упорное молчание ее так сильно напугало, что она вам даже позвонила. Для верности с нескольких разных номеров, чтобы убедиться, что это не просто вы не отвечаете на ее собственный номер, который когда-то был для вас так важен. Это она мне так объяснила. Но у вас в телефоне все время включался автоответчик. А как могло быть иначе, если ваш телефон уже много недель лежал в коробке на складе нашей клиники?

— Под конец она стала подозревать самое худшее… — добавила она и замолчала.

Повозившись некоторое время с пробкой от буылки, она подошла к Нему поближе, села на край постели и, подавая Ему бутылку, спокойно попросила:

— Можете мне открыть? Никак не могу справиться с этим пластиком… склеилось, наверно.

Он смотрел на нее с ужасом. Первым Его порывом было крикнуть, что Он не справится, что у Него слишком слабые руки, что Он уже пробовал. Но не сказал ни слова. Сжал пальцы правой руки на пробке, левой с силой схватился за запястье. Пробка не двинулась с места.

— Не открою. Я слишком слаб, — прошептал Он через мгновение, тяжело дыша и краснея от усилия.

— Ну так оставьте. Вот же я дурная! — воскликнула Джоана.

— Конечно, у вас нет сил после этих шести месяцев! Наш Натан, физиотерапевт, с вами работал, но на это нужно много времени и ваших усилий, а вы же спали. Сегодня днем Лукас придет. Боже милостивый, вот он удивится, когда узнает о вашем пробуждении! Дайте мне бутылку.

— На чем я остановилась? А, точно. На том, что Наталья начала подозревать самое плохое… — продолжила она спокойно.

— Хотя обычно, — говорила она, — Наталья занимается совсем другим, по сути своей и в глубине души она математик. Мне этого не понять, но так и есть на самом деле. Как женщина, а тем более женщина с ее способностями и чуткостью может тратить время на чтение книг, написанных какими-то иероглифами и с какими-то страшными графиками?! Как по мне, это какой-то жуткий диссонанс. Но она всю жизнь была такая… противоречивая…

Но вот как раз в вашем случае ей это помогло. Наталья уже давно сидела на каком-то международном закрытом форуме по математике. Правда, вас на этом форуме нет, но зато она там нашла какого-то индуса из Берлина, с которым вы якобы пишете какую-то математическую книгу, такую без формул, для нормальных людей, которые в математике ни ухом ни рылом. Она его расспрашивала о книге, хотя на самом деле книга — это был только повод, чтобы перейти к разговору о вас. Этот индус ею очень заинтересовался. Рассказывал ей о своих, совместных с вами, лекциях в Польше, говорил, что хочет и должен связаться с вами по поводу очень важных научных вопросов. Этого индуса Наталья интересовала главным образом как женщина. Ее страсть к математике для него вообще никакого значения не имела. Короче говоря, он ее пытался соблазнить всеми возможными способами. Она ему, конечно, не призналась, что знакома с вами, причем, если можно так выразиться, довольно близко…

— А я-то думала, что с математиками ничего такого вообще не бывает, — добавила она с улыбкой.

— Как-то он сказал, что вы практически пропали без вести, но это исчезновение его лично не сильно беспокоит, потому что вы и раньше частенько исчезали, по крайней мере как друг. Но она очень испугалась. И так сильно на него надавила, что этот ваш коллега-индус вам все-таки в конце концов написал. Вы, конечно, на его письмо тоже не ответили и на телефон тоже. Все это он передал Наталье. Потом он связался с вашим институтом в Берлине. Его там знали, ведь он работал там с вами над каким-то очень важным проектом, но там по телефону не захотели ему ничего о вас говорить. И этот факт самого индуса уже сильно встревожил, потому что если кто-то не хочет что-то о ком-то говорить по телефону, но готов сказать это при личном разговоре с глазу на глаз — значит, дело действительно серьезное. В институте ему рассказали о вашем «серьезном неврологическом случае» и о том, что вы находитесь в клинике в Голландии. И что вы там будете еще неопределенное время, судя по всему — довольно долго. Но больше ничего. Они даже не сказали ему, что вы именно в Амстердаме! Потому как такая информация нарушает законы Германии об охране данных, а этот индус ведь вам даже «никакой не член семьи», и что если бы «пан доктор», то есть вы, хотел бы, чтобы он продолжал работу, то вы бы передали полномочия кому-нибудь, особенно в том, что касается работы. Тогда это вашего друга-индуса это не убедило, и он поехал к вашему личному врачу, некоему доктору Лоренцо, которого хорошо знал, потому что вы не раз все вместе пили вино. Ваш врач знал все во всех подробностях, потому что наш Маккорник с ним неоднократно разговаривал по телефону, и доктор Лоренцо выдал индусу сложную историю о вашем сердце с мерцательной аритмией предсердий вместе со всеми документами о состоянии других ваших органов за последние пять лет.